— Обширные следы пороха. Ее тщательно исследовали.
— Здесь что-то не так. Но что именно, Фрутос?
— Все так. Твой друг покончил с собой. Длительное время он пил, забросил все дела, систематически напивался и… — внезапно Фрутос замолчал. Потом продолжил — …он находился в подавленном состоянии, глубокая депрессия, вот почему он застрелился. Мы сталкиваемся с такими вещами на каждом шагу. Знаешь, сколько самоубийств зарегистрировано в Мадриде только в этом месяце? Одиннадцать: семь женщин и четверо мужчин… Не считая тех, кто вколол себе слишком большую дозу наркотика. В последнее время в Мадриде многие кончают жизнь самоубийством.
— Давай все-таки разберемся, Фрутос. Луис Роблес пьет у себя дома всю ночь… кстати, в котором часу наступила смерть?
— В десять минут шестого утра, если быть точными.
Возможны колебания в одну минуту.
— Значит так: он пьет всю ночь, а в пять часов утра надевает одну перчатку, открывает ящик стола, вынимает пистолет и производит выстрел. Тебе это не кажется несколько странным?
— Нет, а что здесь странного?
— Если он находился в состоянии депрессии, зачем ему нужно было надевать перчатку, прежде чем спустить курок? Какой смысл?
— Я видел самоубийц, у которых на голову были натянуты женские трусики. Мало ли какие бывают причуды.
На перчатке обнаружены следы пороха, он действительно стрелял в перчатке. Почему он поступил именно так, я не знаю, и для меня это не имеет значения.
— Вы нашли вторую перчатку?
— Мы не такие дураки, Карпинтеро, как ты думаешь.
Конечно, мы ее нашли. Она лежала в одном из ящиков стола.
— Итак, он пьет всю ночь напролет, в пять утра открывает ящик стола, видит перчатки, надевает одну, берет пистолет и убивает себя. И все это тебе не кажется странным.
— Совершенно верно. Мне это не кажется странным.
— А записка, где он упоминает меня?
— Написана за два дня до смерти. У нас есть эксперты, ты не думай. По почерку установлено, что он был очень подавлен, в тяжелом психическом состоянии. Имеется отчет каллиграфической экспертизы. Расследование было проведено самым тщательным образом, Карпинтеро. Мы тут зря хлеб не едим.
— Когда покойник богат, вы из кожи вон лезете, это верно.
Крошки табака прилипли к его желтым зубам. Он с досадой сплюнул.
— Не выношу твоих шуточек. Они мне никогда не нравились.
— Он был моим другом, Фрутос.
— Брось. Вы не виделись больше двадцати лет. Он возглавлял Административный совет процветающей компании с множеством предприятий. Богатый финансист. А ты кто? Человек без определенных занятий. Совместная служба s армии еще ни о чем не говорит. Я со многими служил в армии.
— Версия самоубийства намного удобнее, чем подозрение в убийстве.
Лицо его побагровело. Он стукнул кулаком по столу и наклонился ко мне.
— Терпеть не могу твоих шуток! Я работаю в полиции около сорока лет и свое дело знаю! Так что нечего меня учить, как следует проводить следствие!
Внезапно он успокоился и откинулся на спинку кресла. Сигарета была почти докурена, она уже жгла пальцы, но он ее не выбрасывал, любил выкуривать до самого конца, как будто опасался, что кто-то потом подберет окурок. Наконец все же положил его в пепельницу. Жесты Фрутоса были подчеркнуто размеренными.
— Я служу уже сорок лет, — тихо произнес он. — Сорок лет. Чего только не повидал за эти годы! Знаешь, мне бы хотелось быть сельским учителем. Учить детей. Какая прекрасная работа! У меня был бы садик, огород, куры.
Каждый год забивал бы свинью. Все бы меня уважали.
Вот идет сеньор учитель, говорили бы в деревне.
— Ты бы женился и имел сейчас пятерых детей.
— Не можешь обойтись без своего похабного юмора?
Послушай, Карпиитеро, я знаком с твоим личным делом.
Ты себя прекрасно зарекомендовал… за исключением, конечно, некоторых пижонских выходок… Я знаю, ты был в свое время хорошим полицейским… Мне понятны твои чувства по отношению к приятелю, с которым вы вместе служили. Но я тоже хороший полицейский, всю жизнь только этим и занимаюсь, так что дело я знаю. Со мной работают хорошие ребята, конечно, не все… он замолчал.
— Что ты хотел сказать? Договаривай.
Фрутос снова тяжело вздохнул и принялся скручивать очередную сигарету. Прежде чем ответить, он покачал головой.
— Ты всегда будешь таким. Тебя уже не изменишь.
— Знаешь, что я тебе скажу, Фрутос? У нас получился очень странный разговор. Что с тобой происходит?
— Ничего. Почему ты решил?..
— Ты вдруг стал слишком любезным.
— Просто тебо повезло, у меня хорошее настроение. А сейчас, с твоего разрешения, я займусь делами. — Он стукнул рукой по куче папок, лежавших на столе. — В это время я обычно занимаюсь нераскрытыми преступлениями. Никто мне не мешает, все спокойно.
— Последний вопрос, Фрутос. — Я раздавил сигарету в пепельнице и встал. Он по-прежнему был поглощен самокруткой. — Вы расследовали его личную жизнь? Интересовались членами семьи? Делами компании?
— Расследование было проведено безупречно.
— До свидания, комиссар, вы были очень любезны.
Я уже подошел к двери, когда он меня окликнул.
— Минуточку! Ты, кажется, говорил, что видел во сне Луиса Роблеса. К чему ты это сказал?
— Это был глупый сон, сеньор комиссар. Жена Луиса Роблеса говорила мне во сне, что кто-то его шантажировал, что существовали какие-то компрометирующие фотографии.
— Ерунда какая-то!
С такого расстояния я не мог разглядеть выражение его лица, но мне показалось, что он напрягся.