— Тебе что-нибудь говорит имя Луис Роблес?
— Луис Роблес? — Она нажала кнопку лифта, и мы услышали глухой звук электромотора. — Конечно, он часто заходил к Паулино. Очень симпатичный, но странный.
У меня с ним были прекрасные отношения.
В кабине лифта ощущался острый запах дешевых духов и мыла. Ванесса нажала на седьмой этаж.
— Почему странный?
— Он был из другой среды… богатый, хорошо воспитанный человек, настоящий джентльмен… Знаешь, он любил плохо одеваться, специально плохо одевался, понимаешь, что я хочу сказать? В «Рудольф» он приходил в старых джинсах и куртке. Выпьет и начнет говорить о всяких непонятных вещах… философия… капитализм…
фашизм… Любил поговорить, язык у него был хорошо подвешен. Но это был очень воспитанный человек, сеньор в полном смысле слова. Всегда приносил мне подарки и относился с уважением. Паулино говорил, что он покончил с собой. Это правда?
— Когда Паулино сказал тебе?
— Сначала я узнала от Висена, официанта в «Рудольфе». Он нас предупредил: если кто-нибудь будет спрашивать о Луисе Роблесе, мы ничего не знаем… Ясно? Ну а вчера позвонил по телефону Паулино.
— Ясно.
— Я очень расстроилась… Такой симпатичный! Ты его тоже знал?
— Паулино, он и я служили в одной роте. Это было в молодости.
— Паулино обдирал его как липку, наживался на нем самым наглым образом. Он на всех наживается. — Она улыбнулась. — Но со мной это дело больше не пройдет. Я о нем знаю такие вещи… такие… в общем, вполне достаточно, чтобы упечь его за решетку.
Лифт резко остановился, и мы вышли на площадку, оклеенную серыми обоями. По обе стороны от лифта было по двери. Ванесса подошла к правой и открыла ее.
Маленький холл с тремя мягкими стульями и вешалкой из лакированного дерева вполне мог сойти за приемную скромного зубного врача.
— Пойдем в гостиную, там удобнее. У меня еще осталось немного коньяка. Можно включить отопление.
Она толкнула небольшую застекленную дверь и протянула руку, чтобы включить свет. Но кто-то ее опередил.
В комнате стало светло.
Какой-то тип в черной куртке с пистолетом в руках пристально смотрел на нас. Он был среднего роста, смуглый, худой, с тщательно причесанными светлыми волосами. На лице его нельзя было уловить ни малейшего удивления.
Пистолет был марки «баретта» с глушителем, красивая дорогая игрушка.
— Ты! — воскликнула в испуге Ванесса, привалившись к стене. Казалось, она вот-вот упадет в обморок. — Ты! — повторила она, тяжело дыша.
Я поднял руки. Пистолет едва заметно сдвинулся с места, всего на несколько миллиметров.
— Ты, кажется, не рада нашей встрече, детка? — сказал тип и осторожно закрыл дверь. — К стенке. Живо.
В комнате стоял низенький стол, покрытый голубой скатертью, на нем пустая цветочная ваза, рядом два дешевых кресла и софа, обтянутая искусственной кожей. Две закрытые двери вели в другие комнаты. Я встал лицом к стене. Прямо перед моим носом висела картина, изображавшая лошадь, бегущую по кромке моря.
— Послушай!.. Я не имею ничего общего с Паулино!
…Ради бога, это чистая правда!.. Я ничего не знаю! — В словах Ванессы чувствовался страх, животный страх. Голос ее звучал прерывисто, она вся дрожала.
Я слышал ее тяжелое дыхание. Тип в черной куртке произнес:
— Заткнись и молчи, пока тебя не спросят. Ты меня поняла?
— Да, да, — еле слышно прошептала она.
— А ты, шаг назад. — Я подчинился. — Ноги пошире, руки на стенку.
Он подошел сзади и вполне профессионально обыскал меня. Потом открыл мой бумажник.
— Карпинтеро… Кто ты такой?
— Друг Паулино, — ответил я, не двигаясь. — Я его ищу.
— Да?.. Как удачно. Передашь ему привет от Дельбо.
Он очень обрадуется, вот увидишь.
— Не знаю никакого Дельбо, впервые слышу это имя, — соврал я. — Мы с Паулино друзья еще со времен службы в армии. Вместе служили в Учебном центре № 2 в Алкала-де-Энарес. Вчера я получил от него записку, просил меня прийти в «Рудольф», но сам не пришел. Я его ищу. Вот почему я оказался здесь.
Было не жарко, но я начал потеть. Капли пота стекали по лбу. Я услышал, как он бросил мой бумажник на пол.
— Мне безразлично, кто ты такой.
— Если ты знаешь Паулино, может, слышал от него когда-нибудь обо мне. Он меня знал как Тони Романо.
Тишина сгустилась.
— Тони Романо? — произнес он наконец.
— Да.
— Я не верю в стечение обстоятельств… А ты?
— Я никак не связан с делами Паулино.
— Может быть, ты и говоришь правду… но мне все равно. Считай, что сегодня не самый счастливый день в твоей жизни.
Стены недавно красили. Они еще пахли свежей краской. Рядом с картиной стоял торшер.
— Послушай… — Ванесса заикалась. — Паулино не обманывает тебя… Это он меня обманул, а тебя — нет, честное слово. Просто…
— Ты мне надоела, шлюха. Я устал от твоих разговоров. Замолчи! Ты меня что, за дурака держишь?
— Я могу… могу позвонить ему… А ты меня отпустишь… Хорошо?.. Если я позвоню, он… придет, вот увидишь, придет.