Я пообещал.
У меня было двадцать шесть фамилий, и только одиннадцать из них - с номерами телефонов. Я начал с телефонов, потому что это намного легче, чем таскаться по всему городу. Но у меня ничего не получилось: я никуда не мог дозвониться, а если дозванивался натыкался на автоответчик. Таких случаев было три - один раз я услышал целое шуточное обращение, а два раза автомат просто повторял последние четыре цифры номера и предлагал мне записать свое сообщение. По поводу четырех телефонов компьютер телефонной сети сообщил мне, что номера отключены. Один раз он сообщил новый номер, я записал его и позвонил, но никто не ответил.
Когда я наконец услышал человеческий голос, то сначала даже растерялся. Быстро заглянув в список, я сказал:
- Это мистер Аккардо? Джозеф Аккардо?
- Я слушаю.
- Вы постоянный клиент нашего пункта видеопроката... - Как же он называется? - ...На углу Бродвея и Шестьдесят Первой.
- Угол Бродвея и Шестьдесят Первой? - переспросил он. - Это который?
- Рядом с баром "Мартин".
- А, да, конечно. В чем дело - я что-то не вернул?
- Нет-нет, - ответил я. - Я просто обратил внимание на то, что вы уже несколько месяцев ничего не брали, мистер Аккардо, и хотел пригласить вас зайти и посмотреть наши новые поступления.
- Ах, вот как? - удивленно сказал он. - Что ж, очень любезно с вашей стороны. Обязательно это сделаю. Я теперь хожу в другой пункт, около моей работы, но как-нибудь вечером постараюсь к вам заглянуть.
Я повесил трубку и вычеркнул Аккардо из списка. Оставалось двадцать пять человек, и похоже было, что за ними придется побегать.
Около половины пятого я решил, что на сегодня хватит. К этому времени мне удалось вычеркнуть еще десять фамилий. Дело шло медленно - медленнее, чем я ожидал. Все адреса находились более или менее поблизости, пешком можно дойти, так что с этим затруднений не было, но выяснить, живут ли еще по этим адресам те, кто меня интересует, или нет, оказалось не так легко.
В пять я вернулся к себе в отель, принял душ, побрился и уселся перед телевизором. В семь встретился с Элейн в марокканском ресторанчике на Корнелия-стрит в Гринич-Виллидж. Мы заказали себе кускус. Она сказала:
- Если еда будет такая же вкусная, как здесь пахнет, то нам повезло. А знаешь, где в мире лучше всего готовят кускус?
- Не знаю. В Касабланке?
- В Уолла-Уолла.
- А-а.
- Не сообразил? Кускус. Уолла-Уолла. А если хочешь поесть кускус в Германии, надо ехать в Баден-Баден.
- Теперь, кажется, понял.
- Я знала, что поймешь, ты же у нас умник. А где можно поесть кускус на острове Самоа?
- В Паго-Паго. Извини, пожалуйста, я на минуту выйду, мне надо пи-пи.
Кускус был потрясающий, порции - просто огромные. За едой я рассказал ей, как провел день.
- Сплошное огорчение, - сказал я. - Не мог же я по табличкам на дверях установить, живут ли там люди, которых я ищу, или нет.
- Да уж только не в Нью-Йорке.
- Еще бы. Очень многие не указывают свою фамилию на табличке из принципа. Наверное, меня это не должно удивлять, ведь я член общества, где особо ценится анонимность, но кое-кто счел бы это странным. А у Других указаны фамилии, но это не их фамилии, потому что им сдают квартиру незаконно и они не хотят, чтобы это стало известно. Так что если я разыскиваю, скажем, Билла Уильямса...
- Это будет Уильям Уильямс, - сказала она. - Король кускуса в Уолла-Уолла.
- Он самый. Если его фамилия не указана на табличке, это не значит, что он там не живет. А если указана, то это тоже ничего не значит.
- Бедный мальчик. Так что ты делаешь - разыскиваешь управляющего домом?
- Если он живет в этом же доме. Только чаще всего, когда дом небольшой, он там не живет. И его, кстати, тоже может не оказаться на месте. А уж если на то пошло, то и управляющий необязательно знает фамилии своих жильцов. В общем, остается звонить в двери, стучаться и расспрашивать людей, которые большей частью мало что знают о своих соседях и ничуть не рвутся поделиться своими знаниями.
- Что и говорить, нелегкий хлеб.
- Иногда мне тоже так кажется.
- Хорошо, что тебе это занятие нравится.
- Разве? Наверное.
- Конечно, нравится.
- Скорее всего. Приятно, когда копаешь, копаешь и в конце концов начинаешь что-то понимать. Но так бывает не всегда.
Мы уже добрались до десерта - какого-то липкого пирога с медом, слишком сладкого на мой вкус, я его даже не доел. Официантка принесла нам марокканский кофе - это примерно то же самое, что и турецкий, очень густой и горький, с гущей, которая занимает треть чашки.
- Я сегодня хорошо поработал, - сказал я. - Это приятно. Но я занимаюсь не тем делом, которое мне поручено.
- А ты не можешь заниматься сразу двумя делами?
- Наверное, могу, но за расследование по поводу этого паскудного фильма мне никто не платит. Предполагается, что я выясняю, убил Ричард Термен свою жену или нет.
- А ты этим и занимаешься.
- Разве? В четверг вечером я пошел на бокс под тем предлогом, что он продюсер телепередачи, которая ведется оттуда. Я выяснил несколько вещей. Выяснил, что он из тех, кто во время работы снимает галстук и пиджак. И что он энергичный человек - скачет на ринг и с ринга и даже не вспотеет. Я видел, как он похлопал по заднице девушку с плакатом, и...
- Ну, это уже кое-что.
- Это для него было кое-что. А какой толк от этого мне, не знаю.
- Ты шутишь? Это ведь о чем-то говорит, если он может лапать девку через два месяца после смерти жены.
- Через два с половиной, - сказал я.
- Это то же самое.
- Девку?
- Девку, красотку, киску. Чем тебе не нравится "девка"?