166143.fb2
– Еще бы. А что в нашей работе может нравиться человеку?
Снова зазвонил телефон.
Мальм.
– Что нового? Что сделано?
Кольберг передал трубку Монссону.
– Он лучше меня в курсе дела, – покривил Леннарт душой.
Монссон невозмутимо изложил по порядку все новости.
– Что он сказал? – спросил Кольберг, когда разговор окончился.
– "Прекрасно!" И еще сказал, чтобы мы двигались дальше на всех парах.
Через час явился Бенни Скакке, привел злополучную машину.
Эксперты зафиксировали отпечатки пальцев, затем начался осмотр.
– Ну и старье, – заметил Монссон. – Так, краденое имущество... Старый телевизор... ковры... статуэтка какая-то, если это можно назвать статуэткой. Спиртное... Разное барахло. И несколько монет из копилки.
– Плюс двое убитых и столько же раненых – вероятно, пожизненных инвалидов.
– Вот уж действительно неоправданные жертвы, – заметил Монссон.
– Остается позаботиться о том, чтобы их не прибавилось, – заключил Кольберг.
Они тщательно обыскали старый "шевроле". У обоих был немалый опыт в таких делах, а Монссон вполне заслуживал звание эксперта по обнаружению вещей, которые ускользали от внимания других.
И на этот раз ему повезло.
Между спинкой и сиденьем кресла, что рядом с водительским, попала сложенная несколько раз тонкая бумажка. Обивка разлезлась, и бумажка застряла под ней. Кольберг был почти уверен, что он ни за что не нашел бы этот клочок.
Они возвратились в кабинет Монссона.
Кольберг развернул бумажку, Монссон вооружился лупой.
– Что это такое? – спросил Кольберг.
– Валютная квитанция, выдана каким-то датским банком, – объяснил Монссон. – Точнее, копия квитанции. Одна из тех бумажек, которые либо выбрасывают сразу, либо складывают и суют в карман. И теряют потом, когда из того же кармана достают носовой платок.
– И на ней положено расписываться?
– Как правило, – сказал Монссон. – Но не всегда. Зависит от правил данного банка. Здесь роспись есть.
– Ну и почерк! – сердито заметил Кольберг.
– А кто из молодых в наше время пишет лучше? Что там?
– Кажется, Ронни. Дальше К. И маленькая "а", и какие-то закорючки.
– Кажется, Ронни Касперссон, – заключил Монссон. – Или Каспарссон. Но это лишь догадка.
– Ронни – совершенно точно.
– Что ж, проверим, может быть, и обнаружится какой-нибудь Ронни Касперссон.
Вошел Бенни Скакке. Постоял, переминаясь с ноги на ногу. Кольберг посмотрел на него:
– Что там у тебя?
– Да вот, привел несколько человек, знакомых Кристера Паульсона. Девушка и два парня. Будете говорить с ними?
– Я поговорю, – ответил Кольберг.
Во внешности молодых людей не было ничего необычного. Впрочем, семь-восемь лет назад они сразу привлекли бы к себе внимание: длинные кожаные куртки с вышивкой, на парнях джинсы, тоже разукрашенные вышивками, на девушке длинная юбка, то ли индийского, то ли марокканского типа. Все трое в кожаных сапогах на высоком каблуке. Волосы до плеч. Они смотрели на Кольберга с тупым безразличием, которое в любую минуту могло смениться враждебностью.
– Привет, – поздоровался Кольберг. – Есть будете? Кофе, бутерброды?
Ребята пробурчали нечто утвердительное, а девушка тряхнула головой, убирая волосы с лица, и звонко отчеканила:
– Накачиваться кофе да объедаться белым хлебом – только себе вредить. Хочешь быть здоровым – ешь натуральные продукты, пока еще можно хоть что-то найти. Избегай мяса и всяких суррогатов.
– Ясно, – сказал Кольберг. И повернулся к стоявшему у двери стажеру.
– Принеси три чашки кофе и побольше бутербродов, – распорядился Кольберг. – Зайди в овощную лавку на углу и купи здоровенную морковку, чтобы было побольше витаминов.
Стажер вышел. Ребята заржали, девушка сидела прямо и сурово молчала.
Стажер вернулся с кофе, морковиной и розовым от усердия лицом.
Теперь рассмеялись все трое. Кольберг мог бы и сам усмехнуться, но ему не стоило большого труда сдержаться. К сожалению.
– Ну так, – заговорил он. – Спасибо, что пришли. Вам известно, о чем речь идет?
– Кристер, – ответил один из парней.
– Вот именно.
– По сути дела, Кристер был вовсе не плохим человеком, – сказала девушка. – Да только общество испортило его, и за это он ненавидел общество. А теперь легаши его убили.
– Он и сам ранил двоих, – вставил Кольберг.
– Ну и что. Меня это не удивляет.