Те полчаса, что Пен бегал взад-вперед по платформе в Танбридже до прихода вечернего поезда на Лондон, показались ему вечностью. Но вот и вечность прошла, поезд прибыл, поезд помчался дальше, замелькали огни Лондона, джентльмен, забывший в вагоне саквояж, ринулся к кебу и крикнул: "На Джермин-стрит, гони!" Кебмен, хоть и был кебменом, поблагодарил, ощупав полученную монету, и Пен взбежал по лестнице в номер леди Рокминстер. В гостиной Лора одна, очень бледная, сидела с книгой у лампы. Бледное лицо поднялось от книги, когда Пен отворил дверь. Осмелимся ли мы последовать за ним? Великие минуты нашей жизни — всего лишь минуты, как и другие. Два-три слова решают нашу судьбу. Ее может решить один взгляд, одно пожатие руки; или движение губ, даже молчащих.
Леди Рокминстер, отдохнув после обеда, встала и выходит в гостиную; теперь и мы можем туда войти вместе с нею.
— Это что же такое? — вопрошает она с порога, и горничная, выглядывая из-за ее плеча, делает большие глаза. Слова миледи понятны; и понятно удивление горничной, ибо молодые люди представляют живописную картину, и Пен пребывает в той позиции, о которой всякая молодая девица, читающая этот роман, либо слышала, либо видела ее сама, либо надеется, или, во всяком случае, достойна увидеть.
Словом, едва войдя в комнату, Пен подошел к бледнолицей Лоре и, не дав ей даже времени встать со стула и спросить: "Уже вернулся?" — схватил ее нерешительно протянутую руку, упал перед нею на колени и быстро проговорил:
— Я ее видел. Она обручилась с Гарри Фокером… Ну, а теперь, Лора?
Рука стискивает его пальцы — глаза красноречиво сияют — дрожащие губы отвечают без слов. Всхлипнув: "Благословите нас, матушка!" — Пен прячет лицо у ней в коленях, и руки, такие же нежные, как руки Элен, снова обвивают его.
Вот тут-то и входит леди Рокминстер со словами: "Это что же такое? Бек, выйдите из комнаты. Вы-то чего здесь не видали?"
Пен вскакивает на ноги торжествующий, все еще не выпуская Лориной руки.
— Она утешает меня в моем горе, сударыня, — говорит он.
— Как вы смеете целовать ее руку? Интересно, что вы еще придумаете?
В ответ Пен целует руку миледи.
— Я был в Танбридже, — говорит он. — Я видел мисс Амори и по приезде туда обнаружил, что… что некий злодей вытеснил меня из ее сердца, — добавляет он с трагическим видом.
— Только-то? И из-за этого вы хнычете, стоя на коленях? — Старая графиня начинает сердиться. — Могли бы подождать с этой новостью до завтра.
— Да, она променяла меня на другого, — продолжает Пен, — но зачем называть его злодеем? Он храбр, он верен, он молод, он богат, он красив…
— Что за вздор вы мелете, сэр? — прикрикнула на него старуха. — Что произошло?
— Мисс Амори дала мне отставку и выходит за Фокера. Я застал их в ту минуту, когда он лежал у ее ног, а она услаждала его пением. За последние десять дней приняты подарки, произнесены обеты. Ревматизм старой миссис Плантер, из-за которого душечка Лора не могла туда поехать, — это был Гарри. Он самый постоянный, самый великодушный из людей. Он обещал мужу леди Энн место священника в Логвуде, сделал ей роскошные подарки к свадьбе и, как только выяснилось, что он свободен, примчался к Бланш и бросился к ее ногам.
— Стало быть, сэр, Бланш вам не досталась и вы с горя берете Лору, так что ли?
— Он поступил благородно, — сказала Лора.
— Я поступил так, как она мне велела, — сказал Пен. — Не спрашивайте, как именно, леди Рокминстер, я действовал по крайнему моему разумению и силам. А если вы хотите сказать, что я недостоин Лоры, так это я знаю и молю бога, чтобы он помог мне стать лучше. Теперь у меня хоть будет в этом поддержка — любовь прекраснейшей, чистейшей из женщин.
— Н-да, — протянула леди Рокминстер, глядя на молодых людей уже более милостиво. — Все это хорошо, но я предпочла бы Синюю Бороду.
Тут Пен, стремясь увести разговор от предмета, тягостного для кое-кого из присутствующих, вспомнил о своем утреннем свидании с Хакстером и о делах Фанни Болтон, — поглощенный собственными треволнениями, он успел совсем о них позабыть. Теперь он поведал дамам о том, что Хакстер возвел Фанни в ранг своей супруги и как его страшит приезд отца. Он описал давешний разговор с большим юмором, стараясь особенно выделить ту его часть, которая касалась кокетства Фанни и ее неистребимой жажды покорить всю мужскую половину рода человеческого, а смысл его речей был таков: "Вот видишь, Лора, не так уж я был виноват, — это она меня обхаживала, а я сопротивлялся. Теперь, когда меня нет, маленькая сирена опутывает своими чарами других. Прошу тебя, забудь об этой пустячной истории или, если уж мне полагается наказание за этот грех, не казни слишком строго".
И Лора поняла скрытый смысл его многословного рассказа.
— Если ты и был виноват, милый, — сказала она, — то искупил свою вину раскаянием. И ты ведь знаешь, — добавила она, краснея, — я-то не вправе тебя упрекать.
— Гм, — проворчала старая графиня, — я бы предпочла Синюю Бороду.
— С прошлым покончено. Перед нами будущее. Я сделаю все, чтобы твое будущее было счастливым, Лора, — сказал Пен.
Сердце его смирялось в предвкушении такого счастья, благоговело перед ее душевной чистотой. От того, что его невеста открыла ему сердце, не утаив и своего мимолетного чувства к Уорингтону, она была ему еще милее. А она… скорее всего, она думала: "Как странно, что я могла увлечься другим. Сейчас мне даже немного жаль, что я так мало о нем думаю, так мало огорчена его отъездом. О, как я за эти два месяца научилась любить Артура! Ни до чего, кроме Артура, мне нет дела; мысли мои о нем наяву и во сне; он всегда со мною. И подумать только, что он мой, мой, что я буду его женой, а не служанкой, как предполагала еще нынче утром: ведь я готова была на коленях просить у Бланш позволения жить с ним под одной крышей. А теперь… Нет, это слишком большое счастье. Ах, маменька, если б вы были живы!" Ей и казалось, что Элен жива — невидимая стоит с нею рядом. Она вся лучилась счастьем. Даже походка у ней стала другая, даже красота расцветилась по-новому. Артур заметил эту перемену; не укрылась она и от зорких глаз леди Рокминстер.
— Ох, и лиса, а какой представлялась смиренницей, — шепнула она Лоре, пока Пен, смеясь, расписывал свою встречу с Хакстером. — Никто бы и не догадался!
— Как же нам помочь этой молодой чете? — сказала Лора. Всякая молодая чета вызвала бы сейчас ее участие — ведь счастливые влюбленные всегда неравнодушны к другим влюбленным.
— Нужно у них побывать, — сказал Пен.
— Конечно, нужно у них побывать. Я уверена, что полюблю Фанни. Едем сейчас же. Леди Рокминстер, можно нам взять карету?
— Сейчас? Да вы рехнулись, моя милая, время-то одиннадцать часов. Мистер и миссис Хакстер давно уже спят крепким сном. И вам пора уходить, мистер Пенденнис. Спокойной ночи.
Артур и Лора выпросили еще десять минут.
— Тогда, значит, завтра с утра, — сказала Лора. — Мы с Мартой заедем за тобой.
— Графская корона произведет огромное впечатление в Лемб-Корте и в Смитфилде, — сказал Пен, в глубине души и сам, конечно, польщенный. — О, придумал… Леди Рокминстер, вы не будете так добры вступить с нами в заговор?
— Какой еще заговор, молодой человек?
— Может, вы согласитесь завтра прихворнуть, и когда старый мистер Хакстер приедет, позволите привезти его к вам? Ведь если для него такая радость лечить в деревне баронета, так о графине и говорить нечего! А когда он растает — когда будет совсем готов, мы откроем ему секрет, позовем молодых, вынудим у него отцовское благословение и покончим с этой комедией.
— Чепуха, — сказала старая графиня. — Ступайте домой, сэр. Пора спать, мисс. Ну, скорее, я не смотрю. Спокойной ночи.
И как знать, может быть, старуха вспомнила собственную молодость, когда шла в спальню, опираясь на Лору, тряся головой и что-то напевая себе под нос.
Рано утром, как было условлено, прибыли Лора и Марта и, будем надеяться, произвели должное впечатление в Лемб-Корте, откуда они уже втроем проследовали в гости к мистеру и миссис Хакстер, в их пышное обиталище на Чартерхаус-лейн.
Женщины оглядели друг друга с большим интересом. Фанни волновалась — она впервые видела своего "опекуна" (как ей угодно было величать Пена за его подарок, сделанный во исполнение воли Элен) после того знаменательного дня, когда стала женою мистера Хакстера.
— Сэмюел рассказал мне, как вы были любезны, — сказала она. — Вы всегда были очень любезны, мистер Пенденнис. И я… я надеюсь, сударыня, ваша подруга поправилась, которая тогда захворала в Подворье Шепхерда.
— Меня зовут Лора, — отвечала та краснея. — Я… то есть я была… то есть я сестра Артура, и мы всегда будем вас любить за вашу заботу о нем, когда он был болен. А когда мы поселимся в деревне, мы, надеюсь, будем с вами видеться. И мне всегда будет радостно слышать, что вы счастливы, Фанни.
— Знаете, Фанни, мы решили поступить так же, как вы с Хакстером. А где Хакстер? Какая у вас славная, уютная квартирка! И кошка какая красивая.
Пока Фанни отвечает Пену, Лора думает: "Непонятно! Неужели это из-за нее мы все тогда так переполошились? Что он мог в ней найти? Она миловидна, но какие манеры! Правда, она была к нему очень добра, спасибо! ей за это".
А мистер Сэмюел, оказывается, пошел встречать своего папашу. Миссис Хакстер объяснила, что он должен остановиться в кофейне Сомерсет на Стрэнде, и призналась, что до смерти боится предстоящего свидания.
— Коли родители от него откажутся, что нам тогда делать? Я никогда себе не прощу, что у мужа из-за меня вся жизнь порушится. Вы уж за нас похлопочите, мистер Артур. Кроме как на вас, нам и надеяться не на кого.
Было ясно, что Фанни все еще смотрит на Пена как на высшее существо. И сам Артур, несомненно, вспоминал о прошлом, наблюдая трагические позы и взгляды, ужимки, рисовку и трепыхания маленькой хозяйки дома.
Как только гости уехали, явились господа Линтон и Блейдс — разумеется, повидать Хакстера, — и с ними в квартиру ворвалось табачное благовоние. Перед тем они долго и почтительно разглядывали карету с графской короной, ожидавшую у дверей пекарни. Они спросили у Фанни, что это за расфранченный шут только тто отъехал от дома, а о графине отозвались весьма одобрительно. Узнав же, что это был мистер Пенденнис с сестрой, поспешили заявить, что его отец был всего-навсего лекарь и что зря он важничает: оба они в свое время присутствовали при стычке Пена с Хакстером в Черной Кухне.
Возвращаясь домой по Флит-стрит, когда Пен от души потешался, слушая рассуждения Лоры, что Фанни-де очень мила, но красивой ее право же нельзя назвать… может быть, она ошибается, но на ее взгляд никакой красоты тут нет, они попали в затор у Темпл-Бара и тут увидели Сэма Хакстера, возвращающегося к молодой жене. Родитель его прибыл; сидит в кофейне Сомерсет — кажется, в духе, — что-то толковал про железную дорогу; но он не решился заговорить о… о том деле. Может, мистер Пенденнис попытает счастья?
Пен вызвался немедля зайти к мистеру Хакстеру, и Сэм решил подождать на улице, пока решится его судьба. Корона на дверцах кареты поразила его воображение, а старый мистер Хакстер и вовсе умилился, когда увидел ее из окна кофейни, откуда он всегда с наслаждением обозревал многолюдный Стрэнд.
— Я теперь могу себе позволить маленький отдых сэр, — сказал мистер Хакстер, пожимая Пену руку. — Вы, конечно, знаете новость? Билль-то наш прошел, сэр. Отвоевали себе железную дорогу — наши акции подскочили, сэр, и мы покупаем три ваших поля вдоль Говорки, так что и вы не останетесь в накладе, мистер Пенденнис.
Да, это были хорошие новости. Пен вспомнил, что у него на столе уже три дня лежит письмо от мистера Тэтема, которое он, занятый другими делами, до сих пор не удосужился прочитать.
— Надеюсь, вы не намерены разбогатеть и бросить практику, — сказал Пен. — Что же мы будем без вас делать в Клеверинге, мистер Хакстер? Впрочем, я слышу много хорошего о вашем сыне. Мой друг доктор Бальзам весьма похвально отзывается о его способностях. А вам, конечно, не к лицу хоронить себя в провинции.
— Для меня подходящей сферой деятельности была бы столица, сэр, — сказал мистер Хакстер, обозревая Стрэнд. — Но выбирать не приходится — я унаследовал дело моего отца.
— Мой отец тоже был врачом, — сказал Пен. — Иногда я жалею, что не пошел по его стопам.
— Вы, сэр, залетели выше. Вы мечтали о карьере законодателя, о литературной славе. Вы владеете пером, как поэт, сэр, и вращаетесь в высшем свете. Мы в Клеверинге следим за вашими успехами. Мы читаем ваше имя в списках гостей на самых аристократических приемах. Да вот только на днях жена говорила, что, мол, как удивительно, — был прием у графа Киддерминстера, а ваше имя не помянуто. Смею спросить, кому из нашей аристократии принадлежит карета, из которой вы изволили выйти? Вдовствующей графине Рокминстер? И как же себя чувствует ее сиятельство?
— Ее сиятельство не совсем здорова, — сказал Пен, — и, когда я узнал, что вы будете в городе, мистер Хакстер, я очень советовал ей обратиться к вам.
Старый Хакстер тут же решил, что, будь у него хоть сто голосов за клеверингского кандидата, он бы все их отдал Пену.
— Там в карете сидит ваша старая знакомая, тоже из Клеверинга — не хотите с ней побеседовать? — предложил Пен.
Старый врач был счастлив побеседовать с графской каретой на виду у всего Стрэнда, — он бегом выбежал на улицу, заранее кланяясь и улыбаясь. Хакстер-младший, прятавшийся за углом, увидел эту встречу между его отцом и Лорой, увидел, как она протянула ему руку, а потом они обменялись несколькими словами с Пеном, и его отец так-таки вскочил в карету и уехал куда-то с мисс Белл.
Артур, для которого в карете не осталось места, смеясь подошел к Сэму и рассказал ему, куда отбыл его родитель. Всю дорогу эта хитрющая Лора так обхаживала, улещала и умасливала старика, что он уже ни в чем не мог бы ей отказать. А леди Рокминстер окончательно его покорила, сказав, что много о нем наслышана и давно мечтала с ним посоветоваться. На что же ее сиятельство жалуется? Может, ему следует встретиться с постоянным врачом ее сиятельства? Ах, мистер Джонс как раз в отъезде? Он будет счастлив послужить ее сиятельству в меру своих знаний и опыта.
Он был так очарован своей пациенткой, что написал о ней домой, жене и детям, и с Сэмюелом он ни о чем, кроме леди Рокминстер, не мог говорить, когда тот пришел к нему пообедать бифштексом с устричным соусом, перед тем как пойти в театр. Ее сиятельству присуща величественная простота, светская воспитанность, тонкость в обращении, каких он не запомнит ни в одной женщине. А симптомы ее не внушают опасений: он ей прописал Spir. Ammon. Arom. в смеси со Spir. Menth. Pip. и померанцевым цветом, — больше ничего и не требуется.
— Мисс Белл, по всему видно, в большой дружбе с ее сиятельством. Она собирается вступить в законный брак. Все молодые люди должны вступать в брак, — это ее сиятельство так сказала. А потом графиня соизволила расспросить меня о моей семье, и я назвал тебя, Сэм, мой мальчик. Завтра я опять загляну к ее сиятельству и если средства, которые я прописал, окажут к тому времени должное действие, я добавлю к ним немножко Spir. Lavend. Сотр. и, таким образом, поставлю мою знатную пациентку на ноги. Скажи-ка, Сэм, какой театр охотнее всего посещает наша… высшие круги нашей столицы? И куда ты нынче поведешь старого деревенского доктора, а?
Назавтра в полдень, когда мистер Хакстер прибыл на Джермин-стрит, леди Рокминстер еще не выходила из своей спальни, но мисс Белл и мистер Пенденнис поджидали его. Леди Рокминстер, по их словам, спокойно провела ночь и чувствует себя как нельзя лучше. А он где развлекался вчера вечером? Был в театре? С сыном? Да, пьеса отличная, и как хороша в ней миссис О'Лири, как поет! И какой славный малый этот Сэм. Всеобщий любимец, украшение своей профессии. Конечно, манеры у него не те, что у отца, нет той старосветской тонкости, ее теперь редко в ком встретишь, но такого превосходного, такого надежного человека только поискать.
— Как бы вы сами ни решили поступить, сэр, — сказал Артур, — ему следует практиковать в провинции. Ему следует жениться — так же, как и еще кое-кому — взяться за дело.
— Эти самые слова сказала вчера ее сиятельство, мистер Пенденнис. Ему следует жениться. Сэму следует жениться, сэр.
— Лондон полон соблазнов, сэр, — продолжал Пен, и старик тотчас вспомнил эту гурию, миссис О'Лири.
— Для молодого человека нет лучше способа уберечься от них, как ранняя женитьба на порядочной, любящей девушке.
— Золотые ваши слова, сэр.
— Любовь дороже денег, верно?
— Еще бы! — сказала Лора.
— Ну, ежели и мисс Белл так считает, я согласен, — сказал старик с поклоном.
— А что если я сообщу вам интересную новость, сэр? — сказал Пен.
— Господи помилуй! О чем это вы, мистер Пенденнис?
— Что если я вам скажу, что один молодой человек, обуянный необоримой страстью к некоей прекрасной и добродетельной молодой особе, в которую все поголовно влюбляются, послушался велений рассудка и собственного сердца и женился? Что этот человек — мой друг; что наша высокородная приятельница вдовствующая графиня Рокминстер принимает в нем искреннее участие (а вам легко себе представить, чего может достичь в жизни молодой человек, в котором принимает участие такое семейство); что он вам знаком… что он здесь… что он…
— Сэм женился! Господи помилуй, сэр, уж не это ли вы хотите мне сказать?
— И на такой чудесной девушке, мистер Хакстер!
— Ее сиятельство не нахвалится ею, — сказал Пен, приврав, кажется, в первый раз с начала этой повести.
— Женился? Ах, негодяй, — сокрушался мистер Хакстер.
— Что с ними поделаешь, сэр, женятся и женятся, — сказал Пен и отворил дверь в соседнюю комнату.
Появившиеся оттуда мистер и миссис Сэмюел опустились перед стариком на колени. Маленькая Фанни в этой позе сразу ему приглянулась. Вопреки мнению Лоры, в ней, видно, было-таки что-то привлекательное.
— Больше никогда не буду, сэр, — сказал Сэм.
— Встань, — приказал мистер Хакстер. Они встали, и Фанни подошла чуть поближе, еще поближе, и была она такая хорошенькая и так умоляюще на него смотрела, что мистер Хакстер сам не заметил, как расцеловал ее личико, искрящееся слезами и смехом, ощутив от того большую приятность.
— Как тебя зовут, милая? — спросил он, прерывая это занятие.
— Фанни, папенька, — отвечала миссис Сэмюел.