— Обожрется от нервов — лопнет. Да и нам-то с тобой что? Покупатель тогда просто не пришел… почему-то. Верно?
Тыква мечтательно улыбается, и Печкин отвечает ему мерзкой своей ухмылкой.
В комиссионном магазине радиотоваров Томин идет вдоль прилавка, рассматривая выставленную аппаратуру.
— О-о! — говорит он с непринужденностью толстосума. — Это у вас «Шарп» с индикаторной шкалой? И что, никто не берет?
— Только вчера поступил, — объясняет продавец.
— Если в порядке, возьму. Выпиши. А там никак «Грюндиг» с приемником? Я чувствую, куплю полмагазина! И мы с тобой все это будем красиво и долго заворачивать… — Понижает голос. — Найди мне еще парочку наушных — «Сони», «Акай», а?
Продавец уважительно склоняет голову.
— Вчера были и сразу проданы…
Забрав чеки, Томин направляется в помещение, где производится прием на комиссию.
— Простите, вчера тоже вы работали? — спрашивает он очкастого и надменного приемщика.
— Да, я, — величественно подтверждает он.
На допросе у Знаменского он утрачивает, однако, свою величавость…
Пал Палыч читает вслух написанное:
— «Гражданин, принесший вышеупомянутые магнитофоны, мне незнаком и ни на кого из моих друзей не ссылался». Просто некто с улицы?
— Товарищ следователь, к нам все приходят с улицы! И потом: я смотрю и оцениваю вещь. Человека я не замечаю, только его товар. Я товаровед.
— А своего брата заметите?
— Мой бедный брат умер в детстве.
— Зато двоюродный жив, имеет жену и двух дочерей. И здесь, в квитанции, они числятся у вас сдатчиками тех самых магнитофонов.
Чтобы избежать взгляда Пал Палыча, товаровед снимает и протирает очки, бормоча:
— Вы же знаете наше дурацкое правило: от одного человека не принимать двух одинаковых вещей… Потом нужно ждать, пока не продадут…
— А ему срочно требовались деньги, — договаривает Пал Палыч.
— Да, очень просил, и я вошел в бедственное положение…
— Записываем: вы взяли магнитофоны за наличные и оформили их на своих родственников. Так?
— Нельзя ли добавить, что это из сочувствия… и поддавшись на уговоры.
— Смотря сколько он получил по сравнению с продажной ценой.
— Несколько меньше, конечно…
Знаменский ждет.
— Примерно, половину, — договаривает товаровед.
— И расстались взаимно довольные. И не было мысли, что скупаете краденое?
— Нет! Я бы никогда, никогда!.. Человек внушал абсолютное доверие!
— Немножко, значит, посмотрели на него?
— Немножко посмотрел…
— А если он еще раз наведается?
— Зачем? — вздрагивает товаровед.
— За тем же. Вы нас известите?
— Д-да… ах да, непременно! Теперь, когда я узнал… Немедленно!
Прямо-таки взрыв гражданского энтузиазма, — думает Пал Палыч, — но нет, такой вот старый лис помогать милиции не станет.
Пекле второго безуспешного визита к автомеханику Раиса подала заявление о пропаже «Жигулей» в милицию и теперь регулярно наведывается сюда, домогаясь результатов.
— Ну как? По-прежнему на точке замерзания? Все никаких доказательств? — агрессивно спрашивает она у молодого лейтенанта.
— Объективных доказательств нет, но…
— Да куда же я свою машину дела? — перебивает Раиса. — Или я, по-вашему, сочиняю?!
— Вы послушайте, что я хотел сказать. Материал ваш на Петровку ушел. Туда все нераскрытое сейчас затребовали насчет автомобильных дел. Вызовут вас, успокойтесь!
… И действительно, вызвали и выслушали — с некоторым недоумением.
— Странная история, — говорит Пал Палыч. — Если человек кормится частным ремонтом, зачем ему привлекать внимание милиции?
— Проще на улице угнать, чем у своего же клиента, — добавляет Томин.
— Я понимаю, нелогично, — нервничает Раиса. — И все-таки Молоткову точно известно, где мой «жигуль»! Голову даю на отсечение!
— А как вы к нему попали-то? — осведомляется Томин.
— У меня случилась авария. Когда я остановилась, подлетел какой-то тип, начал утешать. А я ужасно расстроилась, потому что в отпуск мы собирались… В общем, он понял, что у меня горит и всучил координаты этого подлеца автомеханика. Он, говорит, мою «Ниву» поднял буквально из руин и в рекордный срок!.. Наверно, из той же шайки. Если б я запомнила номер… — Она помолчала. — Неужели ничем невозможно помочь?.. Конечно, и расписки я не брала и свидетелей нет… Но хоть бы припугнуть! Он же трус, и вдруг его на Петровку — да он проговорился бы от страху! Он даже постороннего человека испугался, который только прикрикнул!
— А что за посторонний? — на всякий случай спрашивает Пал Палыч.