Однотонно гудели моторы "боинга".
Я их не слышал.
С первых же строк детектив Джека Хиггинса перенес меня в мужественный мир сильных мужчин…
Начавший накрапывать дождь. Пустынная улица. Ворота тюрьмы, откуда промозглым сентябрьским утром после восьмилетней отсидки вышел главный герой.
— До скорого! — цинично бросил ему охранник.
— В аду увидимся… — огрызнулся Хью Марлоу.
Вышедшего из тюрьмы блатаря приветствовал не только охранник.
В припаркованной к тротуару машине Хью ждали гангстеры — бывшие его друзья — подельники, а теперь враги. Приятели в свое время бесчестно бросили его в беде и начисто забыли на все время, пока он парился на нарах, но сразу вспомнили о нем, как только появилась возможность заполучить двадцать тысяч фунтов с последнего грабежа, которые исчезли вместе с Хью Марлоу в день его задержания…
— Привет братан! — Окликнули его из машины. — Есть одно незаконченное дельце, которое надо уладить! Не считаешь?
— Паш-ли вы! — Хью Марлоу и не оглянулся. — И вообще… Старайтесь держаться подальше!
— Смотри, Хью! Пожалеешь!
О том, что освободившегося из тюрьмы гангстера ждут новые испытания, очень скоро предупредил и полицейский инспектор — ведь дело о том последнем грабеже по-прежнему висит не списанным…
Но Хью Марлоу не тот человек, которого можно запугать.
За его плечами не только восемь лет тюрьмы, там еще была и корейская война, и три года в китайском лагере военнопленных — угольная шахта в Манчжурии, двенадцатичасовой рабочий день ежедневно по колено в воде…
— Если кто-нибудь попробует перейти мне дорогу, я вобью его в землю…
Я читал этот детектив не один раз. И всегда словно впервые.
Дальше действие перенеслось в дешевую гостиницу в Лондоне, в номере которой Хью в свое время надежно спрятал ключ от тайника с деньгами — так надежно, что его за эти годы не смогли найти ни честные полицейские, ни алчные приятели…
Передо мной разворачивались привычные мизансцены западного детектива, на которых с небольшими вариациями всегда разыгрывался один и тот же милый сердцу спектакль…
Меня вернул к действительности голос стюардессы и сразу вслед я снова ощутил гудение металлической массы:
— Господа! Поставьте, пожалуйста, вертикально кресла, выдвиньте столики. Через несколько минут вам будет предложен горячий завтрак…
В перелете из Москвы в аэропорт Бен Гурион для меня не было ничего необычного — я летал этим маршрутом наверное более двух десятков раз…
Послышался стук выдвигаемых столиков…
Я оглядел салон.
Впереди, на экране телевизора, разворачивались неординарные события, намечалась постельная сцена…
— Нам все равно не покажут… — посетовал кто-то сбоку по-русски. Некошерно…
Большинство летевших были россияне, но кое-где виднелись и этнические израильтяне — неожиданно загорелые в это бессолнечное время года, а некоторые и с закрученными косичками вдоль щек, в черных кипах на головах, как и положено хасидам. Они тоже выдвинули столики — компания "Эль-Аль" обеспечивала религиозным пассажирам специально приготовленное для них пригодное к употреблению иудеев — кошерное — питание…
Где-то среди пассажиров находились и знаменитые израильские секьюрити — профессионалы высочайшего класса, получившие право на вооруженное сопровождение самолетов "Эль-Аль" в Москву…
А пару часов назад я еще сидел в своем "жигуле" на Павелецком вокзале.
До рейса Москва — Тель-Авив времени оставалось совсем мало.
И всего несколько минут на раздумье. К вечеру я мог быть уже в Иерусалиме.
Авиакомпания "Эль-Аль" летала ежедневно, кроме субботы.
Я выбрал "Эль-Аль".
Израильский заграничный паспорт "даркон" был всегда со мной — он мог мне понадобится как документ прикрытия, со мной же была и "золотая виза", дававшая возможность быстро снять деньги в любом отделении банка…
Я позвонил Рембо — глава "Лайнса" мгновенно сориентировался.
Дежурный схода связался с турбюро по поводу билета…
Пока я гнал в аэропорт, наперерез мне уже мчал "джип" с двумя детективами, которых Рембо послал навстречу. У Белорусского я пересел в "джип" и погнал дальше. В "жигуль" сел Бирк. Рембо ввел его в курс дела, мне не довелось даже коротко проэкзаменовать…
Вечером он должен был вместо меня быть у элитного дома, а утром завтра проводить девушку на автостоянку. На него — бывшего МУРовца и замначальника райотдела — я мог положиться. Со всеми вопросами, которые могли у него возникнуть, Бирку следовало адресоваться к Рембо или связаться со мной по мобильнику…
По дороге я еще успел позвонить в Химки.
Жены дома не было. Но моей целью на этот раз была не она, я думал связаться с ней вечером из Иерусалима, а автоответчик.
Я набрал код и получил доступ к самой последней информации от Леа.
— Шломи готов познакомить вас со своими работами по финансовому праву…
В переводе на обычный язык это могло означать, что частному детективу удалось заглянуть в счета Фонда и фирм-однодневок, зарегистрированных по украденным паспортам, отмывавших теневой капитал в банке "Яркон".
Не слишком оригинальная мысль неожиданно проникла в мой наполненный гудящим металлом "боинга" мир…
Можно было лишь удивляться настойчивости, с какой наши российские предприниматели, в том числе олигархи, независимо от их происхождения, пытались прокручивать свои дела в Израиле, несмотря на все барьеры, которые ставили там перед бизнесменами — выходцами из бывшего СССР.
Вступивший в силу израильский Закон о запрете отмывания грязных денег определил наказание в виде тюремного заключения до 10 лет за легитимацию и внедрение в финансовую систему капитала, нажитого преступным путем.
Чтобы осудить человека за отмывание капитала, достаточно лишь доказать, что он знал, что деньги или имущество нажиты преступным путем. Даже если человек не знал, какое именно преступление послужило источником капитала, это не служило ему оправданием. Для реализации закона израильтяне создали даже специальный орган, подведомственный министерству юстиции…
Еще до принятия этого установления отсидел в тюрьме, в одиночке, шесть лет и был освобожден с невероятными трудностями лишь по отбытию двух третей срока пресловутый Григорий Лернер, он же Цви Бен-Ари, пытавшийся создать собственный российско-израильский банк. Фактически изгнали из Израиля Антона Милевского, жестким преследованиям подверглись финансовые тузы Михаил Черный, Григорий Лучанский…
Убедившись, что я не могу предложить никаких новых объяснений этому, я снова открыл книгу.
Гангстеры, подстерегавшие Хью Марлоу недалеко от тюрьмы, не собирались отказываться от своей доли награбленного и, в конце концов, выследили его в гостинице. Схватка не на жизнь, а на смерть, произошла именно там. Хью остался в живых, совершив рискованный прыжок из окна. И вот снова схватка, но уже с другими бандитами. И в конце хеппи-энд: маленький городок в доброй провинциальной Англии. Скромная, приветливая девушка и ее отец, ставшие объектами преследования бандитской шайки, их-то и выручает из беды бывший гангстер, герой, не боящийся никого и ничего, сильный, надежный, упрямый, живущий по понятиям — неписанным законам совести и братства.
Я посмотрел в иллюминатор: внизу уже показалась гладь Средиземного моря — мы подлетали к аэропорту Бен-Гурион…
Но я читал и читал, и снова не мог оторваться.
Последние страницы "Железного тигра" я дочитал, когда самолет уже бежал по взлетной полосе и пассажиры по обыкновению громко хлопали в ладоши, приветствуя пилотов, совершившим мягкую посадку…
Живой образный бандитский сленг, язык свободных людей, на котором в жизни никто никогда не станет разговаривать…
Крутые, скорые на расправу гангстеры…
А, главное, грубоватые, но бескорыстные и преданные Закону полицейские. Я отлично их представлял, ведь это были мы — Рембо, я, Пашка Вагин, Бирк, наши бывшие коллеги — менты, снова отчаянные, юные, полные надежд; забывшие про синяки и ушибы, полученные на службе; верящие, что все лучшее еще впереди и обязательно сбудется.
Выше звезд, круче крутых яиц!..
В Тель-Авиве стояла мягкая средиземноморская зима, мало чем отличавшаяся от нашего бабьего лета, и одежды людей в аэропорту имени Бен Гуриона отличались существенным разнообразием — от выпущенных из брюк навыпуск теплых рубашек и сандалий на босу ногу до тяжелых курток и высоких дамских сапог.
В глаза сразу бросилось еще большее, чем обычно, количество легко узнаваемых по виткам радиотелефона за ухом секьюрити из охраны аэропорта, в форменных, с короткими рукавами куртках, облегчающих стрельбу и силовой захват, а еще множество вооруженных солдат — одиночек и группами, — с автоматами, карабинами и тяжелыми объемистыми сумками. У себя в России, в Москве, я уже отвык от вида людей на улице при оружии…
До Иерусалима я добрался на такси.
На этот раз израильская столица показалась мне малоприветливой, настороженной.
Был разгар арабской интифады, улицы выглядели менее людными, прохожие спешили больше обычного. Школьники легко было узнать по картонным коробкам с противогазами. Шла война…
Однако, как и прежде, когда я здесь жил, по узкой главной артерии улице Короля Георга Четвертого, с трудом разъезжаясь, катили комфортабельные, на два просторных салона, автобусы компании "Эгед"…
Остановка у центрального супермаркета "Машбир" была полна людей.
Профессиональные нищие все так же трясли перед прохожими свои пластмассовые стаканчики с мелочью…
Мне не очень-то везло сегодня…
На Гилель, 6, в Центре, в офисе адвоката, меня ждало короткое послание.
Леа сообщала, что по срочному вызову уехала в следственную тюрьму, на "Русское Подворье" и пока не знает, сможет ли возвратиться до конца рабочего дня. В связи с этим мне приносились вежливые извинения.
Следственный изолятор находился недалеко от офиса. Словечко "руси" в названии изолятора не было случайным. Тюрьма размещалась в бывших хозяйственных постройках, примыкавших к зданию православного собора св. Троицы, принадлежащих Русской Миссии в Палестине. Я мог поехать к тюрьме, прежде мне уже приходилось встречать Леа у выхода…
Я взглянул на часы…
Мог я и поехать ко вдове Любовича.
Леа сообщила точный адрес скончавшегося в больнице Шаарей Цедек Юрия Любовича. Подробности его жизни я мог узнать от вдовы, прожившей с ним последние несколько лет. Она и ныне жила в его квартире в районе Гило…
Я выбрал второе.
Дом, в котором при жизни обитал господин Любович, оказался пятиэтажный, окруженный высокими соснами, и в воздухе я ощутил мягкий знакомый запах дачного Подмосковья.
Вокруг никого не было видно и это тоже напомнило Расторгуево или Малаховку в послеобеденный час, перед тем, как спадет жара и на улицах снова появятся дачники и их дети…
Застроенный белым иерусалимским камнем район Гило венчал вершину огромной раскидистой горы, с которого вся израильская столица была видна, как на ладони.
Он долго считался весьма престижным, пока во время последней интифады арабские снайперы не начали его обстрел из деревушки Бейт-Джала, расположенной в непосредственной близости.
К чести муниципальных властей они тотчас приняли необходимые меры. На опасном направлении стекла в домах заменили на пуленепробиваемые, а в наиболее уязвимом месте напротив библейского Вифлеема появилась стена, она закрыла прохожих и автобусы.
И все же удар по престижу Гило оказался весьма чувствителен и, видимо, поэтому таксист, везший меня, накинул к таксе еще десяток шекелей… За риск!
В Москве перед столь ответственным визитом я постарался бы провести небольшую установку на покойного и его вдову, под благовидным предлогом обошел бы соседей — я ведь абсолютно не представлял себе не только ни ее, ни его самого…
В чужой языковой среде я просто не в состоянии был это сделать.
Но, в конце концов, меня ведь по существу интересовала только связка имен Любович и девушка, жившая в его московской квартире, встречавшаяся с главой Фонда…
Я вошел в вестибюль, осмотрелся.
Дневную почту уже доставили — из здешних небольших почтовых ящичков на треть, а то и на половину высовывались письма. Часть негабаритной корреспонденции попросту лежала на полу. Как и утренние газеты. Чужая почта тут, как правило, никого не интересовала. Я нашел почтовый ящик с фамилией "Любович", из него высовывался длинный банковский конверт…
Где-то на верхних этажах послышались шаги.
Я сунул конверт в карман, двинулся к лестнице.
Любовичи жили на втором этаже. Я позвонил. Короткий звонок гулко отозвался в пустом пространстве квартиры…
Вскоре послышались небыстрые шаги.
Открыла моложавая блондинка с бескровным отекшим лицом. Прежде чем повернуть ригель замка, она несколько секунд рассматривала меня в дверной глазок.
— Вы ко мне?
— Да, здравствуйте…
Мне необходимо было, чтобы меня пригласили войти.
— Я был соседом Юрия Афанасьевича в Москве. И вот неожиданно оказался здесь, в Иерусалиме… — Последнее — по поводу "неожиданности" — было истинной правдой. Я был абсолютно искренен. — Хотелось бы несколько минут поговорить с вами. Да и другие соседи тоже интересуются, просили узнать, как все с ним случилось…
— Заходите… — сказала женщина кротко.
Квартира оказалась двухэтажной, богато обставленной, короткая лестница сбоку вела в нижнее помещение. Впереди виднелся большущий балкон, к которому примыкала такая же просторная светлая кухня.
— Вы надолго сюда? — спросила женщина.
— Завтра я еду в Эйлат…
Мы стояли друг против друга. Я незаметно рассмотрел ее. Долгоносая, высокая. Бледные некрашеные губы. Выщипанные брови. Джинсовая рубаха, брюки. Плоская грудь. Светлые глаза. Вся какая-то бесцветная.
"Типичная вешалка…"
На вид ей можно было дать не больше тридцати восьми. Визит застал ее врасплох, но не огорошил. Она никуда не спешила.
— Посидите, — женщина показала на кресло. — Пить хотите?
— Спасибо. Не беспокойтесь.
— Я сейчас… — Она направилась к лестнице в нижнюю половину квартиры.
Я снова осмотрелся.
Мебели в огромном салоне было немного: два внушительных размеров кожаных кресла и такой же громоздкий диван. Комплект этот, встречавшийся в большинстве иерусалимских домов, тоже назывался салоном.
В комнате стоял кроме того овальный стол и цветной, на колесиках, телевизор с гипертрофированным, как все в этом салоне, экраном, подходившим, скорее, студии, нежели частной квартире. Еще я заметил несколько интересных картин на стенах и живые цветы вдоль подоконников…
Хозяйка вернулась быстро. Этих минут ей хватило, чтобы переодеться и навести макияж. На ней была теперь длинная юбка с разрезом, под кожаным пиджачком виднелась кофточка с довольно глубоким декольте.
— Пейте, пожалуйста, — она поставила на стол бутылку с минеральной водой, стаканы. — Вы как здесь? Как новый репатриант — оле хадаш? — Она устроилась против меня, в другом кресле.
— Туристом. Я не спросил, как вас зовут?
— Елена. Можно Лена. Вобще-то, в Израиле мы все Иланы…
— Вы давно здесь?
— Восемь лет. С Юрием Афанасьевичем мы уже тут познакомились…
У нее была чисто русская внешность и, следовательно, получить израильское гражданство она могла только в браке с человеком, имевшим право на репатриацию.
Она угадала мою мысль.
— Я приехала с первым мужем. Он тут умер. Потом встретилась с Юрием Афанасьевичем… Пять лет назад…
— "Афанасьевич" — редкое отчество у евреев…
Она выразительно взглянула на меня. Красноречивого этого взгляда для меня было достаточно.
"Любович получил израильское гражданство тоже в результате супружества!.."
Я почувствовал в моей собеседнице человека не болтливого и спокойного.
Наверное, я мог бы спросить ее напрямую:
"Кто эта девушка, что живет в московской квартире Любовича? Вы ее знаете? Кто она ему? "
Скорее всего она бы ответила. Мы бы поговорили минут десять и расстались довольные друг другом.
Но как профессионал я не мог рисковать.
Для начала мне предстояло услышать о жизни новоявленных израильтян, о их поездках по Стране, о турах по Средиземноморью и большинству европейских столиц.
Чем еще могли поразить российские репатрианты бывших соотечественников?!
Однако мне повезло: зарубежные вояжи Любовичей оказались в плоскости моего интереса…
— Я несколько раз была в Турции… А с Юрием Афанасьевичем мы слетали в Лондон, в Амстердам. В Бремен… После первого инфаркта он не рисковал ездить один…
— Почему в Бремен? — Я удивился.
— Там у него дочь. У нее страховой бизнес…. — Она снова вернулась к поездкам. — До этого он поколесил по Европе! Ого! С израильским паспортом дорога везде открыта. Кроме США и, кажется, Канады…
— Арабских стран…
— Он и там был. В Ираке, в Сирии… Но по советскому паспорту. Только в Россию ни разу…
Я прикусил язык.
"Пять лет не был в Москве! А элитному дому, там, где его квартира, от силы два года! "
Женщина что-то почувствовала, потому что спросила:
— Вы его близко знали?
— Как сосед. Не больше… Иногда мы заходили друг к другу. Интересный был человек…
— Он на своем веку повидал многое… — Похоже, она была рада мысленно вернуться в свое недавнее прошлое. Разговор со мной не был ей в тягость. И в тюрьме сидел, и в больших начальниках ходил… Чем только не занимался. И портным был, и следователем…" Этой рукой, он говорил, я и Брежневу руку пожимал. И Андропову. И Джуне. И маршалу Жукову…"
— Кем же он был?
— Я тоже спрашивала. Он только смеялся…
Я, кажется, уже представлял себе прежний род деятельности этого человека: он трудился все на то же могущественное советское ведомство, что и Арзамасцев, и Хробыстов…
Я спросил из чистого любопытства:
— В каком же он звании?
— Полковник. Но форму не носил. У них свои традиции. И праздник свой…
"Еще бы!.." — Я отлично знал его:
— "День чекиста!" Двадцатое декабря… — я на время отдалился от узко-деловой задачи, которую перед собой поставил.
— Вы тоже из них?!
— Да нет, — я перевел разговор. — Как хоть он выглядел в последние годы? Потолстел?
— Сейчас покажу… — Она спустилась на нижний этаж и вернулась с фотоальбомом.
— Это мы на Мертвом море…
Я вперился глазами в снимок.
Водная гладь, в которой невозможно утонуть в виду ее плотности. За ней, дальше не особо гористый берег Иордании. На переднем плане был пляж, выпачканные целебной грязью фигуры…
— Это в санатории, в Эйн-Геди…
Любович оказался живчиком-стариком.
Чекист действующего резерва смотрел в объектив с наивным стариковским торжеством — в купальных трусах, коренастый, напрочь лишенный шеи, с мускулистым коротким туловищем и такими же короткими руками…
Фотографировала, видимо, Елена-Илана — на снимке ее не было.
Вместо нее рядом с Любовичем стоял молодой рыжий мужчина, очевидно, его знакомый, худощавый, с острой лисьей мордочкой — оба были по шею вымазаны грязью Мертвого моря.
Продолжая разговаривать, я не спеша листал альбом.
Сюжеты отличались многообразием…
Мужское застолье в эйлатской гостинице на Красном море, парад российских ветеранов в Иерусалиме- колонны пожилых людей, обилие медалей и орденов. На тротуарах недоуменные лица израильтян — у них не приняты нагрудные наградные знаки…
Снова мальчишник — то ли новые русские, то ли криминальные авторитеты. Характерные типы внешности…
Женщина с охотностью поясняла:
— А это мы в Иерусалиме с известным здешним бандитом. С Ционом Даханом… — Знаменитый гангстер — сравнительно молодой еще человек сидел за карточным столом вместе с Любовичем и его женой. — А это дочь Виктора Афанасьевича…
У дочери Любовича оказалась квадратное, но, в общем, приятное лицо, совиные круглые глаза, к тому же широко отставленные, крупные, ярко накрашенные губы…
— Дочь его была здесь?
— А как же! Прилетала на похороны… И потом, когда вступала в права наследства. Эта квартира ее. По завещанию…
— А вы… — Я взглянул на нее.
— А я могу тут жить сколько захочу… Но только, пока вдова. Если я выйду замуж — должна покинуть квартиру… — Вдова улыбнулась. После макияжа она выглядела значительно моложе и привлекательнее. — Правда, совершать эту глупость пока не собираюсь…
Она ближе подвинула кресло. Я мельком взглянул на ее стройную ногу, показавшуюся из-под высокого разреза юбки…
Мы болтали довольно мило. Но наши интересы лежали в совершенно разных плоскостях.
— А как же дочь?!
— За нее можно не волноваться. У нее осталось еще два дома в престижном районе — в Гиват Бейт — Керем. И третий дом — в Нетании…
Ей было лестно мое внимание к ее делам.
— Юрий Афанасьевич был богатый человек. Когда он пригласил меня жить вместе, мы почти три недели провели в "Ганей ха-Ям ха-Тихон". Слыхали? Это отель у моря. С бассейнами, с регулировкой температуры воды, пабом… У него счета в крупнейших здешних банках…
Я прикинулся наивным:
— Я слышал только про израильский банк "Дисконт"…
— Сберегательные программы у него были в "Леуми". А валютный счет фирмы…
— У него фирма?!
— Не одна. Он страховал недвижимость… Банковский валютный счет в "Ярконе".
Я был на верном пути.
— Рядом жили, а я и не знал, что он такой богатенький…
— Конечно, он был не единственный учредитель. Как водится… Сейчас его пакет ушел к дочери…
— А как насчет московской квартиры? — Было естественным задать этот вопрос именно сейчас. Тот, что открывал прямой путь к обсуждению проблемы девушки. — Квартиру он тоже завещал дочери?..
Настал черед удивиться моей собеседнице:
— Разве он ее не продал?!
— По-моему в ней живут… — Расспрашивая, я продолжал неспешно листать альбом. Ближе к концу все больше попадались фотографии самой вдовы во время каких-то торжеств, среди купающихся в бассейнах, на пикниках…
— Юрий Афанасьевич ни-ко-гда! не вспоминал о квартире… — Она решительно качнула головой.
— Но он должен был платить квартплату, кроме того вода, коммунальные услуги… Он ведь, наверное, прописан… — Я сознательно запутывал ее своим невежеством. — Вы его внутренний российский паспорт видели?
Она покачала головой.
— У него не было. Мы ведь при выезде сдавали внутренние паспорта. Я почти год вела его дела. У него никакой квартиры в Москве. И никакого российского паспорта…
Вот тебе на! Полный облом!..
Предполагаемая мной связка "Любович — девушка — Заказчик" при проверке распалась в первом же звене…
Любович, выходит, активизировался на другом направлении — паспорт его не был украден, на счета его фирм переводилась валюта для отмывания и расхищения. Его российским паспортом и квартирой, купленной на его имя в элитном доме, как и его счетами, пользовались подельники…
Ничего нового мне больше здесь не светило.
Я мог со спокойной совестью прощаться.
Я перевернул альбом, он снова открылся на первой странице.
Высокий рыжий парень рядом с морщинистым стариком-мафиози обращал на себя внимание. Узкое лицо, острые лисьи уши, выступающий лоб — пуля… Если прибегнуть к сравнению из животного мира, лисенок. На вид можно дать и восемнадцать лет, и двадцать восемь…
Круг знакомых у мафиози — всегда криминал…
— А это кто?
— Не знаю. Я спросила мужа, он только засмеялся: "Лисенок…" Илана взяла у меня из рук альбом. Закрыла, отложила в сторону. — Он прилетал на одни сутки. Кажется, из Германии. Наутро муж отвез его в Аэропорт…
— Потом вы его тоже видели?
— Один раз и, между прочим, недавно. Здесь, на Кинг-Джордж. Но он меня не узнал…
Когда я вышел, было уже темно.
Ехать в офис к Леа было поздно.
Вокруг я снова не увидел ни одного прохожего. Только припаркованные машины… Всюду. На тротуарах и вдоль улицы. Да еще беспородные израильские кошки с грязными отметинами на переносье — вечном неизгладимом следе их беспутной уличной жизни…
Надежды найти такси не было, а водители проезжавших машин тут не левачили.
На Ближнем Востоке это было опасно.
Я остановился у автобусной остановки.
Арабская деревня Бейт-Сафафа — плоские крыши объемных каменных домов — лежала прямо подо мной в огромной глубокой тарелке. За ней начинались — Катамоны, излюбленное место обитания российских репатриантов, "район иерусалимской бедноты", как однажды назвали его по первому каналу израильского телевидения…
Гирлянды огней висели по холмам, пронизывая темноту…
Еще выше, на высоте, соответствующей примерно двадцатому этажу, начинался уровень престижного центрального района. Там, на верху, уже начиналась яркая ночная жизнь. Еще выше овалом чаши, из которой ничто не могло выплеснуться, плыла молодая Луна…
Я достал письмо, которое изъял в вестибюле, вскрыл фирменный конверт. Банк "Апоалим" сообщал о предстоящем окончании срока закрытия валютного счета…
Счет был закрыт сроком на год…
Учитывая, что владельцу счета выплачивался процент, общая сумма вклада Любовича была не менее четверти миллиона долларов, таковы были новые правила…
И все-таки главное открытие состояло в другом:
Все эти годы Любович путешествовал по миру и только на родине не был ни разу. К девушке, которая проживала в его московской квартире, он не имел отношения. Квартирой распоряжались другие люди…
Водитель подъехавшего автобуса, коротко просигналил, видя, что я смотрю куда-то в сторону…
Отель на Яффо, который я выбрал был не из особо престижных. В свое время в нем останавливался один из наиболее любимых мною российских авторов детективов — Георгий Вайнер с женой. Если бы хозяин отеля был догадливее, он бы приказал повесить об этом табличку у входа и в холле увеличенную фотографию писателя. От российских фанатов жанра не было бы отбоя…
Я пил кофе внизу, просматривал газету на русском.
Одна из заметок сразу привлекла мое внимание. Это была перепечатка из "Едиот ахронот".
На протяжении нескольких последних лет, писал известный журналист, в Израиле действовала преступная группировка, снабжавшая израильскими документами лидеров русской мафии. Российские мафиози получали израильское гражданство при помощи фиктивных браков в странах Восточной Европы, после чего приезжали в Израиль, где преступная группа, представшая ныне перед Окружным судом Тель-Авива, помогали им как можно быстрее получить израильские заграничные паспорта. Полиция полагала, что преступники опирались на поддержку бывшего следователя КГБ СССР, работавшего сотрудником отделения МВД в Холоне под Тель-Авивом. Уголовное дело против него не было возбуждено за отсутствием достаточных улик. Среди клиентов последнего среди других были, в частности такие знаковые фигуры российского преступного мира, как Сергей Михайлов и Виктор Аверин, лидеры солнцевской группировки…
"Отсюда могут расти и израильские ноги Юрия Афанасьевича…"
Но я не занимался биографией Любовича.
Как личность он меня просто не интересовал.
Я вернулся в номер. Вышел на балкон.
Внизу, по Яффо сновала шумная и совершенно трезвая толпа, было много израильских солдат — парней и девушек с карабинами. За годы, что не был здесь, я давно уже отвык от зрелища стольких вооруженных людей на улицах…
Какие-то старшеклассницы — тинейджеры о чем-то громко спорили прямо под моим балконом — несколько клоунских фигурок с тонкими талиями, перехваченными поясами, в широченных клешах, больших дурацких колпаках…
Израиль давно уже провел очередные выборы, а автобусные остановки и некоторые автобусы все еще были заклеены огромными портретами кандидатов и их предвыборными слоганами. На проносившихся патрульных машинах полиции сверху были хорошо видны трехзначные номера, крупно выведенные на крышах, рядом с мигалками…
Я вернулся в номер. Прежде чем позвонить Леа, я набрал номер Рембо.
Меня почему-тог не отпускала мысль, что за эти несколько часов, пока я отсутствую, в Москве что-то произошло. Я и сам не мог себе объяснить, чего именно я опасаюсь.
"Заказчик начал компрометацию генерала Арзамасцева?! Мои видеозаписи появились на Первом канале? Что-то с Бирком?!"
Я звонил Рембо и домой, и на мобильник.
Дома его не было, мобильник не отвечал.
Против ожидания мне удалось поговорить с собственной женой.
— У нас снова отложили учения… — обрадовала она меня. — Все нормально. Не волнуйся… Да! Чуть не забыла! Тебе звонил подполковник Исчурков…
— Кто? — Слышимость была отличная, и все же мне показалось, что я ослышался.
— Исчурков!
Мы учились вместе в Академии, потом он стал начальником Инспекции по собственной безопасности нашего транспортного Управления. Б-г знает, чем он занимался последнее время.
— Зачем я ему?
— Он говорит: при увольнении ты не сдал спецкабуру… Он просил тебя позвонить. Оставил телефон…
"Узнаю Григория Грязнова…"
Родное Управление на транспорте! Ну дела! Столько лет прошло! Я мотался по свету. Где только не побывал?! Франция, Япония… Уже работал как секьюрити за границей! А у них все числится недостача моей спецкабуры. Материал передан в Инспекцию. И вот ее начальник меня находит! В Иерусалиме!
"Браво, ребята…"
— Ты сказала, что я в Израиле?
— Нет. Возможно он будет звонить…
— Скажи обязательно. И предупреди, что у меня два гражданства. Сразу отстанет…
— А другого ничего?
— Нет.
Теперь я мог спокойно звонить адвокату.
Леа была уже дома. Мы обменялись стандартными:
— Шолом! Ма шлом?
"Здравствуй!" и "Как здоровье?"
Оба эти приветствия тут постоянно шли в связке. Даже между малознакомыми.
И только на "ты". Вежливое "вы" в древнем языке отсутствовало напрочь. Поэтому и к Б-гу верующие обращаются только на "ты", как в Торе…
— С приездом, — адвокат перешла на русский.
К моему приезду у Шломи уже появились важные для меня новости. Леа и не подумала говорить о них после работы да еще по телефону.
Мы разговаривали не очень долго. Я рассказал о своем визите к вдове Любовича и ее воспоминаниях о покойном…
— Хорошо, тогда до утра. Бай…
— Спокойной ночи.
Я продолжал разыскивать Рембо, но его по-прежнему не было.
Я включил телевизор. На русском канале израильского телевидения шла политическая дискуссия на извечную местную тему правые и левые. Выступал кто-то из бывших соотечественников, депутат кнессета — он говорил долго и скучно.
"Такова беда всех написанных речей…"
Ведущий несколько раз его перебивал и камера показывала чаще ведущего, чем собеседника…
Наконец, я смог переговорить с Рембо. Он позвонил на мобильный.
— Если вам звонит нотариус… — Он прокомментировал свой звонок английской поговоркой: — значит, кто-то умер или собирается умирать…
— Надеюсь, это не так…
— Почти. На генерала Арзамасцева было совершено покушение…
— Сегодня?
— Около часа назад. У дома, когда он возвращался с работы. "Камаз" преградил дорогу, а в это время с тротуара дали автоматную очередь по машине. Водитель находится в реанимации. Арзамасцев чудом остался в живых: отделался царапинами…
— По телевидению дали?
— Нет. Тему закрыли.
— А стрелявший?
— Киллера, как водится, не нашли.
— Да-а…
— Так что Бирк снимал только девицу… Когда будешь? — Рембо уже прощался.
Я машинально взглянул на циферблат.
— Завтра. Точнее уже сегодня.
— Что-нибудь есть?
— Пожалуй. Завтра я с утра встречаюсь с Леа…
Около девяти утра я уже стоял у входа в учреждение Министерства Юстиции с длинным названием "Рашам ле инъяней еруша", занимающееся регистрацией завещаний и вопросами наследства.
Леа приехала еще раньше — к открытию — и должна была вот-вот появиться.
Наш необыкновенно опытный и деловой израильский адвокат при необходимости с необыкновенной легкостью открывал казенные сейфы с нужными документами.
В израильской столице было по- весеннему свежо. Ночью в городе прошел тропический зимний ливень. Над крышей отеля все время грохотало, сверкала молния. Утром, когда я ехал в такси, я видел вдоль тротуара несколько сломанных зонтов, выброшенных ночными прохожими.
Но сейчас дождь закончился и даже на несколько минут появилось солнце.
Леа действительно появилась очень быстро.
— Можно уезжать…
Худенькая, немногословная она показала на свой портфель.
Мы прошли несколько метров к ее машине, Леа села за руль. Мы поехали в ее контору на Гилель. Поднялись в офис.
— Наконец-то… — Она с удовольствием закурила.
Из портфеля появилась копия завещания Любовича. Через минуту-другую Леа уже начала переводить основные фрагменты в поисках важного для моей миссии в Иерусалим.
— Документ составлен в присутствии двух свидетелей, судя по фамилиям, выходцам из Латинской Америки, здесь исчерпывающие распоряжения по части имущества, принадлежащего завещателю…
Постепенно я вошел в курс дела.
Завещательную массу, как ее называют юристы, составили уже известная квартира в Гило, дома в Иерусалиме и Нетании, шекелевые и валютные счета в израильских и европейских банках.
Суммы, содержащиеся на счетах не указывались. Зато упоминался счет Любовича в банке "Яркон".
У нас бы этот банк назвали бандитским. Он работал с фиктивными фирмами, в том числе с "Лузитанией", "Меридором". Можно было предположить, что и остальные названные в завещании были такими же фиктивными, зарегистрированными по утерянным и украденным паспортам, большей частью российским…
— Недавно у нас принят закон "Хок албанот хон". Он запрещает сознательное отмывание капитала, полученного преступным путем… — Она подвинула мне сигареты и пепельницу, устроилась удобнее в кресле, подложив ногу под себя. — Банк не переведет деньги на ваш счет, пока не будет предоставлена достаточная информация о вашей личности. Кроме того банк обязан проинформировать о финансовой операции правоохранительные органы…
Леа формулировала сжато и точно.
Еще в бывшем Союзе, несмотря на молодость, она была уже заметной фигурой в Рижской городской коллегии адвокатов. Особо ее привлекали сложные гражданские дела.
Кроме недвижимости и валюты на банковских счетах, Любовичу принадлежали и акции в нескольких крупных американских компаниях…
Главное же, в чем я смог быстро убедиться, Любович ни словом не упомянул в завещании московскую квартиру. Жилой площади этой словно и не существовало…
"Все зря…"
Розыск заказчика через Любовича и девушку не имел перспективы. Не Любович поселил ее в элитном доме, не у него получил ключи от квартиры мой заказчик…
Я подавил вздох разочарования. Леа еще подымила сигареткой.
— Дел много в судах? — спросил я, продляя перекур.
— По искам о возмещению ущерба я больше не работаю… — Она засмеялась.
Это случилось в мой последний приезд. Одна из клиенток — женщина золотого возраста, весьма энергичная особа умудрилась зацепиться ногой за выступ плинтуса в супермаркете, и обратилась за помощью адвоката. Леа составила заявление в суд и с владельца супермаркета, представитель которого отчаянно сопротивлялся, говоря, что выступ в таком месте, что не увидеть его просто невозможно, суд взыскал в пользу истицы двести долларов. Через неделю женщина снова пришла к Лее, на этот раз она зацепилась за ограду у мэрии. "У тебя легкая рука, девочка…" В иске, правда, на этот раз отказали: "заграждения для того и существуют, чтобы их обходить…" Но женщина вскоре пришла снова и Леа заметила, что она как-то странно присматривается к выступам в адвокатском офисе…
— Любович был достаточно состоятелен… — Леа погасила сигарету, вернулась к делу. Сразу, без предварительной раскачки. Таков был здешний стиль. — Отель "Ганей ха-Ям ха-Тихон", о котором вам рассказала его вдова, место отдыха миллионеров… Роскошные квартиры на крыше сдаются за полтора миллиона на полгода… Кроме того Нетания пользуется определенной известностью в криминальном мире… Наркотики, рэкет… — Она включила компьютер. — Что же касается его сберегательных программ в "Леуми". То там могут быть и стотысяче-шекелевые вклады — это минимальная вкладываемая сумма…
Я поблагодарил.
Сам по себе Любович меня не интересовал.
Мне нужны были его связи, которые могли облегчить путь к заказчику. А, кроме того, все, что имело отношение к счетам Фонда Изучения Поблем Региональной Миграции в банке "Яркон", а, следовательно, к генералу Арзамасцеву. Эту часть моего поручения выполнял частный детектив.
Леа улыбкой обозначила смену предмета разговора.
— Теперь то, что подготовил Шломи… — Она вошла в сайт на компьютере. — Фонд Изучения Проблем Миграции… Последнее перечисление из Москвы поступило в банк "Яркон" на счет некоей фирмы…
— "Меридор"? "Лузитания"?
— В данном случае "Меридор". Который их и обналичил.
— Давно?
— Месяц назад. "Лузитания" тут тоже фигурирует…
Все игры, которые велись Фондом, происходили на одном поле.
— Получателю выдан наличными валютный эквивалент перечисленной суммы в размере сто тысяч долларов США…
— А кто отдал распоряжение?
Она заглянула в компьютер:
— Поручение подписал господин… Что у вас за клиенты? Все с неудобопроизносимыми фамилиями… Может Харобистов? Харубистов…
Я не удивился, услышав исковерканную почти до неузнаваемости фамилию заместителя Арзамасцева. В иврите существовала проблема с гласными.
— Хробыстов…
— От его имени есть еще поручение, подписанное в начале года. На триста тысяч долларов…
"Почему Хробыстов? Почему не сам Исполнительный директор?! — подумал я. — Знает ли об этом Арзамасцев? Или все происходит за его спиной?!"
— За подобное другой наш генерал — от юстиции… — я смягчил услышанное шуткой. — Был приговорен к девяти годам тюремного заключения. Правда, условно…
Леа улыбнулась. Она была родом из буржуазной Латвии и лишь потом жила в Советском Союзе. Ее родственников сразу сослали в Сибирь. У этих людей с самого начала не было тех иллюзий, с которыми мы, рожденные в России, расставались все последнее десятилетие…
— Деньги получил… — Она вернулась к компьютеру. — Тоже фамилишка… Я зык сломаешь! Клин- шевски…
Я кивнул.
Эту фамилию я тоже знал. Вначале и мне тоже она далась с трудом. Но теперь я полностью с ней освоился, так как понимал, что с ее обладателем по-хорошему нам было уже не разойтись…
Леа считала с компьютера:
— Сведений о нем у Шломи нет. Однако — и это вам тоже будет интересно… — Она обернулась ко мне. — Некоему господину с похожей фамилией… — Леа снова глянула на экран. — Калину… Так вот несколько лет назад господину Калину Министерство внутренних дел Израиля перекрыло выезд из страны. Кстати он тоже из Нетании…
Сходство фамилий, безусловно, наводило на размышления.
К "Калин" легко дописывалось остальное окончание…
А еще упоминание города Нетании.
В Информационном Центре "Лайнса" содержалось немало данных на тамошних криминальных авторитетов из наших бывших соотечественников, о тамошних криминальных разборках и дерзких кражах. Последним в этом ряду было ограбление банковских сейфов в Кфар-Шмарьягу…
Из соседнего заброшенного здания преступники прокопали длиннющий подземный тоннель к сейфам банка "Леуми". Кражу обнаружила одна из клиенток, которая за три недели до этого положила в свой сейф 130 тысяч долларов и драгоценности, а нашла лишь песок и мусор. В задней стенке сейфа зияла дыра. Пострадал и некий почтенный нумизмат, хранивший в сейфах банка золотые и серебрянные монеты, оцененные в 240 тысяч долларов. Полиции удалось задержать преступников. Все они оказались выходцами из стран СНГ. Главным подозреваемым являлся житель Натании…
Я уточнил:
— Калину закрыли выезд в связи с уголовным делом?
— Да, против него полиция возбудила дело по отмыванию денег…
Опять тот же закон! Словно специально против нашей мафии!
— Запрещено проведение операций, имеющих целью скрыть источник и имя настоящего владельца капитала…
С этим было ясно. Все, связанное с наркотиками, проституцией, убийствами… И даже с торговлей ворованными запчастями, не говоря об азартных играх, незаконной торговлей оружием…
Я вспомнил фото Любовича, сидящего за карточным столом со знаменитым гангстером.
— Кстати, Цион Дахан… Вам это что-то говорит?
— Безусловно… Он начинал карьеру как вожак банды Кирьят-Ювель. Потом пытался установить власть над криминальным миром Иерусалима… Король преступного мира восьмидесятых. Легендарная личность.
— Он жив?
— Погиб в автокатастрофе, но перед этим вернулся к религии… Почему вы спросили о нем?
— Любович был с ним знаком…
Леа пожала плечами: преступники легко сходятся…
— Известен тем, что боролся за рынок наркотиков. Несколько раз его пытались убить, даже в тюрьме. Но он только лишился глаза. Вместо него погибла его первая жена, француженка…
Это были частности, которые, имели отношение к Любовичу, но ничем не могли мне помочь. У меня больше не было нерешенных вопросов в Израиле, осталось лишь покончить с формальностями.
Леа включила лазерный принтер. Пока он работал, Леа достала из стола узкую форменную полоску бумаги.
— Шломи оставил счет за работу… Он немного больше обычного, но, по-моему, на этот раз мальчик заслужил свои деньги…
Принтер выбросил последнюю страницу, застыл.
— Справка готова…
Леа сколола листы степлером, передала мне сколку.
У центрального супермаркета "Машбир" и соседней автобусной остановке было по-прежнему многолюдно. Узкая центральная Кинг Джордж, она же улица Короля Георга Четвертого, напоминала в этом месте стремительный ручей в половодье — вниз, к торговой Яффо, не прерываемым потоком неслись машины.
Я позвонил в аэропорт имени Бен Гуриона. Рейсы "Эль-Аль" шли в соответствии с расписанием. Вечером я мог быть уже в Химках.
Я не наблюдал за тем, что происходит за моей спиной, хотя именно здесь можно было ожидать интерес к себе со стороны все тех же служб, которые вели наблюдение за мной в Москве.
Израильские частные детективы, коллеги Шломи, были всегда готовы принять заказ на скрытое сопровождение. В маленьких сыскных бюро обычно не было разведчиков, но, получив заказ, они по наработанным связям в считанные минуты обеспечивают себя сборной высокопрофессиональной командой…
Я перешел на другую сторону улицы, остановился, проглядывая толпу.
Свободная от транспорта Бен-Иегуда по обыкновению была заполнена туристами, молодежью. Откуда-то со стороны переулка проскочила на мотоциклах летучая группа израильской полиции — пара крепких молчаливых парней в черных кожаных куртках и шлемах. У маленьких уютных кафе, вперемежку с сувенирными лавками и цветочными магазинами, как дань последним событиям, повсюду дежурили секьюрити, проверяли одежду и сумки клиентов. При мне такого не было…
Мой выбор пал на маленькое кафе за углом, где раньше я не раз вел переговоры с Леа и ее частным детективом. Хозяин кафе за стойкой худощавый поджарый израильтянин в кипе на лысом высоком черепе — похоже, узнал меня. Мы поздоровались…
В зеркале, простиравшемся вдоль стены, за его спиной отразилась часть улицы позади меня. Американская семья с двумя ангелоподобными херувимчиками, нищий, несколько израильских школьниц. Еще люди. Один из прохожих — высокий, молодой — невзначай на ходу повернул голову…
Белобрысое узкое лицо, рыжеватые ресницы маленькие глаза…
Я мгновенно узнал его.
"Вымазанный грязью моря, собеседник Любовича с фотографии из альбома!.. Лисенок! Что это? Случайность?! А, может, боец невидимого фронта из Службы Безопасности Фонда?!".
Моя попытка броситься следом, чтобы проверить, останется ли он неподалеку или уйдет, не удалась…
В ту же секунду Бен-Иегуду и весь квартал потряс сильнейший удар. Тут, на Ближнем Востоке, действовало немало факторов, которые невозможно заранее предвидеть…
Хозяин кафе и я одновременно подняли друг на друга глаза.
"Теракт!"
Я выскочил наружу.
Рыжего уже не было…
Снова ровно гудел "Боинг".
Моя юная соседка — миниатюрная, розовенькая с мелкими правильными чертами лица — не отрываясь, читала книгу. По формату и красочной пестрой обложке я узнал продукцию все того же издательства "Тамплиеры", специализирующегося на крутых детективах.
Название я не рассмотрел. В центре обложки был впечатан портрет молодой женщины — сдвинутые брови выдвинутый подбородок, зоркий прищур. Главная героиня словно сошла с фотографии охранниц СС в женском лагере Берген-Бельзен… А, может, напротив? И художник использовал портрет Миссис Кейт Уорн из команды Пинкертона, первой женщины профессионального частного детектива в Америке, а, может, и во всем мире?
Я пожалел, что со мной нет никакого чтива, чтобы уйти в него с головой, хотя бы одного детектива из тех, которые постоянно возил с собой…
Мысленно я все еще был там, на Бен Иегуда, а навстречу мне от Центра, с улицы Короля Георга Четвертого, уже бежали люди. По воздуху следом оттуда плыли темноватые недобрые хлопья и гарь, я почувствовал запах пороха, как на стрельбах…
Где-то близко лилась кровь и кричали пострадавшие…
Я бросился туда, но пробиться не удалось.
Возникшие неизвестно откуда солдаты пограничной службы "темнозеленые береты" — уже выстроили оцепление и двигались навстречу вдоль улицы. Несколько солдат бежали впереди цепочки, заглядывая в окрестные лавки и магазинчики. Они разыскивали террористов-соучастников. Еще десятки добровольцев в форменных полицейских лифчиках уже перекрывали ближайшие перекрестки. У израильтян был богатый опыт реагирования по горячим следам в терактах тут погибало в год до пятиста человек и еще свыше двух тысяч становились пострадавшими…
Полиции было не до меня, но все-таки мне благоразумнее было не особо светиться, если я не хотел загреметь в следственный изолятор на Русском Подворье по подозрению в незаконном "собирании сведений о частной жизни лица, составляющих его личную или семейную тайну, из корыстной или иной личной заинтересованности…"
Мною было выполнено в Иерусалиме все, что я наметил, и можно было возвращаться…
Я обогнул квартал и снова вышел к зданию центрального супермаркета "Машбир". Дальше уже никого не пускали, там тоже стояли полицейские с волонтерами…
Работали светофоры, но городской транспорт уже тормознули на дальних подступах к Центру.
Три религиозных еврея — двое взрослых и подросток — на пустом перекрестке, все в черном, в широких хасидских шляпах на затылках и средневековых кафтанах — дисциплинировано ждали, не решаясь идти на красный свет.
Окрестные улочки были безлюдны…
К месту взрыва пропускали только "скорые", они мгновенно загружались раненными в металлических носилках, которые при необходимости немедленно поднимались, превращаясь в больничные каталки на колесиках.
В воздухе стояла непрекращающаяся трель сирен десятков маневрирующих амбулансов, повсюду на кабинах мелькали сигнальные круговерти огней. Непонятного назначения агрегат где-то поблизости издавал надрывные звуки, напоминавшие кваканье…
Вокруг все что-то громко говорили, размахивали руками. Бородатый оператор телевидения крупным планом снимал лицо мужчины на тротуаре. Тот что-то рассказывал, обоими пальцами прикрывал глаза; по щекам у него, текли слезы. Девушка-солдатка с пудовым рюкзаком и автоматом утешала какую-то женщину…
Таким мне на этот раз и запомнился Иерусалим…
Неожиданно откуда-то из двора вынырнула новенькая "субара", попыталась свернуть на забитую амбулансами и спецтранспортом Кинг Джордж. Женщина за рулем куда-то спешила и ей не было дела до взрыва, до пробки на дороге. Полицейские, естественно, ее тут же завернули, в ответ на что она несколько раз громко крикнула им "балаган!" И один из блюстителей порядка, широким жестом указав на проносящиеся мимо скорые, тоже что-то громко и выразительно ей прокричал, что я, не зная иврита, немедленно перевел:
— А это все, что ты сейчас видишь, это — не балаган, по твоему?!..
Стюардессы разнесли по салону питье и газеты. Мне достался "Джерузалим пост" на английском и наши "Известия"…
Я открыл, было, их, но понял, что не смогу сосредоточиться, отложил газету.
На экране телевизора в центре салона маленький домашний мальчик заворачивал огромного, как теленок, белого в темных "яблоках" пса, упершись обеими руками ему в холку…
Я достал справку израильского частного детектива — мне хотелось удостовериться в том, что она не пропала в суматохе, и несколько минут листал.
Затем привычно заглянул в конец: сто тысяч долларов, переведенные месяц назад по указанию Хробыстова через фиктивную фирму "Меридор", получил Калиншевский…
Шломи удалось заглянуть в закрытые счета российских фирм…
Но моя цель была проста и определенна — мой заказчик. Я должен знать, что предприму в ответ, если попытка шантажировать генерала Арзамасцева моими видеозаписями станет реальной. С какой стороны ждать удар? Кто эти люди, следившие за мной из "вольво"?! И только!
Неожиданно я, а потом и "Лайнс" оказались в центре силового поля неясного происхождения. Противостояния группировок внутри Фонда Арзамасцева и его окружения во главе с Хробыстовым…
И снова та же мысль:
"Почему заказчик выбрал для своего поручения именно меня?
В Москве четыре тысячи человек занимается частной охраной и лишь двести частной детективной деятельностью. Крайне мало для страны с рыночной экономикой. Но выбор достаточный…
Безусловно, сначала был выбран "Лайнс", а в нем уже нетрудно было вычислить меня. Мое ментовское прошлое, опыт…
Заказчик несомненно знал, что в ходе заказа мне придется наблюдать объект в его натуральном виде. Я и сейчас мог легко представить, как после ванны девушка, входила в кухню, растирая салфеткой кожу маленького лобка и чуть косолапя ногу…
Предполагал ли заказчик, что я тоже подвержен такому сексуальному извращению, как подглядывание за обнаженным женским телом, имеющем научное название — вуайеризм, о котором можно прочитать в любом университетском пособии по судебной психиатрии…
Или, наоборот, мое ментовское прошлое в какой-то мере гарантировало от этого и моя пресыщенность не позволит мне отвлекаться от заказа, чтобы тайно любоваться тяжелой, даже на вид, молодой грудью…
Что заказчик считал предпочтительнее для успешного исполнения заказа?
Что он предполагал либо знал обо мне?
Если бы я ответил на эти вопросы, я бы значительно приблизился к разгадке заказа…
Впрочем, раскрашенная стена прихожей в квартире Любовича — жаркий средиземноморской берег и набережная Тель-Авива, который выбрал для интерьера кто-то неизвестный мне, синие дали… Все это было сейчас далеко. Как облака, над которыми мы пролетали.
Только причина заказа была очевидна:
"Генерал Арзамасцев!.."
У нас заказывали сенаторов, депутатов. Даже генерального прокурора, не говоря уже о министре юстиции!..
Моя юная соседка по ряду о чем-то вспомнила, отставила детектив. На свет появилась крохотная пилочка для ногтей, женщина успокоенно принялась елозить ею вдоль пальцев. Чувствовалось, это надолго…
Выждав момент, я показал ей на книгу, которую она перед тем читала.
— Вы позволите?
— Пожалуйста…
До Москвы еще оставалось время. Я начал читать.
Детектив, как я скоро понял, написал такой же мент, как я, но не опер, а следователь. Даже такие тонкости легко различаются в полицейском романе, если его читает профессионал-розыскник…
Автор, как мне показалось, допустил ошибку — понадеявшись на собственную фантазию и отказавшись описывать события по э т у сторону служебного стола, события, которые он как следователь должен был отлично знать, и взявшись живописать происходящее по д р у г у ю сторону стола, гораздо менее ему известную…
Главный герой романа — семидесятилетний "медвежатник" или "шнифер" был наш современник — не из тех, кто согласно воровскому закону обязан только красть и гулять, не имея права ни заводить семью, ни копить добро. По сути это был уже бизнесмен и бандит одновременно. К тому же с большими интернациональными связями.
Не углубляясь в подробности, автор предпочел в общих чертах очертить ограбление российской братвой нескольких сейфов и ни где-нибудь в Ростове, а в Соединенных Штатах. А на воровскую разборку "шнифер" выехал аж в Швейцарию. Коварная международная мафия вела с нашим с вором хитрую игру…
На время я отвлекся.
Все вроде по жизни. Только жизнь воров какая-то недостоверная…
Меня смутили клички "ихних" мафиози и конкретных пацанов — "Клифтон", "Дебантини", "Армитраж"… Чем-то узнаваемым веяло от иностранных погонял. Похоже, автор что-то не дослышал, не дотянул. Поленился допроверить.
"Клифтон" вроде как "Клифт" с "Клинтоном", а еще "Армитраж". Может и "арбитраж". Да еще и "Дебантини"…
Я дочитал до описания безобразного базара, который американо-итальянско-еврейские бандиты устроили сначала между собой, а потом и с российской братвой. На фене, понятно. Неизвестно, правда, на какой…
Последняя фраза некоего Паскуалино Каталоно — что ни имя иностранца-мафиози, то — перл, была:
— Ты что, Данило Вентурио, хочешь, чтобы тебя дурой огрели по кумполу?!
Что-то в действительности происходило с любимым жанром. Авторы печатались за рубежом, получали огромные для Запада тиражи — двадцать, тридцать тысяч экземпляров…
В главном павильоне Лейпцигской книжной ярмарки висел портрет главного российского детективщика, написавшего, между прочим, про то, как израильский "Мосад" разрабатывает бактериологическое оружие. Писателя показывало немецкое телевидение, называло звездой, возило по стране, а наши журналисты подходили и спрашивали у немцев: что вы в нем нашли? Немцы читали, наши читали, а пресса в России высмеивала…
Скорее всего, воспитанный на полицейских романах я просто отстал от века. Ведь не заметил же, как на моих глазах произошло соединение песни с танцем и может даже с легкой атлетикой…
Певцы во время исполнения простенькой песенки набегали десятки километров. Были все в мыле. А я не мог представить себе Владимира Высоцкого, делающего кульбиты на сцене…
Все это время "боинг", ни разу не шелохнувшись, словно стоял на месте.
Ровно гудели моторы…
Мысль моя неожиданно снова вернулась к заказу.
"Почему Любович не упомянул в завещании свою московскую квартиру? И, вообще, знал ли он о ней?"
Мы прилетели в Москву не вовремя, снова подтвердив запущенный кем-то злой слоган:
"Авиакомпания Эль-Аль" не опаздывает никогда, "Трансаэро" — иногда, "Аэрофлот" — всегда…"
Как обычно, было много встречающих.
Мешая друг другу вновь прибывшие преодолевали самораздвигавшиеся стеклянные двери и растекались по площади.
Я не увидел Рембо, обычно он почти всегда встречал меня в Шереметьеве.
Еще в год основания "Лайнса", в девяносто втором, как президент Ассоциации он взял за правило лично встречать своих детективов, возвращавшихся из дальних командировок. Думаю, это было сознательное стремление противопоставить принцип товарищества официальной субординации, которая успела нам обрыднуть в конторе…
Рембо не было. Зато я разглядел в толпе нескольких своих коллег по "Лайнсу", один из них, не глядя, кивнул мне головой в сторону выхода. По-видимому, у Рембо были свои планы.
Я сделал несколько шагов вдоль тротуара и сразу увидел знакомую фигуру водителя-секьюрити, телохранителя Рембо. Он наблюдал за людьми, выходившими из зала прилета.
— С возвращением… — приветствовал он меня.
Чуть дальше в ряду припаркованных машин я разглядел наш президентский джип — "гранд-чероки".
— Все в порядке? — Меня обескуражило присутствие в аэропорту коллег и их маневры…
— Нормально.
Рембо ждал меня в машине.
Мне показалось, он был чему-то доволен, даже весел. Мы привычно обнялись. Что-то друг другу сказали…
Это был ритуал…
— Как там Арзамасцев? — спросил я. — Жив?
— Жив…
Киллеров было по меньшей мере двое. Один — в тяжелом "КАМАЗ" е преградил дорогу "мерседесу", а второй с тротуара дал автоматной очередью по машине. Тяжело ранил водителя…
Мы быстро отъехали. Закурили.
Водитель тут же приспустил стекло. Он не терпел дыма.
Рембо мигнул мне.
На наших глазах нарождался новый класс специалистов охраны, профессионалов-телохранителей, получивших образование за границей, знавших себе настоящую цену. Такого уже невозможно было представить плывущим в бассейне рядом с боссом или шестеркой, бегающей за пивом…
— Ну что там, на родине Б-га? — Рембо обернулся ко мне.
Я рассказал о поездке.
Главным, пожалуй, можно было считать финансовую связь Фонда Изучения Проблем Миграции с фиктивными фирмами, отмывавшими грязные деньги. Ну и появление фамилии генерала Хробыстова вкупе с Калиншевским…
— Фонд работал вместе с Любовичем, "Луизитанией" и его другими фирмами. Деньги шли в банк "Яркон" через "Меридор"…
— А что сам Любович?
— Думаю, никакой он не Любович. В Нетании раскрыли целую сеть, занимавшуюся оформлением гражданства с помощью фиктивных браков. Во главе, кстати, стоял бывший работник КГБ. Любович или кто он тоже человек спецслужб…
— Они в Фонде все оттуда… — Рембо взглянул на дорогу и снова обернулся. — Вопрос на засыпку. В что был одет Арзамасцев, когда к нам приехал?
Я отлично помнил:
— Джинсы, немыслимый берет. Я еще подумал: "Неужели они там так и ходят в своем Фонде?!"
— Он надел это в последний момент! Ясно?
— Ясно…
В кабинете главы Фонда по обычаю спецслужб находился оперативный гардероб. Немыслимый берет и остальное было совершенно новое — явно оттуда. Генерал переоделся, прежде чем ехать к нам.
— Гарун аль Рашид…
Рембо продолжил свои догадки.
— А помнишь мой разговор с его заместителем, отвечающим за Службу Безопасности?
— Хробыстовым? Помню. Он сказал, что не знает про кражу кейса…
— Странно, правда? Генерал, занимающийся вопросами Службы Безопасности, ничего не знал о краже…
Теперь, зная теперь о роли Калиншевского, на котором, видимо, лежала организация черновой работы бойцов невидимого фронта Фонда, можно было предположить, что кейс похитили с его же помощью. Именно он проморгал тайник и теперь лез из кожи, чтобы реабилитировать себя…
Я искренне посетовал:
— Жаль, что у нас нет заказчика на этот Фонд миграции. Такие данные для конкурентной разведки пропадают…
— Что именно?
— Хробыстов дважды перевел деньги на счет "Меридора". В начале года на триста тысяч и с месяц назад еще сто тысяч. И все обналичили…
— Кому-то это могло быть интересно…. — Рембо согласился. — Может Счетной Палате? Разразится огромный скандал, когда все всплывет…
— Последние сто тысяч получил тот, что был у нас…
— Калиншевский? — Рембо удовлетворенно хмыкнул. — На ловца и зверь бежит… — Он объяснил. — Мы сейчас его видели в Шереметьеве…
— Ясно.
Этим и объяснялись маневры моих коллег в аэропорту.
Водитель кашлянул, чтобы привлечь наше внимание:
— Извините… Слева сзади иномарка… По — моему, на хвосте у нее наши…
— Отлично! Дай себя обогнать…
— Есть…
Рембо продолжил:
— Калиншевский тоже встречал израильский борт. К счастью он меня не заметил. А я подумал: "Удобный случай узнать о нем больше…"
Я воспользовался репликой и сказал то, что должен был сказать давно:
— "Лайнс" работает без оплаты… Я тоже летал за свой счет и сам платил адвокату. Но с сделаю все, чтобы мой заказчик, вовлекший нас в расходы, их возместил…
— Разберемся, — Рембо махнул рукой.
Сзади на большой скорости приближалось несколько машин. Наш водитель принял в сторону, и они пронеслись, обдавая все крупными брызгами, вытаявшего на шоссе снега…
Я успел заметить две машины "Лайнса", шедших в средине кортежа.
Рембо обернулся, как только кортеж скрылся из глаз:
— Ты домой?
Родные Химки были совсем близко.
Мы проезжали в нескольких километрах от моего дома.
— Да, нет… — Я достал мобильник, нажал на номер кода своего напарника — Бирка. — Привет, Вить, сегодня ты свободен. Да, вернулся… На автостоянке. Да. Договорились…
И вот я снова в своем "жигуле".
Меня не было сутки, а ничего вблизи автостоянки не изменилось…
Привычно текла толпа. Утром точно так же она плыла на улице короля Георга Четвертого в Иерусалиме, теперь здесь. У большого пешеходного перехода бурлил человечий родник. Дежурный секьюрити у себя на вышке постукивал высокими десантными ботинками.
Знакомого серого "пежо" на месте не было.
Девушка уже уехала.
Я погнал к ее дому на Северо-Запад. Увы! Там ее машины тоже не было.
Оставалось ждать.
Я новыми глазами смотрел на свой заказ в свете того, что происходило вокруг Арзамасцева…
В Фонде шла свирепая подковерная борьба. Его глава о многом знал или догадывался и готов был вывести своих соратников на чистую воду.
Через цепочку подставных фирм он заказал в "Лайнсе" проверочную бизнес-справку на банк "Яркон", заключение его потрясло. Отсюда и проект письма на имя председателя Счетной Палаты о злоупотреблениях в Фонде, который мы нашли в кейсе…
Со стороны Арзамасцева это был рискованный шаг. Попади бумаги в руки его коррумпированного окружения это могло стоить генералу не только карьеры.
Из-за этих бумаг Исполнительный Директор и приезжал тогда в "Лайнс" лично.
Сведения о существовании бомбы, грозившей взорвать спокойствие жулья в генеральских погонах, каким-то образом просочились наружу и Арзамасцева вначале решено было, видимо, устранить легально, обвинив в двурушничестве, для чего была организована кража кейса…
Операцию провели бездарно и бумаги, спрятанные в тайнике, под подкладкой кейса, не обнаружили. Тогда, видимо, и было принято решение устранить главу Фонда физически. Финалом стало недавнее такое же бездарно проведенное покушение…
Я не терял из вида широко раскинувшийся передо мной двор.
В последние пару недель погода в Москве постепенно наладилась и даже стояло некое подобие морозца, хотя и он не мог спасти тротуары от мокрой глиняной жижи. У подъездов играли дети. Дальше, по большому кругу, виднелись взрослые, занимавшиеся бегом.
Высокий, уже в годах, мосластый мужчина тяжело выписывал круг за кругом. Над головой его стояло облачко пара, с лица стекал пот. Пробегая, он каждый раз дарил мне укоризненный взгляд, словно бегал по моей вине или вместо меня…
Время шло.
Я переписал машины, парковавшиеся вокруг дома. Перекурил. К сожалению, я не мог прибавить к списку еще и номера машин, стоявшие в подземном гараже…
Окна знакомой квартиры наверху были по-прежнему темны. И вдруг…
"Наконец-то…"
Девушка припарковалась уже около восьми. Она спешила. Закрыла "пежо", быстро пошла к подъезду. Кроме сумки в руке у нее была большая круглая пицца в коробке. Моя подопечная ждала гостей.
"Точнее, гостя…"
Дальше все шло по знакомой схеме. Гуляние с собакой, возвращение в квартиру, душ, переодевание. Вот она появилась на кухне…
Время снова двинулось медленно.
Я достал из бардачка любимый детектив. Он назывался "Прощай, полицейский!" Его автором был малоизвестный у нас Раф Валлё, я не читал ни одного его романа, кроме этого. Его отлично перевела на русский Надежда Нолле…
Странное совпадение звучаний фамилий французского писателя и его русской переводчицы. Кстати, мой экземпляр книги был издан в Австралии…
Но читать я расхотел, подумав, положил книгу на место.
К какому этапу атаки на главу Фонда относился полученный мною заказ?
Когда противники Арзамасцева каким-то образом завладели бизнес-справкой на банк "Яркон"? Не всей, правда, а только первой ее частью, с которой в "Лайнс" и приезжал Калиншевский…
Что предпримут, если им не удастся заполучить вторую часть бизнес-справки? Начнут этап компрометации с помощью видеозаписи, которую я веду? Или организуют новое покушение? Наймут более опытного киллера, чтобы стрелять наверняка в подъезде или на тротуаре у дома?!
Все это были вопросы для сотрудников двух Главных Управлений МВД России — Борьбы с Организованной Преступностью и Экономическими Преступлениями, которым платили за это деньги. И на ответы на них особо много времени не оставалось. Враги Арзамасцева явно перешли к активным действиям…
Себе я оставил всего один предмет для осмысливания…
Глава Фонда, бывший чекистский генерал, опытный агентурист, не мог не знать о том, что творится вокруг него и, конечно, принимал контрмеры. Такой человек должен был попытаться изгнать своих противников, свернуть в бараний рог…
Но в моем представлении это не очень-то вязалось с внешним обликом человека, которого я видел в "Лайнсе", в кабинете Рембо.
Арзамасцев, конечно, мог отказаться от борьбы, бросить все…
Только — увы! — так не бывает! По доброму из криминальной бригады на уходят! Там рубль вход, а выход — два!
"А, может, предупредить об охоте за ним?! "
Подумав, я отказался от этой мысли — это значило бы обмануть заказчика, нарушить слово. Я не был на это способен…
Я приспустил стекло — в салон ко мне сразу ворвался морозный воздух, мгновенно все выстудил. Вместе с ним в кабину прорвались крики игравших во дворе детей, звуки их радостной беготни…
Девушка на экране приготовила салат, поставила пиццу в микроволновку…
Потом она принялась поочередно потрошить свою сумку и холодильник. В сумке были виноград, яблоки, что-то еще. Из холодильника появились соусы, небольшой круглый торт. Когда она достала его и принялась украшать миниатюрными цветными свечками, я понял причину торжества — день рождения. Я следил за движениями ее рук. Свечей было не менее двадцати…
Приготовление праздничного стола не заняло много времени, девушка поставила на стол два прибора…
Я видел, как время от времени она нетерпеливо поглядывает на часы. Собаке передалось ее нервное ожидание, белая лайка то и дело выходила из гостиной в переднюю, не останавливаясь, бродила по квартире.
Время шло. Где-то около десяти девушка достала все тот же детектив Мари Бебстер, который я до этого видел у нее в комнате, попробовала читать, бросила. Включила телевизор…
Несмотря на праздничный вечер, в гостиной я не заметил перемен девушка пренебрегала домашней работой. Комната производила впечатление запущенной, должно быть, повсюду было полно пыли…
Все также высилась сбоку, у окна, гладильная доска с электрическим утюгом, чуть выше, на полке, со все той же стопой недоглаженного белья. Все также сбоку на тумбочке виднелся оригинальный пресс, на который я впервые обратил внимание, еще когда ставил в квартире "жучок" — тяжелая, болотного отлива лягушка из слоистого оникса, весом не менее килограмма…
По телевизору передавали творческий вечер очередной звезды, который они периодически устраивают друг другу. Девушка смотрела невнимательно, постоянно кидала беспокойные взгляды на стол — не забыла ли чего… Во время одного из звездных выступлений, она вдруг что-то вспомнила, поднялась, принесла с кухни металлические подставки под салфетки поставила к каждому прибору…
Арзамасцев не приехал.
Около одиннадцати в ее настроении произошел резкий перелом.
Именинница поняла, что дальше ждать бесполезно. Щелкнула зажигалкой…
Я видел, как она одна за другой зажглись все свечи на торте, девушка раскупорила шампанское, наполнила бокал.
На мгновение ей вдруг почудились шаги в передней. Она прислушалась, не отпуская бокал из рук. Все было тихо. Подождав секунду, она выпила шампанское одним длинным глотком. Запрокинув голову, допила последние капли и, размахнувшись, с силой швырнула бокал в стену напротив…
Потом она перешла в спальню, выключила верхний свет…
Я видел, как она переодевалась, и снова лицезрел ее всю против моего жучка: длинные стройные ноги, классические рельефные формы груди и ягодиц, небольшой нежный живот…
Потом щелкнул включатель ночника.
Последнее, что я увидел, была белая большая собака, она медленно вошла в спальню, легла на ковер рядом с кроватью…
Элитный дом затихал.
Заманчиво мигали разноцветные огоньки над стоянкой армянского кафе. Где-то совсем недалеко взлетела ввысь пиротехническая игрушка, там был праздник. Кто-то устраивал фейерверк.
Все было, как обычно. Я уже не удивлялся тревожным сигналам на моем супер-радаре. Кто-то из секьюрити привычно проверял меня на наличие охранных и сканирующих электронных средств…
Одинокие промерзшие троллейбусы появлялись все реже…
Примерно через час исчезли последние признаки затянувшегося вечера: жильцы, выгуливавшие собак, фанаты бега трусцой, подъезжавшие машины. Светилось всего несколько окон, по два-три на каждый подъезд…
Существовала связь между средним числом зажженных окон в подъезде и часом суток… Закон Больших Чисел. Разработанным одним из отцов современной статистики знаменитым Адольфом Кетле, закон применял математические методы к изучению общественных явлений.
Помню, как я поразился, узнав, что количество конвертов, опущенных в почтовые ящики без марок или без адреса, на сто тысяч отправленных писем по каким-то причинам долгие годы оставалось в Европе постоянным. Как и количество самоубийц, в том числе отдельно мужчин и отдельно женщин…
И можно было заранее сказать, сколько застрелится, а сколько вскроет себе вены или выбросится из окна на каменное покрытие дворов.
На занятиях по судебной статистике я сидел, не шелохнувшись. Интересно, как ее изучают сегодня…
Я не слышал шума подкатившей к дому машины…
Зато явственно распознал звучание дверного звонка.
Девушки тоже услышала. Вскочила, бросилась в прихожую, но опоздала.
Гость уже входил в спальню, на ходу одно за другим, сбрасывая с себя — дубленку, галстук, пиджак…
Это был Арзамасцев
Генерал выглядел свежо, словно после парной с купанием в проруби.
В вытянутой руке он нес небольшую сувенирную коробку, очевидно, с подарком. Любовники бросились в объятья друг другу.
Тем не менее девушка успела быстро открыть коробку. Содержимое привело ее в восторг, она покрыла лицо Арзамасцева поцелуями, повисла у него на шее. Оба опустились на ковер, Арзамасцев не отпуская от себя именниницу, судорожно раздевался. Вокруг с лаем носилась лайка…
Близость была быстрой и бурной. Потом любовники перешли в ванную и провели там не менее получаса. Затем снова вернулись в спальню, лежа на кровати, что-то шептали неслышно и нежно…
В начале третьего часа Арзамасцев и его подруга появились в гостиной, генерал был уже в костюме и галстуке. На девушке была короткая кофточка, прикрывавшая лишь верхнюю часть бедер. Она быстро перенесла в гостиную заготовленные деликатесы, торт…
Свечки на торте уже догорали.
Арзамасцев наполнил рюмки, короткий тост, который он произнес за здоровье именинницы, не был ни прочувствованным, ни оригинальным.
Генерал выглядел усталым, старше своих лет и значительно старше своей подруги. Был малословен и, вообще, не был расположен к разговору. Из него словно выпустили воздух. Он ничего не мог есть.
Я заметил, как Арзамасцев пару раз украдкой взглянул на часы. Было ясно, что он не собирался оставаться на ночь и пил мало. Было ясно: ему надо было возвращаться туда, где его ждали. И как можно скорее.
У девушки, напротив, появился аппетит. Уплетая за обе щеки, она любовалась подарком. В коробке сверкал некрупными камешками и металлом средней величины медальон, который она тут же примерила. Еще там же виднелись такие же свекающие серьги и кольцо…
— Какая прелесть! Что это?
— Белое золото с аметистом, — Арзамасцев не без удовольствия перечислил. — гранат, синий топаз, оливин, цитрин и бриллианты…
— Тут же целое состояние!..
Она подскочила к зеркалу, снова бросилась к Арзамасцеву — обнимать…
И все же настоящей близости, какая была вначале, между ними больше не было. Разговор не получался. Арзамасцев выжидал время, приличествующее для того, чтобы галантно-вежливо закончить визит.
Я следил за экраном.
К концу трапезы они окончательно отдалились друг от друга, и это стало вскоре заметно обоим…
В разговоре у девушки проступало разочарование. Однако, вскоре ее вновь наполнила активность, свойственная ее возрасту, но теперь это была уже не та светлая, радостная энергия, с которой она перед тем бросилась из спальни в переднюю. Ее захлестывало чувство озлобления.
С минуты на минуту должен был разразиться скандал.
И он действительно произошел.
Оба заговорили на повышенных тонах. Девушка уже не могла сидеть на месте, то и дело она вскакивала, делала несколько шагов по комнате, вновь садилась. В голосе ее слышались раздраженные ноты. Они звучали все громче…
Я начал даже опасаться за последствия: позади именинницы стояла гладильная доска с тяжелым электрическим утюгом, а сбоку, на тумбочке, уже знакомая увесистая лягушка из оникса, служившая прессом для бумаг…
— Сегодня вы останетесь здесь и никуда не пойдете… — Девушка вела себя словно неуправляемая. — Никуда! Сегодня я имею на это право.
Арзамасцев несколько раз пытался ее урезонить:
— Ты знаешь: мне надо. У меня утром самолет… — Он из всех сил старался предотвратить скандал.
— У вас самолет днем!
Она выскочила в переднюю, вернулась в гостиную с его пальто.
— Я выброшу его в окно…
— Перестань!..
Она подскочила к окну, резко раскрыла его.
— Бросить?!
Дело принимало нешуточный оборот.
Арзамасцев все еще продолжал ее увещевать.
Девушка оставила пальто, обернулась. Бешеный взгляд ее зацепил бутылку коньяка. Что-то пришло ей в голову. Она метнулась к столу, наполнила обе рюмки коньяком и залпом выпила их одну за другой. Снова схватила пальто…
— Ради Б-га успокойся!..
— Скажите, что вы останетесь… Скажите, наконец, кто вы мне! Отец меня каждый раз по телефону спрашивает, когда мы поженимся… Я ему все время вру-вру… Матери тоже! А вы врете мне! Не надо мне подарка! Возьмите!.. — она сорвала цепочку бросила ему в лицо, Арзамасцев не успел увернулся.
— Дай пальто!
Он явно терял терпение. Поднялся, тяжелый, широкоплечий, придвинулся вполтную, но применить силу не хотел:
Она еще крепче вцепилась в пальто. Арзамасцев отступил:
— Б-г с ним! Оставь себе, если хочется…
Пальто упало на пол.
— Сволочь! — крикнула она.
Арзамасцев не поднял пальто, отошел к месту, где до этого сидел.
— Сволочь! — женщиной руководили злость и отчаянье, вызванное бессилием.
Ей надо было что-то разбить, бросить… Она поискала глазами.
Электроутюг, пресс…
Взгляд замер на каменном прессе. Арзамасцев не успел опомниться, как она схватила с тумбочки тяжелую зобастую жабу из зеленого оникса, весом почти в килограмм, размахнулась…
Она явно хотела его устрашить…
Пресс в виде зеленой лягушки должен был пролететь над его головой и ударить в плиты мраморного пола позади. Для этого генералу следовало лишь пригнуться…
Но произошло неожиданное.
Каменная жаба оказалась тем чеховским ружьем, которое висит на стене и рано или поздно в последнем акте должно выстрелить…
Арзамасцев попытался пригнуться, но не удержался на скользких плитках…
Ониксовая тяжелая тварь пролетела мимо. Но сам Исполнительный Директор Фонда неловко повернулся и, как мне показалось, влетел виском в острый угол столешницы…
Генерал рухнул на каменный пол, как подкошенный. Черная струйка мгновенно отделилась от его головы, заструилась по сверкающим отраженным светом плиткам…
На секунду девушка опешила, но тут же с криком бросилась к лежавшему, прижала кофточку к его голове. Красное пятно тут растеклось…
Арзамасцев не шевелился. В последующие минуты я наблюдал на экране тщетные попытки реанимировать неподвижное тело.
Девушка пыталась делать искусственное дыхание, дула изо рта в рот. Откуда-то у самого лица Арзамасцева появилась бутылка с нашатырем, девушка держала ее у носа Арзамасцева — но тот уже не подавал признаков жизни.
Шли минуты, было видно, как девушка борется с собой, не решаясь позвонить, вызвать скорую. Несколько раз она снимала трубку, но так и не набрала номер…
Арзамасцев не шевелился.
Я понял, что исполнительный директор Фонда мертв. Девушка тоже это поняла, разревелась. Слезы заливали ей лицо…
Был конец второго часа ночи.
Девушка подошла к столу, налила коньяку в фужер и сходу выпила.
Я не покидал свой наблюдательный пост.
Через несколько минут ей удалось взять себя в руки. Я это сразу почувствовал по тому, как она решительно и хладнокровно принялась за дело.
Она унесла на кухню посуду и тщательно перемыла.
Исполнительный директор Фонда, теперь уже бывший, лежал неподвижно, поперек гостиной, и каждый раз, проходя, девушка тщательно обходила его стороной.
"От судьбы не убежишь!" — подумал я.
В известной притче слуга, бледный и взволнованный, прибежал в дом хозяина:. "Господин, сейчас на базаре я встретил Смерть и она погрозила мне пальцем! Дай мне коня, ускачу я в Басру и может там скроюсь…" Хозяин дал ему коня, а сам прямым ходом направился на базар. Он увидел Смерть и спросил, почему она погрозила его слуге. "Я не грозила, — ответила Смерть, — я просто удивилась: что он делает здесь, на базаре, когда у меня с ним сегодня свидание в Басре?!.."
"Дикая нелепица! — Я ведь еще недавно думал о том, чем может закончиться для Арзамасцева вторая начавшаяся на него атака противников из Фонда.
Спастись от автоматной очереди киллера, чтобы погибнуть дурацкой смертью от руки любовницы! Воистину "Кому суждено быть повешенным, тот не рискует утонуть…"
В какой-то момент из коридора вышла лайка, подошла к трупу…
Девушка оттащила собаку, заперла в ванной.
Покончив с посудой и собакой, она снова вернулась в гостиную.
Теперь она действовала целеустремленно и грамотно.
Я видел, как она надела резиновые перчатки, прихватила из кухни средство для мытья полов, быстро замыла пол вокруг бездыханного тела. Потом она достала полиэтиленовый пакет, сунула в него перчатки, вышла в переднюю. Оттуда девушка вернулась уже в куртке, в шапочке, выключила всюду свет. Решительно нагнулась над трупом.
Через секунду, взявшись обеими руками за воротник пиджака, она поволокла тело Арзамасцева к входной двери.
"Не вернется ли она назад уже в наручниках?" — подумал я.
Входная дверь тихо отворилась — девушка выглянула в коридор, прислушалась. В доме было тихо, на площадке темно, но я знал, что она вызывает лифт.
После этого она снова вернулась в переднюю, все так же, за воротник пиджака, потянула убитого на лестничную площадку.
Это было последнее, что я видел.
Потом дверь закрылась. Я не слышал, скорее почувствовал, как дернулся лифт. Он должен был спустить девушку и ее жертву в подземный гараж…
Не медля ни минуты, я погнал к дому.
Откуда-то издалека донесся грохот приближающегося мотоцикла. Потом он исчез. Элитный двор спал. Я припарковался напротив подъезда, опустил стекло, чтобы лучше видеть и слышать.
У меня появилась свободная минута, чтобы оценить собственное положение. Оно не было простым. В квартире оставались моя подслушивающая и подсматривающая спецтехника. При осмотре места происшествия все эти устройства должны были обязательно обнаружить…
К тому же я являлся безмолвным свидетелем происшедшего и, возможно, единственным. Я не вызвал ни скорую помощь, ни милицию. Неважно, что скорая уже не могла ничем помочь, а ментам несложно будет добыть доказательства вины и спустя сутки…
Что я мог объяснить и врачам, и ментам?
От кого я получил этот заказ? Кто послал меня следить? Не был ли я шантажистом, собиравшимся вымогать деньги у генерала Арзамасцева в обмен на компрометирующие его видеозаписи?! Проблемы, которых я опасался вначале, вернулись ко мне во всей своей целостности…
Долго размышлять мне не пришлось.
Совсем близко я внезапно услышал скрежет — это открылись ворота автомат расположенного под домом гаража.
Машина появилась через пару минут. Это был внедорожник — "джип" темного цвета. За рулем сидела девушка. Мне показалось, на мгновение я увидел бледное, с закушенной губой уже знакомое лицо. Девушка выехала на трассу, срезав угол заснеженного газона. Сразу включила скорость…
Куда она решила увести труп, было невозможно предположить. Но это была ее проблема, не моя. Девушка могла вернуться к утру, через час, через несколько минут тоже…
Я не стал следить, чтобы узнать, как она поступит с трупом.
В случае, если ее захватят с вещественным доказательством, менты немедленно нагрянут на место происшествия. Мне следовало использовать отсутствие девушки для того, чтобы уничтожить следы своего проникновения в чужое жилище…
Нельзя было терять времени.
Я достал фонарик, вынул из бардачка портативный несессер, в котором, кроме инструментов, лежали еще ключи от подъезда и квартиры, вышел из машины, быстро двинулся к дому.
Элитное здание по-прежнему спало.
Я не стал вызывать лифт, чтобы не шуметь. Двинулся гулкой лестницей.
Было совсем тихо. Где-то наверху прошуршала крыса…
У меня с детства был звериный нюх на крыс. Не знаю, кем я был в прошлой жизни. Многие вокруг меня годами не видят этих мерзких тварей. Я же замечаю их почти каждый день, а то и по нескольку раз на дню… У подвальных отдушин, под платформами, рядом с мусорными свалками…
Негромкое шуршанье на лестничной площадке лишь четче очертило стоявшую вокруг тишину.
Поднявшись на шестой этаж, я надел перчатки, вставил ключ в замочную скважину. Дверной замок был импортный, высшего качества. Ключ повернулся легко и беззвучно.
Я вошел в квартиру. Закрыл за собой дверь. Включить свет я не решился. Подождал, пока глаза привыкнут к темноте.
Запертая в туалете лайка попыталась выйти из заточения — заскребла пол, она словно хотела прорыть лаз под дверью…
Темень в квартире оказалась неполной, в спальне не был выключен ночник. Постепенно я пригляделся. Вокруг все было таким, каким я видел во время первого моего визита. Кроме того, наблюдая эти комнаты на своем мониторе, я знал их, словно сам жил здесь. Мне почти не пришлось использовать фонарик…
Установленные мною "жучки" находились в нескольких местах, для их ниш, как и положено, я использовал естественные в квартирах укромные места, к каким хозяйская рука практически почти никогда не прикасается…
Я собрал свое электронное снаряжение в пакет. Напоследок оглянулся, каменная жаба — орудие преступления — валялась в углу, куда ее отбросило после удара.
Еще секунда и я, пожалуй, совершил бы в сущности опрометчивый шаг осторожно, перчаткой, поднял бы тяжелый кусок оникса и тоже сунул в пакет…
Но в тот же миг во дворе раздался громкий тоскливый сигнал тревоги, который я тут же узнал!
Это ревела моя машина! Ее пытались угнать или, по крайней мере, проникнуть внутрь. Крик был совершенно особый…
Тоскливые звуки наполняли двор все время, пока, стараясь действовать, по возможности быстро и не оставляя следов, я аккуратно закрывал замки и, не вызывая лифт, спускался в подъезд, Я был уверен, что ни один жилец элитного дома проснулся и прильнул сейчас к окну, пытаясь понять, что происходит.
При таком мощном сигнале угонщики или кем они там являлись наверняка должны были отказаться от своих планов…
Это о подобной сигнализации ходила в свое время полу-правда полу-байка о том, как на Старой Площади в машине главного редактора популярного молодежного журнала сработала эта система и как бывший ЦКовский секретарь Пельше дал своим молодцам команду любым способом немедленно прекратить несущийся в окна тоскливый вой. И вот, выполняя ее, кто-то из охраны с долотом и молотком прополз под кузов и перерубил провод… Так что, когда редактор возвратился…
Еще через несколько минут я уже отключал сирену…
Вокруг было совершенно безлюдно. Я не стал разбираться. Мало ли криминала понаехало в столицу за последнее десятилетие? Мало ли в Москве бомжей, угонщиков, любителей подраздеть оставленную без присмотра тачку?!
Я думал не об угонщиках…
Первое мое желание было — рвать отсюда когти и больше никогда не приближаться ни к элитному этому дому, ни к "пежо", который продолжал одиноко светиться рядом с подъездом…
"Плюнуть на заказ, на погибшего с его девушкой, на каменную жабу…"
И все-таки я не уезжал, словно верил, что все еще как-то образуется, возвратится к началу, в первоначальное положение.
Такого мне еще не приходилось пережить…
Много лет, оказываясь на месте преступления, я либо принимал участие в погоне и задержании преступника по горячим следам либо принимал меры к охране места происшествия и сохранности вещественных доказательств. Потом меня посылали в окрестные дома для выявления очевидцев. Я беседовал с соседями- пенсионерами, приглядывавшимися ко всему вокруг зоркими старческими глазами незанятых людей…
К этому времени обычно поступали первые сообщения агентуры. В них называли возможных причастных к преступлению лиц. Начиналась отработка версий — задержания, проверка показаний подозреваемых, обыска, изъятие вещественных доказательств, допросы…
Сейчас я сидел в машине в нескольких метрах от места преступления, знал косвенную виновницу гибели генерала и не предпринимал никаких мер ни к задержанию, ни к охране места происшествия. Все мое ментовское прошлое восставало против этого.
Тем временем приближалось утро, небо стало особенно черным, кое-где в подъездах одиноко хлопали входные двери…
Я мог уезжать…
Свернув на трассу, я рванул в сторону Московской Кольцевой.
Позади меня не было ни одной идущей вслед машины, ни одного огонька, тем не менее на ближайшем перекрестке я развернулся в обратную сторону…
Я опасался слежки. Если бы меня вдруг задержал милицейский наряд и какой-нибудь сверхбдительный опер обыскал машину и изъял находившиеся при мне материалы, его ждал несомненный успех.
Видеозапись зверского убийства генерала Арзамасцева любовницей на ее квартире… Вещественное доказательство двух совершенных одновременно преступлений. Любовницей и частным детективом…
Возможно даже меня и девушку отправили бы в суд за санкцией на арест в качестве меры пресечения в одной машине. Машин ведь в конторе постоянно не хватает…
По дороге я снова несколько раз проверялся: но ничего подозрительного позади не было. Похоже, меня не пасли…
"По всей вероятности все обойдется и я спокойно доберусь домой, но что дальше? Что завтра?"
С наступлением утра моя работа на заказчика не заканчивалась. По условию заказа я не мог считать себя свободным — я должен был наблюдать за девушкой еще неделю. Еще неделю сопровождать утром на автостоянку, встречать и провожать домой…
Между тем завтра наступал срок отправки очередной сводки трехдневного наблюдения. Обычно заказчик не торопил меня с высылкой отснятого материала. Я мог сделать это и завтра и в конце недели. Однако тут меня и ждали главные подводные камни…
Я не мог отдать в руки заказчика видеозапись убийства Арзамасцева…
"Как он поступит, когда в его распоряжение попадет такой страшной силы уличающий материал?! Кто поручится, что он, первым делом, не сдаст меня прокуратуре как бывшего мента, в действиях которого имеются признаки сразу нескольких составов преступлений? Или не попытается мне диктовать…"
Еще отпирая дверь, я услышал в квартире телефонный звонок, но не успел снять трубку. Оставалось надеяться, что абонент позвонит еще раз. Или не позвонит.
Если звонок не ошибочный, это может означать, что кто-то проверяет, вернулся ли я домой…
Ночь практически закончилась.
Жены снова не было дома и это было к лучшему. Мне необходимо было придти в себя. Для этого надо было дистанцироваться от того, что я увидел.
Поразило меня не само зрелище трупа.
В конторе я успел к этому привыкнуть. Особенно к жертвам несчастных случаев на Железной Дороге — попавшим под поезд, сбитым электричками…
Некоторые из коллег этим даже бравировали.
Наш дознаватель, выезжая на место происшествия, любил повторять:
— Едем рубец хлебать. Ложку взял?..
Сейчас дело было в другом.
Менту противопоказано безучастно наблюдать, как на глазах его совершается убийство, пусть даже неосторожное…
Спать не хотелось.
Я налил стопку все той же "гжелки", перебрал на полке несколько книг. Название одной приглянулось мне больше других. Впрочем, я тут же забыл его и потом еще несколько раз закрывал книгу, чтобы взглянуть на обложку и снова забыть ее название…
Телефон снова зазвонил. Я снял трубку.
— Алло!
На другом конце провода трубку сразу повесили.
Имел ли звонок отношение ко мне и к тому, что произошло этой ночью? Или в этот ранний час обзванивали учебно-преподавательский состав, собирая для построения перед ясными очами проверяющих из Учебного Центра МВД…
Спать мне практически не пришлось.
С утра я уже пригнал в Линейное Управление на Павелецкий, куда могла поступить первая ранняя ориентировка об обнаруженном ночью трупе…
Дежурный — давешний белоглазый капитан — рассовывал суточные материалы, готовился к сдаче смены. Последние часы дежурства были самыми суматошными: конвой, отправка в суд административно- арестованных, утренний развод постовых… А, главное, автотранспорт…
— Ну ты даешь… — удивился он, снова увидев меня. — То месяцами не кажешь глаз, то сто раз на неделю…
На лице у него появилась неискренняя улыбочка.
Судьба посылала ему машину. Со мной впридачу. Нельзя было упустить случай.
— Ты — так или по делу?
— По делу. Можешь показать суточную сводку происшествий по городу…
— Не иначе, "Лайнс" принял серьезный заказ…
Я не стал разубеждать.
— Вроде того.
— Садись, смотри…
Я сел, принялся быстро листать сводку.
Кражи, изнасилования, грабежи меня не интересовали, как и разбои, и появление фальшивой сторублевой ассигнаций где-то в Телегино Пензенской области, а также задержание особо-опасных чеченских боевиков, находившихся в розыске…
Только убийства! В среднем по Москве ежесуточно насчитывалось шесть-семь криминальных убийств. В крайнем случае нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть…
Приятель ходил кругами вокруг меня, как большая белоглазая рыба…
— Ты чего? — спросил я.
— Мне пару человек отправить в суд… Ты в какую сторону?..
Ничего не менялось. Машина — вечная мигрень дежурных…
— Готовь конвой…
— Тогда ключи! Я их пока размещу…
Я не мог дать ключи. В "жигуле" у меня было немало секретов, в том числе известная аппаратура, которую я должен был возвратить…
— Я сам размещу. Выводи людей…
Я быстро проглядывал ориентировки.
Об убийстве генерала Арзамасцева не было ни строчки…
Собственно, на это я и не надеялся. Оставалось наиболее вероятное: "обнаружение неопознанных трупов…"
Девушка могла выбросить свою страшную поклажу где-нибудь в укромном месте — в ближайшем Подмосковье, в лесу, на свалке — далеко от шумных трасс, чтобы труп нескоро нашли.
За год в Подмосковье обнаруживали чуть меньше пяти тысяч неопознанных трупов, по трупу на каждые десять квадратных километров…
Таких ориентировок за эти сутки тоже пришло несколько…
Одна обратила на себя мое внимание:
"… на перегоне Речной Вокзал — Нижние Котлы сбит электропоездом…"
Это было на нашем, на Каширском, направлении…
Может мне и пришлось бы этой ночью выехать на этот труп, продолжай я и сегодня работать в Линейном Управлении…
Одно за другим я отбрасывал в сторону неподходящее. Что-то каждый раз все не сходилось. То приметы, то возраст…
Я оглянулся: дежурный нетерпеливо топтался у коммутатора, конвой и двое административно-задержанных — оба мосластые, в шапках-ушанках, натянутых туго, как на муляж, скучали поодаль.
Внезапно я увидел информацию, которая могла мне подойти:
"Завезенный труп неизвестного мужчины в возрасте примерно пятидесяти лет с телесным повреждением в области головы…"
Это был мой случай!..
— Сделай для меня ксерокс, — я показал на ориентировку.
— Есть, начальник… Слушай, а, может, после суда махнешь еще в Главк? А?
— Сейчас решим…
Через пару минут я уже держал в руках копию ориентировки:
"Подольский район Московской области…
В двадцати метрах от дороги… Завезенный труп неизвестного мужчины в возрасте примерно пятидесяти лет с телесным повреждением в области головы. Имеются явственные следы волочения… С применением автотранспорта. На месте изъяты отпечатки протектора… Введена операция "Перехват"…
Я машинально прочитал и обычный довесок к тексту: перечисление выехавшей на место происшествия оперативной группы…Следователь прокуратуры… Эксперты… Кинолог… Оперативники…
Труп обнаружили на рассвете. Сообщение недавно пришло. Первые результаты могли появиться только к обеду.
— Там от суда недалеко… — Дежурный сделал последний заход.
— Не могу, командир…
— Ладно… — Он понял, что теперь я уже точно не не поеду в Главк. Если бы труп опознали — у него оставались бы еще какие-то виды на меня.
В моем распоряжении было несколько свободных часов…
Высадив конвоиров и задержанного, я первым делом заскочил в частную видеолабораторию — мне требовалось сделать копию с отснятого ночью материала.
Лаборанты справились с работой быстро.
Я проследил, чтобы никто из них не смог ознакомиться с содержанием видеозаписи, получил видиокассеты и через всю столицу погнал на Северо-Запад.
Элитный дом притягивал меня.
Скоро я был уже на месте.
Ничего нового меня здесь не ждало. "Пежо" девушки стоял на своем месте. Она так и не воспользовалась им. Скорее всего еще не вернулась из ночной поездки.
Теперь я уже не мог это проверить. Средства, которыми я пользовался для наблюдения, лежали в бардачке моего "жигуля".
И все-таки я не уехал.
Как и накануне, как и все эти дни, я продолжал работать по заказу. С той разницей, что мне больше не читалось и я не включил магнитофон, как большинство здешних водил, ожидавших своих боссов. Я ждал. В урочный час девушка не вывела собаку. Это говорило о многом, но я находил все новые правдоподобные объяснения ее отсутствию: вернувшись на рассвете, она могла выгулять собаку и лечь спать…
Я дождался часа, когда она обычно отправлялась на работу.
Девушка так и не появилась…
Подождав около часа, я решился на рискованный шаг. Оставил машину, прошел в подъезд, поднялся на шестой этаж.
Я знал, что тут не установлены дополнительные электронные средства сигнализации. Только металлическая дверь, отгораживающая холл квартиры, принадлежащей покойному Любовичу…
Я нажал кнопку звонка.
Наготове у меня было стандартное объяснение:
— Извините! О! Какой конфуз!
Номер квартиры оказался бы вроде тем же, а вот номер дома…
Но объяснять ничего не пришлось — мне просто не открыли.
Мои звонки с каждым разом становились все длиннее. Все было напрасно — никаких звуков изнутри. Не услышал я и лая собаки. Похоже, что и животного не было в квартире…
У меня возник сильный соблазн войти внутрь, воспользовавшись ключами, которые я захватил из машины, но я не стал рисковать. Да и что я мог узнать новое, посетив квартиру, в которой уже был этой ночью…
А ведь что-то существенное бросилось мне в глаза, когда я ночью попал в квартиру после отъезда девушки… Но что? Особая что ли чистота?..
Увы! Я пропустил момент, когда отгадка была совсем близко…
Я вернулся в машину. Еще надеясь на чудо, объехал вокруг здания.
Престижный элитный дом был словно полюсом притяжения многих неизвестных мне охранных структур.
Со стороны пустыря мой суперрадар уже привычно зафиксировал присутствие мощного сканера, который был направлен в мою сторону. Я уже успел привыкнуть к нему, хотя по-прежнему мне было интересно его происхождение, мощность, а, главное, принадлежность…
От дома я привычно поехал в сторону Центра.
По определению, сейчас должны были происходить какие-то события, связанные со всеми, кто был вовлечен в этот чертов заказ или прикосновенен к нему…
С девушкой, с подольской оперативно-следственной группой, выехавшей на осмотр трупа… С семьей и сослуживцами генерала Арзамасцева, которые, возможно, уже вели его безуспешные розыски…
У ближайшего ряда телефонов-автоматов я затормозил, вышел из машины. Один из автоматов показался мне более исправным, чем другие, я набрал номер приемной Арзамасцева.
— Алло!
— Фонд Изучения Проблем Региональной Миграции… — у телефона была секретарь Исполнительного Директора. Длинное название фонда она произнесла внятной скороговоркой. — Внимательно вас слушаю…
— Могу я говорить с Анатолием Алексевичем…
— Простите, кто его спрашивает?
Я назвал первую пришедшую на ум фамилию.
— Мы договорились, что я ему сегодня позвоню. Это из Пущина-на-Оке…
— Одну минутку… Это Пущино-на-Оке… — Объяснила она кому-то.
На секунду у меня возникла полная иллюзия того, что все, чему я был свидетелем ночью, мне просто приснилось и живой Арзамасцев сейчас сам возьмет трубку…
— Алло! — В трубке действительно раздался мужской голос. — Это первый заместитель Исполнительного Директора, здравствуйте…
"Хробыстов!.." — догадался я.
— Не мог бы я чем-то помочь…
— Может мне позвонить ему позже? Я, честно говоря, хотел бы продолжить разговор с Анатолием Алексевичем. Чтобы не повторяться… Он уже в курсе деталей. Речь идет о кредитовании нашего нового проекта…
— Тогда вам придется подождать до его возвращения из командировки… Генерал Хробыстов ничего не заподозрил.
— А когда он выходит? Скоро?
— Через несколько дней… Он только сегодня улетел.
Это было на руку девушке. Еще несколько часов, может даже сутки, Арзамасцева могли не хватиться, если, конечно, близкие Исполнительного директора в Фонде еще с утра не подняли шум…
"Может, он уехал из дома, сказав, что едет в Аэропорт, что у него ночной рейс, а сам приехал на свидание в элитный дом?! Ночью он что-то говорил о том, что должен лететь… В любом случае никто еще не успел поднять шум!"
Из того же автомата я позвонил в "Лайнс": Рембо оказался на переговорах.
— Перезвоню позже…
Я посмотрел на часы: мне еще надо было заскочить на почту…
Я отсылал отснятый материал из небольшого почтового отделения в высотном здании на Кудринской площади. Кроме меня и двух сотрудниц, тут обычно никого не было. Отправка занимала считанные минуты. Каждый раз мы тепло приветствовали друг друга…
Так было и в этот раз.
Симпатичная молодая девушка, выписывавшая мне квитанции, была уверена, что я директор картины или на худой конец помощник режиссера по работе с актерами, и, в конце-концов, предложу ей сняться в своем фильме.
Отправка бандероли и сегодня заняла всего несколько минут.
На этот раз в отношении заказчика я пошел на хитрость. Вместо кассеты с последней съемки я отправил ему копию безвинной видеозаписи одного из первых дней наблюдения.
Наиболее важной частью моей сегодняшней корреспонденции было приложение.
В своей записке я сообщил заказчику, что по независящим от меня причинам я не могу продолжить работу над заказом. Я обманул его и в другом — указав срок прекращения работы на сутки раньше — накануне случившегося…
Я пообещал, что оставлю ключи в почтовом ящике, поблагодарил за лестный для меня выбор исполнителя заказа и заверил, что в будущем всегда готов к совместной деятельности…
Также тепло я распрощался с сотрудницей почтового отделения.
— Спасибо, до встречи…
Я отказался от сдачи, чем еще больше уверил служащую в том, что она имеет дело с человеком творческим, твердо стоящим на собственных ногах.
С чувством исполненного долга я прошел в прилегающий к высотному зданию сквер, по большей части безлюдный, с трех сторон обтекаемый не прерываемым транспортным потоком. Сквер был пуст и на этот раз. Общая загазованность столицы в его пределах ощущалась особенно сильно. Я не увидел вокруг ни няней с детьми, ни самих детей…
Я прошел вдоль широкой аллеи, ведущей в тупик.
"Итак, моя работа по заказу закончена… Свободен!" — Подумал я.
И не почувствовал освобождения.
Что-то мешало…
Наверное я не ожидал, что все кончится на такой печальной ноте…
Исчезновение Исполнительного директора крупнейшего российского фонда, генерала, заслуженного чекиста, должно было привлечь внимание милиции и ФСБ, не говоря уже о средствах массовой информации и собственной Службе Безопасности Фонда.
Не приходилось сомневаться, что при массированном наступлении прессы и тотальной проверке состояния дел быстро всплывут все злоупотребления руководства Фонда и тогда мой заказчик может анонимно переслать в распоряжение следствия сделанные мною компрометирующие Арзамасцева видеозаписи…
И все это могло произойти уже на этой неделе, уже завтра, как только выяснится, что Исполнительный директор не прибыл к месту командировки.
С окончанием моего стремного заказа ничего не завершилось.
Мои мысли прервал звонок на мобильнике. Меня разыскивала секретарь "Лайнса":
— Шеф звонил, что скоро будет. Что передать? Вы приедете?
— Обязательно. Передай, что я везу видеокассету. Будем смотреть кино…
Снова жаркий песчаный пляж. Море и берег…
Красочный пейзаж на стене прихожей.
— Хургада… — Рембо в этом уверен.
Он летал туда несколько раз. Иногда даже всего на несколько дней, чтобы сменить обстановку между двумя серьезными заказами.
Я не стал возражать.
Хургада, так Хургада… Хотя набережная Тель-Авива больше подходила проживавшему в тех краях Любовичу. Кто-то — не сам хозяин квартиры позаботился, чтобы ни у кого не возникало сомнений в том, что интерьер отражает вкусы собственника, тамошнего гражданина…
Я перекрутил пленку. Мы начали смотреть видеозапись с той минуты, как коротко звякнувший звонок сообщил о приезде Арзамасцева…
Я просил Рембо ни о чем не спрашивать, прежде чем он досмотрит фильм до конца. Он согласился, не представляя, какого рода зрелище его ждет.
Вот девушка бросилась в прихожую…
Генерал уже шел по коридору навстречу, широкоплечий, крепкий. Он на ходу одной рукой быстро сбрасывал с себя одежду, а другую, с коробкой, протягивал имениннице. Прижимаясь к гостю и покрывая его лицо быстрыми поцелуями девушка успела открыть коробку, взглянуть на подарок. Раздался ее ликующий вопль, она повисла на шее гостя… Вот они оба повалились на ковер спальни… Арзамасцев, не отпуская девушку, одной рукой, не глядя, быстро стягивал с себя брюки…
Мы не собирались наблюдать любовные игры влюбленных…
Я снова включил перемотку…
Перематывать пришлось долго. Казалось, почти вся пленка уйдет на показ все того же пейзажа в передней. Любовники все это время находились в ванной…
Наконец, они появились. Вернулись в спальню, снова начались пустые для нас бессодержательные кадры…
Рембо уже начал скучать…
— Сейчас! С этого кадра!
Девушка и Арзамасцев появились в гостиной. На генерале уже был костюм, галстук. Девушка щеголяла в короткой соблазнительной кофточке, чуть прикрывавшей ей бедра. Они сели за стол…
Арзамасцев наполнил рюмки, произнес тост…
Генерал уже не выглядел ни моложавым, ни крепким. Тост за здоровье именинницы прозвучал вымученно-формально, пару раз Арзамасцев украдкой взглянул на часы.
Девушка, напротив, ела с аппетитом, с удовольствием пила "Шампанское".
В какой-то момент она отложила вилку и нож, открыла коробку с подарком, о которой, по-видимому, ни на минуту не забывала, примерила сверкающие камешки…
— Белое золото с аметистом, — раздался голос Арзамасцева. — гранат, синий топаз, бриллианты…
— Тут же целое состояние!..
Скандал начался внезапно. Короткий резкий, как взрыв.
Девушка вскочила…
Начался обоюдный обмен словесными ударами…
— Сегодня вы останетесь здесь и никуда не пойдете… Никуда! Сегодня я имею на это право…
— Ты знаешь: мне надо. У меня утром самолет…
— Нет!
Короткий бросок девушки в переднюю, появление генеральского пальто.
— Я выброшу его в окно…
Она подскочила к окну, резко раскрыла его.
Выпитые одна за другой две рюмки коньяка…
Рембо начал что-то подозревать. С этой минуты он уже не пропускал ни одной детали…
— Ради Б-га успокойся!..
— Отец меня каждый раз по телефону спрашивает, когда мы поженимся… Я ему все время вру-вру… Матери тоже! А ты врешь мне! Не надо мне этого подарка! Возьми!.. — она сорвала цепочку бросила ему в лицо, Арзамасцев не успел увернулся.
Арзамасцев было поднялся, чтобы взять пальто. На в последнюю секунду отказался, вернулся к столу.
— Сволочь!
Было видно: ей надо было что-то крушить, ломать. Она оглянулась.
Тут и Рембо увидел: гладильная доска с электрическим утюгом стояли близко, на расстоянии вытянутой руки, на лягушку из оникса на тумбочке, он не обратил внимания — не представлял ее тяжесть…
Я все это уже видел, поэтому для меня все происходившее демонстрировалось словно с удвоенной скоростью. Рембо смотрел, не отрываясь. Он был весь внимание…
Девушка схватила каменную жабу. Замахнулась…
Арзамасцев пошатнулся, похоже, у него подогнулась нога…
И вот он уже рухнул на пол…
Все это я уже видел. И заструившуюся от головы черную струйку, и попытку искусственного дыхания, и лайку, подошедшую к неподвижному телу Исполнительного директора Фонда…
Я остановил запись.
— Она увезла труп и больше не появлялась…
Рембо все не мог прийти в себя после увиденного.
Он подумал примерно то же, что и я прошлой ночью сразу вслед за происшедшим, потому что сказал:
— Спастись от киллера, чтобы через неделю погибнуть от руки любовницы…
— Это первое, что тоже пришло мне в голову.
Судьба освободила противников Арзамасцева от необходимости повторной попытки убийства…
Впрочем, они могли и не узнать о его гибели до весны, до появления подснежников, в том случае, если девушка укрыла труп где-то в лесу…
Перематывая видеокассету я мысленным взором снова увидел Арзамасцева, но не лежащим на каменном полу элитного дома, а таким — каким он прибыл к нам, чтобы взять украденный у него кейс — за рулем "шестисотого" — моложавого, крепкого, в спортивной короткой куртке, в берете, наподобие десантного, с кожаной сумкой — барсеткой…
— Мне хотелось бы прислать вам что-то на память… — Он повернул ко мне острый, похожий на косой парус, нос. — Может классный детектив? Сыщики должны любить криминальные романы. Это и мое чтение… Особенно английские… — их детективы тоньше американских, не говоря уже о российских… Но в них пружины!
Увы! Сейчас его неопознанный труп, возможно, лежал именно под снегом где-то за городом, в поле, ожидая своей поры…
Глава "Лайнса", по-видимому, подумал о том же.
Из стола появилась бутылка сухого вина и рюмки. Рембо наполнил их.
— Ну, на помин души…
Мы выпили, не чокаясь, и вроде чуть успокоились.
Я все не уезжал.
Появилась секретарь с бумагами. С кофе.
Мы снова пили кофе. Понемногу заговорили о другом. Рембо ввел меня в курс наших дел, от которых я уже успел за эти недели отойти. Показал свежий прибывший с утра факс…
Некий господин Паоло Брагаглиа владелец фирмы "Bononia Investigations" предлагал главе "Лайнса" 50-процентное участие в создании нового агентства для ведения "крупномасштабной работы по всему мире" ("a large scale in the world")…
Мы только посмеялись. Такие предложения время от времени поступали, Рембо их игнорировал…
Я поднялся. Надо было ехать.
— Я оставлю у тебя видеозапись… Не против? — В его согласии, впрочем, я не сомневался.
— Конечно, оставляй.
Рембо спросил еще:
— А не думаешь, что тебя могут попытаться убрать, если им не попадет в руки видеозапись… — Он спрашивал вполне серьезно. — Мы ведь ничего об этом не знаем, что там происходит, в Фонде…
— А может иначе? — Я попытался пошутить, но был тоже серьезен. Может моей жизни ничего не угрожает только до тех пор, пока я с этой кассетой. И наоборот могут убить, как только видеозапись будет у них…
Я подъезжал к Химкам, когда Рембо позвонил мне на мобильник.
— В интернете появилось любопытное сообщение: "Исполнительный директор Фонда Изучения Проблем Региональной Миграции исчез по дороге в Аэропорт "Шереметьево".. Местонахождение отставного генерала неизвестно. Его заместитель генерал Хробыстов отвечает корреспонденту: "нет оснований для беспокойства…"
— Кем подписано сообщение об Арзамасцеве? — спросил я.
— Неизвестный журналист. Кто-то бросил мыло на новостной сайт… Выглядит как намеренная утечка информации!
"Узнаю Григория Грязнова!" — вспомнил я снова.
Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы распознать стиль могущественного ведомства, воспитавшего обоих — и покойного Арзамасцева, и ныне здравствующего Хробыстова, и их окружение…
Жена была дома, смотрела детективный сериал.
Она слышала, как я входил, как снимал пальто, но осталась сидеть…
— Извини, тут такой эпизод… Возьми — в холодильнике шницель, цветная капуста. Я сейчас… Ты нормально съездил?
— Да, все в порядке.
Я поцеловал жену, мельком взглянул на экран.
Я знал роман, по которому поставлен был сериал.
Он была никакой. Судя по репликам, которые я услышал, сериал был тоже никаким.
Свита играла короля…
Актеры, имитировавшие оперуполномоченных уголовного розыска — свиту, играли придуманного короля — светило, мозговой центр, призванный поразить способностью мыслить и анализировать при раскрытии преступлений…
Характеры героев прописаны не были. Их видимость создавалась с помощью нехитрой мимики. Популярный актер, игравший начальника, несуществующего в штатном расписании аналитика, то и депо восхищенно повторял, типа:
— Ну, ты — это того… Что-то… — Играть было совершенно нечего.
Зная милицию изнутри, я не мог смотреть подделку. Малейшая фальшь делала любое повествование о конторе оскорбительно — ложным.
"Какие еще в задницу аналитики?!"
Меня всегда удивляло, как мои коллеги — моя тоже жена начинала оперуполномоченным уголовного розыска — могли западать на подобную чушь…
В жизни-то все выглядело иначе. Не надо было ничего придумывать. И они испытали это на собственной шкуре.
Российский опер, одинаково презираемый как сытой, так и голодной частями общества, а еще газетчиками и дешевыми сценаристами, делающими себе на нем имя и деньги, воевал сегодня на два фронта — против жестокой уголовной преступности и трусливого карьерного начальства. Мент рисковал своей жизнью и жизнью близких, не говоря о добром имени и погонах, и все-таки находил в себе силы не послать далеко и тех, и других, а оставаться их защитой, последним шансом, когда уже были испробованы все другие средства…
— Тут уже к концу… — предупредила жена.
— Ничего. Смотри.
Против ожидания детектив затянулся…
Я прошел к себе, подсел к компьютеру. В интернете я нашел сообщение, о котором говорил Рембо:
"Ничего неизвестно о местонахождении Исполнительного директора Фонда Изучения Проблем Региональной Миграции господина Арзамасцева… Последний не дает о себе знать уже несколько дней…. Его заместитель Хробыстов на телефонный запрос о своем шефе отвечает: "нет оснований для беспокойства…"
"Еще бы!.. Кому, как не мне, этого не знать!"
Исчезновение Арзамасцева и, следовательно, аудиторская проверка финансовой деятельности Фонда вынуждали Хробыстова к активным действиям…
Генерала уже искали! Наверняка полетели ориентировки во все концы. Ужесточен погранично-визовый режим в аэропортах. Материал о розыске неофициально передали по своим каналам…
И вот отставной генерал — чиновник, переведший со счетов Фонда за границу и обналичивший там четыреста тысяч долларов только в одном небольшом банке — отечески успокаивает обеспокоенную общественность…
Понемногу я вроде бы начинал разбираться…
"Жулик на жулике и жуликом погоняет…"
Когда-то мы это уже все проходили…
В вооруженных силах около двух тысяч генеральских и адмиральских должностей, ежегодно в запас или отставку уходит примерно триста чинов.
В нашем компьютере были данные примерно на триста фондов. В действительности их было значительно больше… Каждому отставнику найти место!..
Газеты писали о Фонде, на расчетный счет которого в коммерческий банк поступили от акционерной компании 20 миллионов рублей из них один процент по распоряжению генерала-отставника израсходован был на дело и восемьдесят пять ушли на содержание управленческого аппарата…
Кто в Фонде мог удержаться после аудиторской проверки Счетной Палаты?!
Я засыпал, когда снова позвонил Рембо. Он был краток:
— Арзамасцев в розыск официально не объявлен. Хотя предполагается, что он похищен с целью получения выкупа…
"А может плюнуть на все, что произошло? — подумал я, засыпая. Забыть, словно этого и не было?! Заказчик молчит… Я свободен от обязательств. Может махнуть на неделю с женой на Кипр или в Эйлат?!"