– Вы хотите сказать, что к ним в магазины тоже проникает некий Х, чтобы пройтись по товару аэрозольными красителями? – с удивлением уточнил Джаич.
– Ну да, конечно!
– Ко всем антикварщикам Берлина?
– По крайней мере, к тем из них, кто занимается русской культурой. Как я уже только что упомянула.
– А вы говорили об этом Горбанюку?
– Не помню.
Джаич снова задумался.
– И что полиция?
– Господи! Что может сделать полиция? Они стоят на ушах. Злоумышленникам их сигнализация, что детская забава. Такого еще не бывало. Они даже заподозрили, что антикварщикам сообща захотелось поиздеваться над ними.
– М-да…
Версия Джаича с участием в деле отца Юрико, если я правильно уловил логику задаваемых им вопросов, – имелась ли в его вопросах вообще какая-либо логика? – начинала дышать на ладан.
– Расскажите, пожалуйста, по подробнее о тех вещах, которыми торгует ваш сын.
– Что значит, по подробнее? Описать каждый предмет? Он ведь торгует всем, чем придется! Но конек, разумеется, это русский фарфор. Наша коллекция фарфора – лучшая в Берлине.
– Кто является вашим поставщиком?
Фрау Сосланд тут же насторожилась.
– У нас целый ряд поставщиков. Почему это вас интересует?
– Меня интересует все, что может пролить хотя бы какой-то свет на события.
– Наши поставщики не имеют к этому ровным счетом никакого отношения. Уверяю вас. И давайте сменим пластинку.
– А ваш бывший супруг что-то смыслит в антиквариате? – Джаич сделал робкую попытку вернуться на проторенную тропинку.
– Нет, только в лекарствах.
– Существует такая вещь, как антикварные лекарства?
Она загоготала.
– Я имею в виду, что, кроме лекарств, он вообще больше ни в чем не смыслит.
– Понятно.
На Джаича было жалко смотреть.
– А почему вы все-таки решили, что вашему сыну угрожает опасность? – протянул я ему руку помощи. Хотя он решительно этого не заслуживал.
– Господи! Я ведь уже сказала, что чувствую. И потом я вижу, что он очень напуган. Хотя он запрещает мне вмешиваться в это дело, но я стараюсь подслушать все, что только возможно. Недавно к нему в лавку приходил Жопес, и они встревожено шептались у Юрико в кабинете. Я, конечно, почти ничего не разобрала, но готова поклясться, что дело принимает угрожающий оборот.
– А кто такой этот Жопес?
– Один из антикварщиков. Его лавка расположена по соседству.
– Жопес – это его фамилия?
– Прозвище, конечно. Фамилия – Тухер. Эрнест Тухер. Но все знакомые, даже некоторые клиенты, называют его Жопесом.
– И что же вам удалось понять из их разговора?
– Почти ничего. Они ведь шептались. Разве только…
– Да?
– Мне показалось, что нечто подобное уже происходило в Париже.
– Когда?
– Видимо, не так давно. Там то же самое происходило с антиквариатом, и сигнализация бездействовала.
– А еще что-нибудь вам удалось услышать? Тогда или в другой раз?
– Нет.
– Не густо… А мы могли бы побеседовать с ними? Я имею в виду Жопеса и Юрико.
– Вы хотите, чтобы сын сожрал меня заживо? Он же категорически запретил мне совать нос в это дело. Я ведь уже говорила.
– Но это не его, а ваше общее дело. Лавка-то принадлежит обоим.
– Неважно! Сейчас он сам там управляется. И он настаивает, чтобы я не совала куда не надо свой длинный нос.
– Это, конечно, усложняет дело.
– А я вам потому и плачу… Послушайте, вы должны сохранить мне сына. Если вы этого не сделаете, я затаскаю вас по судам, я буду являться к вам во сне, я прокляну вас, и на ваши головы падут десять казней египетских, я… – Она запнулась и вновь принялась хлюпать носом. – Он – единственное близкое мне существо, – добавила она. – Моя кровинушка…
На протяжении разговора фрау Сосланд несколько раз принималась искать на носовом платке чистое место. Наконец-то, она его нашла. Раздались трубные звуки, и тело нашей клиентки начало содрогаться.
Долго стоять посреди поляны и беседовать было не очень-то удобно. Тем более, что рядом появился ротвейлер, которого едва сдерживала на поводке девочка-подросток. Оба наших пса, в особенности такса, мгновенно изошли яростью, и это говорило о том, что пора сматываться.
– Вэл, – сказал Джаич. – Будем считать, что первая информация для размышлений получена.
– Что вы намерены предпринять? – поинтересовалась фрау Сосланд.