– Нет, я не останавливался.
– А со стороны могло показаться, что машина остановилась?
– Не знаю. Честное слово, не знаю. Знаю только, что я не останавливался.
Мартин Бек повернулся к Раду:
– Кажется, он только что говорил, что старается ехать быстрее, когда запаздывает?
– Говорил, точно.
Мартин Бек снова обратился к убийце. Черт возьми, он в самом деле уж думал о нем как об убийце.
– Посещение почты не было задержкой, которая потом вынуждала бы поторапливаться?
– Я всегда захожу на почту по средам, – спокойно ответил Фольке Бенгтссон. – Во-первых, отправляю письмо матери в Сёрдертэлье. Ну и еще дела бывают.
– Сигбрит Морд не садилась в машину?
– Нет. Честное слово, не садилась.
Вопрос был наводящий, но в обратном смысле.
– Или Сигбрит Морд все же села в машину?
– Нет, не села. Я не останавливался.
– Еще вопрос. Может быть, Сигбрит Морд помахала рукой или сделала еще какой-нибудь знак?
Снова воцарилась мучительная, непонятная пауза.
Бенгтссон молчал.
Смотрел в глаза Мартину Беку и молчал.
– Сигбрит Морд сделала какой-нибудь знак, когда увидела машину?
Еще кусок жизни ушел в небытие. Мартин Бек думал о женщинах и о том, на что можно было потратить это время.
Снова на выручку пришел Рад. Он рассмеялся и сказал:
– Ну что ты молчишь, Фольке? Махала тебе Сигбрит или нет?
– Не знаю, – ответил Бенгтссон.
Так тихо, что они едва расслышали.
– Не знаете? – повторил Мартин Бек.
– Да, не знаю.
– Почему ты не хочешь говорить ему "ты"? Уж больно вычурно получается, – сказал Рад.
– Не могу, – ответил Мартин Бек.
Это была правда. Он не мог. Хорошо хоть, хватает духу быть честным.
– Ладно, не можешь, так не можешь, – вздохнул Рад. – Кто за правду горой, тот и герой. Всяк правду хвалит, да не всяк её сказывает.
Кольберг слегка опешил.
– Народная мудрость, – объяснил Рад, смеясь.
Фольке Бенгтссон не смеялся.
– Итак, Бенгтссон знаком с Сигбрит Морд. Не может быть, чтобы вы никогда не думали о ней как о женщине. Я задам вопрос и хочу услышать честный ответ. Какого мнения Бенгтссон о ней? Как о женщине...
Молчание.
– Отвечай, – сказал Рад. – Фольке, ты должен ответить. Только по-честному.
– Иногда я думаю о ней как о женщине. Изредка.
– Ну и? – поторопил его Мартин Бек.
– По-моему, она...
– Что она?
Фольке Бенгтссон и Мартин Бек смотрели друг другу в глаза. У Бенгтссона – голубые. У Мартина Бека (ему ли об этом не знать) – серо-голубые.
– Отвратительная, – сказал Фольке Бенгтссон. – Безнравственная. Животное. От нее разит. Но я вижусь с ней часто. А думал вот так только два или три раза. Вы это хотели от меня услышать? – спросил Фольке Бенгтссон.
– Ты отнес ей яйца в пятницу?
– Нет, я же знал, что её нет.
Они помолчали.
– Вы меня мучаете, – сказал Фольке Бенгтссон. – Но я на вас не в обиде. Такая уж у вас работа. Моя работа – торговать рыбой и яйцами.
– Верно, – мрачно произнес Кольберг. – Мы мучили тебя раньше и теперь мучаем. Я в тот раз сломал тебе руку. Ни за что ни про что.
– Ничего, она быстро срослась. Совсем зажила, честное слово. Вы приехали, чтобы забрать меня?
Мартина Бека вдруг осенило.