- Особенно когда ты спишь.
- Точно. А что это ты сказал, будто он не работал последние семь лет? Он работал, когда его арестовали.
- В архивах штата про это ничего не сказано.
- Плюнь на архивы штата, - сказал он. - На том он и погорел - служил в лавке, когда была облава на предмет порнографии. Левек - он же француз, должно быть, его взяли за открытки, понимаешь?
- Он торговал порнографией?
- А разве Андреотти тебе не говорил?
- Нет. Только номер статьи.
- Ну, если бы он покопался немного, мог бы и еще кое-что найти. Это была облава на Таймс-сквер - когда же она была? А, помню, в октябре восемьдесят пятого. Ну, конечно, это же было перед самыми выборами, мэр хотел набрать побольше очков. Интересно, что придумает новый.
- Не хотел бы я быть на его месте.
- Господи, да если бы мне велели выбрать - стать мэром или повеситься, я бы сказал: "Давайте веревку". Так вот, про Левека. Они накрыли все лавочки, забрали всех продавцов, изъяли все похабные журналы и созвали пресс-конференцию. Несколько человек провели ночь в каталажке, тем дело и кончилось. Все обвинения сняли.
- И вернули им журналы.
Он рассмеялся:
- Да нет, валяются где-нибудь на складе. И никто их не найдет до двадцать третьего века. Ну, конечно, те номера, что покруче, могли разобрать по домам - для услаждения семейной жизни полицейского.
- По-моему, это возмутительно.
- Конечно. Нет, думаю, что конфискованный товар не вернули. Мы как раз на днях поймали одного типа, уличного торговца наркотиками, задержали было его, но пришлось отпустить - нарушение процедуры. Так вот он спрашивал, нельзя ли ему получить свою травку назад.
- Брось, Джо, не может быть.
- Клянусь Богом. А Никерсон ему говорит: "Послушай, Морис, если я тебе отдам травку, я должен буду тебя задержать за хранение наркотиков". Ну, дурака валял, понимаешь? А этот говнюк говорит: "Э нет, не имеете права. Где у вас основания для задержания?" - "Это какие такие основания? - говорит Никерсон. -Вот мое основание - я только что отдал тебе эту поганую травку и видел, как ты положил ее в карман". - "Э нет, - говорит Морис, - в суде это ни за что не пройдет, вывернусь". И знаешь что? Скорее всего, он был прав.
Джо дал мне адрес лавочки на Таймс-сквер, где Левек попался. Она находилась в том квартале, что между Восьмой авеню и Бродвеем, прямо на Двойке, это было видно по номеру дома, и я подумал - что мне мешает туда заглянуть? Я не знал, сколько времени он там проработал - один день или целый год, и узнать это никаким способом не мог. Даже если бы они захотели мне сказать, этого, наверное, никто не знал.
Несколько минут я просматривал свои заметки, потом откинулся назад, задрал ноги на стол и прикрыл глаза. И тут же в моей памяти на мгновение мелькнул тот человек из Маспета - любящий отец, который поглаживает по голове сына.
Я подумал, что придаю слишком большое значение одному-единственному жесту. Ведь на самом деле я даже не представлял себе, как выглядел бы тот тип из фильма, если снять с него всю эту черную резину. Может быть, этот мальчик чем-то напомнил мне юношу из фильма, - пожалуй, поэтому он мне и запомнился.
Ну и что, даже если это тот самый тип? Как я смогу его найти, идя по остывшему следу какого-то несчастного, который вот уже почти год как мертв?
В четверг я видел их на боксе. Сегодня понедельник. Если это его сын, если тут все чисто, значит, я попусту трачу силы и время. А если нет, я все равно опоздал. Если он собирался убить мальчика, пролить его кровь на кафельный пол со сточной решеткой, то он, скорее всего, это уже сделал.
Но зачем было вообще брать его с собой на бокс? Может быть, хотел разыграть замысловатую психодраму, а может быть, этому предшествовала длительная любовная связь с жертвой. Возможно, поэтому юноша в фильме как будто совсем не боялся, а скорее даже испытывал какое-то извращенное удовольствие, когда его привязали к кресту, чтобы истязать.
Если мальчик уже мертв, я ничего не смогу для него сделать. А если жив, то я тоже мало что смогу для него сделать: от того, чтобы установить личность Резинового Мужчины и разыскать его, меня отделяло множество световых лет, а к цели я двигался черепашьим шагом.
Все, что у меня было, - это труп. Ну и что из этого следовало? Когда Левек умер, у него находилась пленка, и на этой пленке было показано, как Резиновый Мужчина убил юношу. Левек погиб насильственной смертью - возможно, но необязательно став жертвой обычного ограбления в такой части города, где ограбления случаются сплошь и рядом. Левек работал в лавке, торговавшей порнографией. Он работал там неофициально, так что мог проработать не один год, хотя Гэс Гизекинд сказал, что большую часть времени он сидел дома, а это не похоже на человека, имеющего постоянную работу.
А его последняя постоянная работа...
Я протянул руку, взял телефонный справочник и нашел нужный номер. Мне ответил автоответчик, и я записал свое сообщение на пленку. Потом взял пиджак и отправился в бар "Армстронг".
Когда я вошел, он стоял у стойки - сухощавый, с бородкой клинышком и в роговых очках. На нем был коричневый вельветовый пиджак с кожаными нашивками на локтях, и он курил трубку с гнутым чубуком. Он выглядел бы вполне уместно в Париже, потягивая аперитив в кафе на левом берегу Сены. Сейчас он вместо этого пил канадский эль в баре на Пятьдесят Седьмой, но и здесь тоже выглядел вполне уместно.
- Мэнни, - сказал я, - я только что записал сообщение на твой автоответчик.
- Знаю, - ответил он. - Оно еще записывалось, когда я вошел. Ты сказал, что попробуешь застать меня здесь, и я сразу сюда отправился. Даже пиджак не пришлось надевать - не успел его снять. А живу я ближе к этому заведению, чем ты...
- ...Так что и пришел сюда первым.
- Похоже на то. Сядем за столик? Рад тебя видеть, Мэтт. Мы редко видимся.
Мы виделись почти каждый день в те времена, когда старое заведение Джимми на Девятой авеню было для меня вторым домом. Мэнни Кареш был там постоянным посетителем - иногда заглядывал на часок-другой, иногда просиживал весь вечер. Он работал техником на Си-би-эс, а жил сразу за углом. Пил он не особенно много и ходил к Джимми столько же ради еды, сколько ради выпивки, а еще больше - ради компании.
Мы сели за столик, я заказал кофе с гамбургером, и мы ввели друг друга в курс своих дел. Он сообщил мне, что вышел на пенсию, а я сказал, что слыхал об этом.
- Но работаю я не меньше, чем раньше, - сказал он. - Пописываю кое-что - иногда для своих прежних хозяев, иногда для любого, кто заплатит. Работы хватает, а пенсия идет.
- Кстати, о Си-би-эс, - сказал я.
- А разве мы говорили о Си-би-эс?
- Сейчас поговорим. Там есть один человек, о котором я хочу тебя спросить, потому что ты мог его знать несколько лет назад. Он работал там три года и ушел осенью восемьдесят второго.
Он вынул трубку изо рта и кивнул.
- Арни Левек, - сказал он. - Значит, он все-таки тебе позвонил. Я все думал, позвонит или нет. Почему у тебя такой удивленный вид?
- А зачем он должен был мне позвонить?
- Ты хочешь сказать, что он тебе не звонил? Тогда почему...
- Нет, сначала ответь ты. Почему он должен был мне позвонить?
- Потому что ему нужен был частный детектив. Я встретил его на съемках. Это было, наверно, месяцев шесть назад.
"Нет, побольше", - подумал я.
- И я уж не помню, как об этом зашел разговор, только он спросил, не могу ли я порекомендовать ему детектива, хотя не могу поклясться, что он употребил именно это слово. Я сказал, что знаю одного человека, бывшего полицейского, который живет тут же по соседству, и еще сказал, как тебя зовут и что не помню твоего номера телефона, но что ты живешь в отеле "Северо-Западный". Ты все еще там?
- Да.
- И все еще занимаешься такими делами? Ничего, что я направил его к тебе?
- Конечно, ничего, - ответил я. - Я тебе очень благодарен. Только он мне так и не позвонил.