-- Они могли помириться, если бы вы еще и сегодня не вмешались.
-- Олег не стоит Ольгиного мизинца. Он изменяет ей на каждом шагу. Когда вижу, что подонок губит талантливого человека, не могу по-мещански созерцать. Хоть расстреляй меня за это. -- Айрапетов, откидывая со лба прядь волос, энергично вскинул красивую голову и удалился на кухню. Вернулся оттуда быстро. Ставя на стол бутылку шампанского, весело улыбнулся: -- Пора, по-моему, перейти к официальной части, ради которой мы встретились. Отложим дискуссию о добре и зле до лучших времен.
Антон ладонью накрыл свой стакан.
-- Разговор будет серьезным, -- он помолчал и посмотрел Айрапетову в глаза. -- Могу я рассчитывать на вашу откровенность?
На лице Игоря мелькнуло недоумение.
-- Мне всегда близок язык настоящих джентльменов.
Антон задумался. Перед ним сидел умный, обаятельный тридцатилетний парень. Материально обеспеченный, без пяти минут, как говорил Степан Степанович, кандидат медицинских наук, превосходно разбирающийся в психологии людей и удивительно легко, вроде бы мимоходом, управляющий их поступками. Совершенно неожиданно в сознании Антона возник забитый народом до предела зал судебного заседания. На скамье подсудимых -- Мохов и Остроумов. Попробовал рядом с ними представить Айрапетова и... не смог --его образ совершенно не вязался с образами уголовников.
-- Скажите, Игорь, что заставило вас написать фальшивое письмо Федору Костыреву? -- задал первый вопрос Антон.
-- Я не знаю такого человека, -- чуточку подумав, как ни в чем не бывало ответил Айрапетов.
Антон достал копию заключения графической экспертизы, исследовавшей конверт, найденный Светланой Березовой у Костырева, и положил ее перед Игорем.
-- Против этого документа возражать трудно, Игорь Владимирович, --спокойно сказал он.
Лицо Айрапетова потемнело. Не отрываясь от чтения, он зубами достал из пачки сигарету, машинально щелкнул зажигалкой и затянулся так, что, казалось, щеки сошлись вместе. Табачный дым клубами поплыл по квартире. Антон молча ждал, что скажет Игорь. Тот, закончив читать, посмотрел на Антона и сказал:
-- Сейчас вспомнил. Писал я Костыреву, только забыл его фамилию. Об этом просил меня Мохов. Понимаю, что поступил не по-джентльменски, но не вижу причины, из-за которой письмом заинтересовался уголовный розыск.
-- Из-за сфабрикованной вами фальшивки порядочный парень едва не угодил в тюрьму.
-- Костырев избил предполагаемую тещу? -- натянуто пошутил Айрапетов.
-- Нет, связался с Моховым и чуть не стал соучастником преступления. Мохов совершил кражу из магазина.
-- Не вижу в этом своей вины. Костырев же не обезьяна. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы разгадать фальшивку. К тому же, трудно поверить, чтобы современного парня могло шокировать глупое письмо сумасбродной мамаши.
-- А если современный парень впервые столкнулся с вероломной подлостью и растерялся? -- спросил Антон, глядя в упор на Айрапетова.
Игорь отвел глаза:
-- Этого я не предполагал.
-- Почему, в таком случае, вы боялись своего письма и хотели любой ценой вырвать его у Березовой? -- опять спросил Антон и, не оставляя Айрапетову лазеек, добавил: -- Обещанный соседскому Генке хоккейный абонемент не так уж дешево стоит.
Айрапетов долго молчал. Казалось, он не замечает дымящей в руке сигареты, но выражение его лица было спокойным, задумчивым. Такое лицо бывает у неглупого, сдержанного человека, волею случая попавшего в нелепую историю.
-- В этом я виновен, -- отчетливо произнося каждое слово, наконец, сказал он, еще немного помолчал и стал объяснять: -- Полусонная Люда Суркова в тот злосчастный вечер проговорилась, что ее сестра таскает в сумочке какое-то загадочное письмо, которое хочет передать в милицию или в прокуратуру. Это письмо якобы ей прислал тот мрачный парень, с которым однажды в кафе "Космос" чуть не подрался Мохов. Признаюсь честно, трухнул. Решил перестраховаться. Перестраховка, как видите, вышла боком.
-- В тот вечер Суркова знала о другом письме, на котором вы подписали только адрес.
-- О другом?... -- удивился Айрапетов. -- Никаких адресов я не подписывал.
-- Это уже не джентльменский разговор. -- Антон с упреком посмотрел на Игоря и положил перед ним копию второго заключения экспертизы, исследовавшей конверт с письмом московского инженера.
Выдержка изменила Айрапетову -- на его лице появилась растерянность, и Антону вдруг стало неловко, будто он играет с Айрапетовым, словно кот с пойманной мышью. Имея такие сведения, как показания Остроумова и Мохова, не стоило большого труда припереть Игоря к стенке. Однако, чувствуя уверенность, Антон не торопился раскрывать карты -- слишком необычный "игрок" сидел перед ним. Надо было разобраться в мотивах преступления и, главное, установить истинное лицо Айрапетова.
-- Вспомнил, -- тихо сказал Игорь. -- В тот же раз Мохов дал мне какое-то письмо, которое я даже не прочитал, и попросил надписать конверт таким же почерком. Не задумываясь, начеркал ему что-то похожее.
-- Для чего нужны были Мохову эти фальшивки?
-- Он хотел сагитировать друга уехать с собою куда-то на север, а тот не соглашался. Так, во всяком случае, Мохов мне объяснял.
-- Вам известно, кто Мохов?
-- Знаю, вроде сидел за хулиганство, но подробностями его биографии не интересовался.
-- А напрасно не поинтересовались, -- сказал Антон и сразу спросил: --Как к Мохову попало письмо Василия Михайловича Митякина, которое тот получил от Березовой?
Айрапетов усмехнулся и ответил самым искренним тоном:
-- Это для меня новость. С Митякиным мы школьные друзья. Последний раз встречались около месяца назад, на железнодорожном вокзале. Кроме него, были я, Бураевская, Мохов и мой дядя Николай Петрович. Ни о каких письмах при встрече не было даже разговора.
-- После той встречи вы с Митякиным не виделись?
-- Нет. Время меняет людей. От школьной дружбы почти ничего не осталось.
Что-то насторожило Антона в ответе, и он, стараясь сосредоточиться, задал побочный вопрос:
-- Чем вызвана привязанность вашего дяди к игрушечной собачке?
-- Это давняя тяжелая история. Николай Петрович, с женой и пятилетней дочерью Зиночкой, попал в автомобильную катастрофу и только чудом остался жив. Жена и Зиночка погибли. У каждого, даже самого здорового человека, существует предел так называемой физиологической выносливости, и когда этот предел перейден, развивается, говоря языком медицины, психогенное расстройство. Оно у Николая Петровича усилилось полученной в катастрофе травмой головы. Игрушечная собачка -- его память о погибших дочери и жене. Мы пробовали собачку спрятать, надеясь, что дядя быстрее забудет трагедию. Но Николаю Петровичу стало еще хуже -- он чуть было не лишился рассудка полностью. Эту игрушку очень любила Зиночка, она была моей сверстницей.
-- Зачем Николай Петрович ездил в райцентр в прошлое воскресенье? Вы были там в субботу?
-- Да, я был в райцентре в субботу, а Николай Петрович... Он часто уезжал без моего разрешения.
Пришло время задать самый главный вопрос, и Антон спросил:
-- Чем вы, Игорь Владимирович, объясните такое совпадение: в один и тот же день у вас снято пять тысяч рублей в сберкассе, а у Остроумова на эту же сумму открыт счет?
-- Не может быть... -- почти прошептал Айрапетов.
Антон положил перед ним выписки из сберкассовых лицевых счетов, сухо проговорил:
-- Чтобы не играть в кошки-мышки, добавлю: Остроумов передумал садиться в тюрьму за кражу. Не выгодно ему показалось отсиживать за чужие грехи.
Айрапетов, вскочив из-за стола, заходил по комнате. Затем сел на прежнее место, хотел налить себе вина, но передумал, смял в пепельнице недокуренную сигарету и тут же, щелкнув зажигалкой, прикурил новую.
-- Я действительно заплатил Остроумову деньги, -- жадно затягиваясь табачным дымом, заговорил Игорь. -- Однако вовсе не потому, что принимал участие в краже. Мохов по дешевке продал мне золотые часы, и когда я понял, что уголовный розыск напал на его след, испугался. У страха глаза велики, под его влиянием я стал ворочать глупость за глупостью...