Я плеснул, она сама положила лед, встряхнула стакан и отпила немного.
— Знаешь, я тебя представляла совсем другим.
— Каким же?
Она пожала плечами.
— Луис часто рассказывал о тебе. Стоило собраться друзьям, как он тут же начинал рассказывать о своей службе в армии, о своем друге, который учил его боксу. Настоящий боксер! Я все эти ваши истории знаю наизусть. Вот мне и захотелось познакомиться с тобой…
Слушай, вы, кажется, недавно виделись с Луисом?
— Он заходил пару дней назад. Посидел минут пятнадцать-двадцать и ушел. Больше я его не видел.
— Луис тебе что-нибудь рассказывал?
— Да нет, ничего особенного… сказал, что хочет снова встретиться.
— Луис был очень странным… Иногда мне кажется, что л так и не сумела понять его до конца.
— Мне он никогда не казался странным.
— Есть вещи, о которых друг ничего не знает и даже не подозревает и которые знает только жена. Понимаешь?
— Что же тут не понять? Куда ты клонишь?
— Как ты думаешь, сколько мне лет?
— Понятия не имею.
— Сорок четыре. В прошлом месяце исполнилось двадцать пять лет, как мы женаты… двадцать пять лет и тридцать дней…
— Выпьем за это.
Мы чокнулись. Она спросила:
— Ты все еще служишь в полиции?
— Ушел шесть лет назад.
— Луис всегда говорил, что ты служишь в полиции.
Его друг — настоящий полицейский и настоящий боксер!
Он тобой гордился… Тебе неприятно, что я говорю о Луисе?
— Нет.
— Мне кажется, тебе неприятно.
— Еще и дня не прошло, как он раздробил себе череп.
Ты его вдова. Не просто вдова, вдова моего лучшего друга.
— Вдова… — Глаза у нее блестели. Она криво улыбнулась и опрокинула стакан. Слишком уж она лихо пила, даже для такой женщины лихо… Смешно… я уже давно вдова, очень давно… Последние шесть лет мы с ним не жили, вернее, жили в одном доме, но спали в разных комнатах, и у каждого была своя жизнь. Тот Луис, которого ты знал, ничего общего не имел с Луисом, которого знала я, которого я постепенно стала узнавать… А сейчас налей мне еще.
Я налил ей и себе. Мы выпили, не глядя друг на друга.
— Он стал импотентом, — вдруг сказала она. — Импотентом.
Я поднял стакан и выпил до дна. Она слегка улыбнулась мне и принялась за джин. Мы молчали.
По радио звучало болеро "Ты моя" в исполнении Мансанеро. Оно очень нравилось Манолите Саседон.
— У нас было общее дело, но не было семьи, — продолжала она, как бы разговаривая сама с собой. — Фирме нужны были мы оба, фирме всегда нужны все: он, я, все.
Мы вынуждены были оставаться вместе… Но я не испытываю к нему ненависти, никогда не испытывала, поверь мне. Я была его студенткой в университете и влюбилась с первого взгляда. Еще бы, такой способный, умный, культурный и очень красивый… революционные взгляды… Ты себе не можешь представить, каким он был тогда левым…
Влюбилась, вышла замуж по любви и потом еще продолжала по-своему любить его. Луис был… не знаю, как сказать… он был необыкновенным человеком, очень обаятельным, что ли.
— А ну-ка, давай выкладывай все.
Она посмотрела на меня в упор.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты пришла сюда не за тем, чтобы поговорить со мной о своем муже. Ты хочешь узнать, почему Луис сделал такую запись на календаре. Меня уже спрашивал об этом комиссар Фрутос, сеньора де Роблес, и я ответил.
что не знаю.
— Не зови меня, пожалуйста, сеньорой де Роблес Мое имя Кристина, Кристина Фуэнтес. Я очень волнуюсь и нуждаюсь в помощи.
— В какой именно?
Глаза ее блестели, впрочем, она много выпила.
— С Луисом происходило что-то странное, он был не такой как всегда, последние шесть месяцев он много пил, напивался почти ежедневно, по ночам не бывал дома, раньше такого не случалось. Он нервничал… был взвинчен, раздражался по пустякам.
— Не вижу ничего особенного в том, что мужчина иногда выпьет лишнего.
— Дело не в этом. В последние полгода Луис совершенно забросил дела, чи разу не переступил порог своего кабинета. То он говорил, что собирается развестись и вернуться в университет, то начинал нам читать бесконечные политические проповеди… мы узнали, что он связался с плохой компанией… скажем так.
— Что ты понимаешь под плохой компанией?
— Ну… с этими… кто шатается по притонам… ведет распутную жизнь… ты понимаешь, о чем я говорю.
— Откуда вы узнали?