- Для такого испытания случай подходящий нужен, - отвечаю. - Это все равно как петь со сцены; одно дело, когда народу полный зал, а другое когда скамьи голые стоят. Так и тут, ежели на спор специально, много не выпьешь. А и выпьешь - впрок не пойдет. Вон Мишка Кабан выпил десять тонких стаканов, на одиннадцатом упал и хрипом изошел. А на свадьбе я, бывало, и по двенадцать стаканов выпивал. Да еще пьешь! Может, и больше выпьешь, но всегда под конец водки не хватает. Так что всему делу голова случай.
- Да в том-то и досада, что был со мной такой случай однова. Был, да я им не попользовался. До сих пор жалею.
И Парамон рассказал мне про этот печальный случай.
- Работали мы с Сенькой Курманом заготовителями от сельпа. Дело было под праздник, накануне зимней Миколы. Снег повалил - ну ни зги не видать. А мы как раз барана купили, на заготовительный пункт везти. Но как его туда переправишь? Дорогу перемело. На лошади поедешь - с пути собьешься, замерзнешь. Это теперь машины есть, а раньше? Сидим мы под вечер в сторожке - деревянной будке, возле сельповского магазина. И баран с нами. Сидим и думаем... "Семен, - говорю. - Ведь он у нас подохнет. Или хуже того - весом скинет. Убытки понесем. Куда в такую пору за кормом итить? Давай его зарежем?"
"Давай, сейчас и до дома не дойдешь. Вон какая метет".
Пока я растапливал печку, пока за водой на реку сбегал, Семен успел разделать его.
"Гусек с потрохами бабам отдадим, - говорит он, - задок сварим, сами съедим, а передок для отчетности оставим".
Вот сидим, варим... А снег все идет и идет. Эх, теперь хотя бы поллитровку достать, думаем. Такая у нас закуска варится...
Но денег нет, да и Полька Луговая, наш продавец, в район уехала. Сидим, сочиняем - как бы водки достать. Семен говорит, если денег нет - бей на уважение. Потому как уважение человеку сделать - ничего не стоит, зато отыгрыш большой: и в долг могут поверить, и так, задарма дадут. Вот я, говорит, "Георгия" еще в тую войну получил. А сказать из-за чего? По совести признаться, исключительно за подхалимаж.
Сидим мы вот эдак, балясы точим. И вдруг как засветит нам сквозь ставни. И машина вроде бы послышалась. Выбегаем - так и есть. Машина в самые ворота уперлась. Кузов гружен выше кабины, и одни только ящики, а сквозь щели между досками горлышки бутылочные видны. Брезент ветром сорвало и треплет, вроде портянки на веревке.
"Что за село?" - спрашивает шофер из кабины.
А я, веришь или нет, смотрю на эти ящики с вином и вроде бы замлел от переживания.
Но Сенька мой бесом вертится возле шофера: "Да не все ли тебе равно, мил человек, какое село. Дело теперь не в селе, а в тепле. Вылезай-ка, обогрейся. У нас и печурка топится, и казан кипит".
Вошли мы в сторожку. У шофера так ноздри и заиграли: "А вроде бы чем-то пахнет у вас?"
"Едой да выпивкой, - подмигивал Семен. - Откуда ты едешь?"
"Из Пугасова в Ермишь".
"А угодил в Брехово".
"Скажи ты на милость! Ведь никуда не сворачивал. И как я здесь очутился?"
"Черти завлекли. Мы то есть", - сказал Семен.
Снял он казан с бараниной да крышечкой эдак поигрывает, чтобы дух на шофера шел.
"Садись, - говорим, - с нами повечеряешь".
Тот не выдержал: "Обождите, ребята, я сейчас обернусь".
И несет поллитровку. Ну как тут верующим не сделаешься? Ведь бывает же - ты не успел как следует помечтать о ней, а она сама к тебе в руки идет. Вы скажете, колдовство? Нет, Сенькина обходительность, подхалимаж то есть, и больше ничего.
Разлили мы водку на три части. Шофер говорит: "Мне пить нельзя. Ехать надо в Ермишь".
"Да куда ты сейчас поедешь? Разве от такого добра едут", - сказал Сенька, вываливая мясо из казана.
У нашего шофера аж дух захватило. Он говорит: "По такой закуске стыдно давить одну бутылку на троих".
Пошел он, принес еще бутылочку. Мы и ту распечатали и заместо супа выпили, а мясом заедали.
"Где две, там и третья", - сказал шофер и еще бутылочку принес.
"Что ж, - говорю, - Семен, у нас получается? Водки много, а закуски нет. Давай заваривать и другую часть барана".
Сбегал я опять на реку, воды принес... Наварили мяса. Разлили и эту бутылочку, выпили.
"Что ж это у нас получается? - говорит Семен. - Водка кончилась, а закуски много".
Принес шофер еще бутылочку, распили.
"Ну, теперь, - говорит, - я поеду, ребята".
Встал он от казана и на своих ногах дошел до порога. Значит, доедет! Правда, в дверях его качнуло. Он притолоку на плече вынес и упал в снег.
"Семен, - говорю, - давай супом отливать его".
Принес Сенька кружку супу, мы ее в рот шоферу влили. Отошел. А Семен ему в руки теплый сверток мяса сует.
"На, - говорит, - в дороге собьешься, все погреешься от нечего делать".
"Ребята, - говорит шофер, - век вашей доброты не забуду. Возьмите на память ящик водки".
А я себе думаю: ну, мы возьмем, а если с тобой что случится? Люди видели, как ты заезжал. Значит, украли, скажут. А там и нас потащат. Нет, так не пойдет.
"Легко сказать - возьми, - отвечаю. - А с какой стати эдак сразу ящик водки?"
"А с той самой, что она у меня лишняя. Мне ящик на бой положено. А боя нет".
"На бой оно, конечно, положено, - думаю себе. - Но ты сел да уехал. А ежели, в случае чего, ко мне придут..."
Оно и то беда - посоветоваться не с кем. Сенька уже в сугроб запахал носом. Какой он советчик? И взяло верх надо мной сумление. Отказался я от ящика. Но два поллитра в карман сунул.
Утянул я воз брезентом, затолкал шофера в кабину. Лег он на баранку и поехал.
Берусь за Семена; трясу, поднимаю, а он как ватный, отпущу - падает.
"Семен, - говорю, - пошли опохмеляться".
Тут он один глаз открыл:
"А не врешь? Дай пощупать?!"
Сунул я ему бутылку в руку, он ее пощупал и, веришь или нет, - сам встал! Распили мы с ним эти бутылки и тут же уснули.