Итак, наступал второй год войны с Римом. Кириллу уже исполнилось 19 лет. Теперь он настолько прославился в битвах, что приобрел громадный авторитет и явно вошел в шестерку лучших действующих карфагенских полководцев. Такая умопомрачительная быстрота его карьеры — в те времена, впрочем, не редкая — уже внушала кое-кому подозрение. Плевать!
А вот, что теперь приходилось опасаться покушения это серьезно. Слишком уж заметной фигурой стал Кирилл, для такого и операцию спецслужб провести не жалко. Съедят. И вообще парень уже три года провел в древнем мире. Все прекрасно- и богатство как у олигарха, и возможности, и еда, и женщины. Но вот спокойствия здесь нет и не предвидится. Как и личной безопасности. Хотя, чего уж более? И входит он в один из сильнейших семейных кланов Карфагена, и гражданин мощнейшего государства древности. Но как будто меч все время подвешен над ним на волоске.
Стал бы наш герой заделываться великим полководцем, если в военном деле он не в зуб ногой? Из школьных уроков в этой области помнит только как сравнивать гриб от ядерного взрыва с большим пальцем. Если гриб меньше вытянутого перед глазами большого пальца, то можно бежать прятаться в подвал или погреб. Или даже можно рискнуть отсидеться в массивной глухой комнате без окон. В какой-нибудь кладовке, расположенной в центральной части здания. Если гриб от ядерного взрыва равен большому пальцу — подойдет только глубокий подвал. Если больше- можно смело искать саван. Вот и все познания. Но нужда научит даже медведя на проволоке под куполом цирка ходить. Так что и наш школьник справился. Хотя теперь по возрасту он как раз подходит в качестве солдата вооруженных сил. Тютелька в тютельку.
Кроме того, из соображений личной безопасности Кириллу всегда приходилось передвигаться в доспехах, в сопровождении трех десятков сменных охранников. Дегустаторы тоже без дело не сидели, брокераж всех блюд происходил пару раз, после изготовления и перед самой подачей.
Весь зимний сезон, пока военные действия прекратились, Кирилл готовился к возобновлению боев весной. Теперь когда он наработал авторитет и был лично знаком с большинством варварских вождей, фигурантов испанской политики, это было делать гораздо проще. Люди были. "Все — наше! Все — для нас! Я их кумир навек!"
Его контрактная ЧВК только в своей сухопутной части достигла трех тысяч бойцов, которые получали плату дружинников. В основном это была легкая пехота. Но имелось и триста тяжелых панцирников и двести пятьдесят в совокупности артиллеристов, саперов и гранатометчиков-гренадер. И двести пятьдесят кавалеристов. Взаимодействие всех родов войск было поставлено на уровне. Лала-Зор тоже намеривался вывести весной в море сразу восемь драккаров. И к ним еще кое что.
Но на этом наш герой не ограничивался. Он охотно вербовал наемные отряды иберийцев в качестве пушечного мяса. Под его "крышу" дикари шли охотно. Две тысячи он собирался послать на Корсику, две тысячи на Сардинию. В Таррагонской Испании, если римляне решаться на высадку, в качестве союзников под знамена Кирилла должны были явиться сразу тысяч восемь или десять иберийцев. Еще была задумка послать тысчонку-другую за Пиренеи в Южную Галлию и в помощь к ним нанять местное кельтское племя, или хотя бы тысячу удальцов. А вообще эту войну надо закончить как можно раньше. А то уже надоело, все походы и походы. Из командировок не вылезает. Сколько же можно!
Потенциально, небольшой шанс победить в ближайшие несколько лет был. Надобно напомнить, что пока Рим теряет свою элиту, лучших воинов из богачей и аристократов, а так же богатеньких середняков, людей самых сильных, крепких и умных. И вооруженных самым лучшим оружием. Оставалась преимущественно хилая и слабосильная шелуха, брак, шлак, отходы. Многочисленная, но уже не чета прежним легионерам.
Вот только Ганнибал подкачает. В чем смысл в этой сказочки про белого бычка, без начала и конца? Разбивать римлян в битвах, потом отпускать часть пленных за небольшой выкуп, а остальных- просто так, по доброте душевной, а потом снова и снова разбивать эти вновь сформированные армии негодяев? Просто зря время терять в преддверии того, что через 17 лет вырастут нынешние дети и под знамёна легионных орлов встанут очередные четыреста тысяч человек…
Кирилл же вновь надеялся в марте нанести упреждающий удар врагу. Воспользовавшись издержками римской бюрократии от ежегодной смены власти.
Выборы в Риме на второй год войны проходили очень бурно. Две ведущие противоборствующие силы — семейные кланы Фабиев и Корнелиев были обескровлены, потеряв своих главарей. Особенно Корнелии, у которых главенствующая ветвь Сципионов лишилась всех своих взрослых мужчин. Третья вспомогательная сила — Эмилии, уже заранее договорились с другими мафиозными семьями выдвинуть своего предводителя Луция Эмилия Павла консулом, поэтому пару ежегодных выборов они пропускали. В городе старались не избирать на высшую должность консулов моложе сорока лет. А каждый римлянин мог быть консулом только один раз. А было целых 23 главные семьи. Плюс к ним прицепом, чтобы польстить народу Рима, выбирали различных демагогов.
Одним из таких выбранных на этот год консулов стал Гай Фламиний — демагог из демагогов. Отрыжка демократии. Пробы на нем ставить негде было. Но в тоже время это был человек в некоторой степени талантливый и не лишенный мании величия. Вторым консулом согласно сложившейся практики был выбран авторитетный представитель древней патрицианской семьи — Гней Сервилий. Жирный коротышка, личность очень известная. Избрание Гнея Сервилия, представителя рода Сервилиев, близкого, как уже говорилось, к аристократической группировке Эмилиев — Корнелиев, позволяло последним, даже несмотря на оглушительную неудачу Сципионов, сохранить свои позиции в правительстве.
Обычно второй консул — плебей, был тенью патрицианского консула, помалкивающей и поддакивающей. Но теперь народ Рима слишком возбудился неудачным течением войны с пунами и нервный Фламиний окончательно сорвался с поводка. Дело в том, что Гай Фламиний давно и упорно враждовал с сенатом, защищая права и выгоды простого народа. Знать за это ненавидела его. Известно, что в 232 г. в качестве народного трибуна он предложил закон о раздаче гражданам земли в недавно завоеванном Галльском поле, прямо направленный против интересов нобилитета.
Фламиний так же активно поддержал и «закон Клавдия», запрещавший сенаторам владеть кораблями вместимостью более 300 амфор и, следовательно, резко ограничивавший их участие в морской торговле. Но Фламиний был сейчас главным из имеющихся под рукой полководцев. "Победитель галлов!" Крутой перец! Шесть лет назад он разбил и покорил инсумбров, теперь же война опять ожидалась в тех же местах. Так что аристократы утерлись и пошли на компромисс. Хотя Фламиний уже и был один раз консулом, на это посмотрели сквозь пальцы. Главное — разобраться с Ганнибалом.
Да и успокоить народ надо было любой ценой. В Риме только и было разговоров, что о разного рода тревожных предзнаменованиях, и, конечно же, всегда находились свидетели, которые «своими глазами» видели или «своими ушами» слышали то, о чем со страхом передавалось из уст в уста.
К примеру, рассказывали, что на овощном рынке какой-то шестимесячный ребенок свободных родителей выкрикнул слово «триумф»; что на скотном рынке бык взобрался на третий этаж и, когда люди подняли крик, испуганный, бросился вниз; что на небе показались изображения кораблей; что в храм Надежды на овощном рынке ударила молния; что в Ланувийском храме в руке у богини шевельнулось копье. При этом свидетели и выпили всего ничего. Мало того, какой-то наглый ворон влетел в храм и сел на ложе богини. И глазенками так — зырк, зырк!
Говорили, что около Амитерна во многих местах показались призраки в белых саванах; что в Пиценуме шел каменный дождь; что в Цере сузились дубовые дощечки, по которым тамошние жрецы предсказывали будущее; что в Галлии волк выхватил у растяпы-часового меч из ножен и унес. Зачем часовому врать? Не пропил же он этот меч?
Опять же этот свежеиспеченный закон Архимеда. Если в ванну садишься — вода выплескивается. Не к добру это!
А в эти времена верить — означало не постоять на праздник в храме со свечкой. Верили истово. Власти Рима произвели ритуальное очищение города, совершали молебны, приносили посвящения и жертвы, от имени государства давались обеты, и это, в значительной степени успокоило людей.
— Слава Риму! — без конца повторяли граждане как автоматы.
В это же время главари Рима, предшественники "добрых отцов иезуитов", пытались просто убить Ганнибала, стоявшего на зимних стоянках в Предальпийской Галлии и разом закончить войну. Карфагенский полководец был мишенью, в которую летели все стрелы. Свирепые грызуны мечтали провертеть каждый свою дыру в этом августейшем теле, которое и ядра от катапульт в десятке сражений не смогли поколебать. Много раз вожди племен подсылали к Ганнибалу убийц, и спасало его все то же галльское легкомыслие и безалаберность: падкие на посулы вожди легко, не задумываясь, вступали в заговоры и с одинаковою легкостью доносили друг на друга.
Впрочем, и сам Лев Карфагена оберегался как мог, постоянно меняя свою наружность: то появится в новом, никому не знакомом платье, то прикроет голову рыжим париком.
Так как флот Рима понес тяжелые потери, то в этом году готовились спустить на воду полсотни новых кораблей. В том числе тридцать больших пентер. Зимой заготовили множество древесины и весной, после просушки, корабельщики готовились рьяно взяться за дело. Так-то римляне могли изготовить за год сотню боевых кораблей, в том числе шестьдесят пентер, но в этот раз поросшая лесом Северная Италия оказалась в руках врага. Карфагенские аванпосты или конные разъезды появлялись даже на северных окраинах огромного Этрусского леса, так что аппетиты римлянам пришлось урезать. Так как возле самого Рима кирпичные заводы весь лес уже сожгли. В других местах на пять, а то и десять километров от берега не уцелело ни одного хорошего дерева. Все срубили, стволы приволокли на длинные песчаные пляжи, для переправки на верфи.
Кроме того, в Остии, где находилась главная верфь Рима, действовала небольшая группа нанятых Малхом греков. Зимой они портили по мелочи на верфях, иногда поджигали склады, но в основном собирали информацию. Все сплетни и слухи в кулуарном режиме стекались в остийский дом почтенного купца из Керенаики, а потом с оказией оказывались у Малха. В теплый же сезон, эти греческие ныряльщики под водой подплывали под днища военных кораблей и ножом расшатывали щели между досками, чтобы обеспечить протечки. Так что на верфях еще хватало сложностей и с ремонтом военных судов.
Кроме всего вышеизложенного, новые консулы Сервилий и Фламиний проводили в самом Риме очередную мобилизацию новых контингентов и организовывали ополчение союзников. Даже от сиракузского царя Гиерона они потребовали помощи и тот прислал им 500 критских наемников и 1000 легковооруженных "пельтастов". Запасы продовольствия римляне сосредоточили на севере, в Аримине и в Этрурии, явно намереваясь там преградить дорогу карфагенянам на юг.
После очередного известия, что у кого-то "куры превратились в петухов, а петухи в кур", Сенат, во главе с консулом Гнеем Сервилием, постановил совершить новые умилостивительные жертвы и посвящения, моления и праздники. В особенности интересно, что в городе непрерывно, день и ночь, устраивались сатурналии — празднества, которые должны были напомнить о «золотом веке» и выявить единство римского народа независимо от общественного положения и сословной принадлежности.
Однако были в Риме и другие причины для беспокойства. Честолюбивый и амбициозный Фламиний начинал свое консульство в обстановке резко обострившейся борьбы вокруг «закона Клавдия». Консул опасался, что ненавидевшие его сенаторы под каким-нибудь предлогом помешают ему уехать из Рима и, предварительно отправив Семпронию приказ перевести войска из Плаценции в приморский Аримин — а по жребию Фламинию достались именно эти легионы, — сам почти тайком покинул город и, не совершив обычных религиозных церемоний, отправился на север. Приняв под свое командование войска, он, по горным тропам, повел своих солдат в Этрурию.
Само собой разумеется, что явное пренебрежение Фламиния к римской государственной процедуре, и в особенности к сакральной обрядности, составлявшей ее неотъемлемую и важнейшую часть, дало хороший материал для враждебной ему сенаторской пропаганды. Мол, за такие вещи моральный расстрел с конфискациями положен. К неуправляемому консулу даже отправили послов, людей грубых и невежественных- Квинта Теренция и Марка Антистия, с требованием вернуться и проделать все необходимое, однако Фламиний не обратил на их речи никакого внимания. Помимо враждебных отношений с сенатом и полной моральной невозможности для него подчиниться каким бы то ни было капризным требованиям сенаторов, Гай Фламиний просто не мог терять попусту время. Он должен был срочно преградить Ганнибалу дорогу в Центральную Италию.
Но еще до этого момента флотилия Кирилла нанесла первый удар. Эскадра Лала-Зора из восьми драккаров, трех брандеров, одного купеческого судна, оборудованного пушкой, а так же трех десятков больших челнов союзников из иберийских племен, ядром которых оставались констентаны, темной ночью наведалась в западно-галльский Нарбон. И уничтожила там десяток римских пентер и около десятка военных кораблей греческих союзников, совершенно не ожидавших нападения. Кроме того, были разграблены и сожжены или угнаны полтора десятка торговых "купцов".
После чего Лала-Зор еще наведался и в порт Мессалии. Здесь дело пошло гораздо хуже — римляне уже были начеку. Карта так легла. Как обычно, противники оказались отважными и опытными бойцами. Кроме того, в этом порту скопилось более двух десятков огромных боевых кораблей, что карфагенскому триерарху было явно не по зубам. Лала-Зор сумел спалить только две сторожевые пентеры и несколько рыбачьих лодок из оцепления. После чего всей его флотилии пришлось спешно улепетывать, скрываясь во мраке ночи. Днем, рассыпавшаяся римская эскадра обнаружила суда Лала-Зора, но пока римляне собирались, у них было уничтожено еще три пентеры.
После чего, драккары ушли, уводя преследующих их римлян от пушечного корабля и стругов иберийцев. Впрочем, за купцом и двумя оставшимися десятками иберийских челнов ринулись пять легких мессалийских триер. Галеры уничтожили десяток челнов иберов, потеряв при этом от огненных стрел всего один военный корабль. Кроме того, римляне сдуру потопили еще два угнанных в Мессалии иберийцами купеческих корабля из четырех. А вот еще одному якобы мирному "купцу", удалось пушечными выстрелами повредить атаковавшую триеру и, увернувшись от тарана, засыпать ее горшками со взрывчаткой и дисками с нефтью. Когда вторая триера запылала костром, обеспокоенные мессалийцы решили не искушать судьбу и отошли. Лала-Зор же, с непревзойденным мастерством вымотав гребцов противника, снова легко оторвался от преследования и сумел прикрыть отход остатков своей флотилии в Барселону.
Этот дерзкий налет сумел сорвать готовящуюся высадку десанта на Корсику и Сардинию. Римляне, сохранившие на самом западном участке Средиземноморья всего 35 пентер плюс союзную мелочь, стали тихими. Они ограничились патрулированием южного галльского побережья и морской блокадой Лигурии, чтобы не допустить получение Ганнибалом подкреплений. Это с их точки зрения было гораздо важнее, чем бодаться с пиратами, доставляя легионеров на острова. Плохой опыт перевозок пехоты у них уже имелся.
Так что Кириллу удалось зафрахтовать купеческие суда и перебросить на эти острова контингенты наемных иберийцев. Пусть теперь десантники римлян бегают по горам, их выковыривают.
Тем временем Ганнибалу в Предальпийской Галлии стало неуютно. Подкрепления и припасы из Испании или Карфагена к нему дойти никак не могли. Да и Карфаген упорно делал вид, что вся эта война — личное дело Ганнибала Барки. А у того взятая в поход казна истощилась. А наемникам надо было платить каждый месяц. Да и духом единым сыт не будешь. Галлы налоги не собирали. Чужую армию кормили со скрипом. Мол, оказанная услуга ничего не стоит, нас освободили — и валите себе дальше. У нас здесь свои порядки. Кроме того, постоянные покушения на жизнь карфагенского командующего изрядно раздражали. Бардак он и есть бардак. Даже племенной.
Да и климат тут был для Ганнибала не очень подходящий. От такой промозглой зимней погоды почти все слоны передохли. И горные лыжи Лев Карфагена не любил. Как и прозябать под крышей жадной мелочи. Одолевали грызуны, блохи и клопы. Короче говоря, полная безысходность. Поэтому он всей душой рвался в более цивилизованные места, на юг, где можно собирать налоги и платить жалование своей армии наемников. Полководец даже совершил преждевременный старт.
На юге, в Этрурии, уже стоял по фронту беспокойный Фламиний со своими четырьмя римскими легионами. Два из тех, что он получил в наследство от Семпрония и два из свеженабранных. Итого двадцать тысяч человек. А если прибавить к ним союзников, присягнувших Риму на верность, то набирается все сорок. Солидная сила. Ублюдок на ублюдке. Настоящее итальянское отребье. Терять им было нечего, а приобрести они могли весь мир.
У Ганнибала было сорок пять тысяч разноплеменного войска из наемных варваров. И даже "пиррова победа" для него была равносильна поражению. Так как у римлян оставалась еще в запасе армия консула Сервилия. Прибытие которой ожидалось на днях…
Дело приняло исключительно опасный оборот. Поэтому карфагенский полководец в начале марта пытался прорваться в обход через Апеннины. Но пришлось вернуться, в горах погода была не фонтан. Дождь да дождь, лил как из ведра, реки и ручьи вздулись, все тропинки развезло. Гром и молния продолжались непрерывно, так что казалось, будто наступило светопреставление. Пехота должна была идти гуськом, по узким, отвесным тропам, скользким от дождя и вечного тумана. Вся дорога стала настолько скользкой, и уже невозможно было идти по ней; лишь только кто поскользнется, то падает в грязь и летит вниз, где камни были столь остры, как ножи.
Второй раз дело прошло успешно. Ганнибал, найдя хороших проводников, желая испытать судьбу, с величайшей осторожностью рванул через непролазные болота. Казалось, карфагенянам были преграждены все дороги, ведущие в Этрурию, и можно было спокойно ожидать их появления, чтобы дать сражение на подступах к этой стране. Однако внезапно до консула Фламиния, проявлявшего крайнюю бдительность, дошла потрясающая весть: Ганнибал уже в Этрурии!
Но были и минусы. Обходной маневр карфагенской армии вышел на редкость тяжелым. Колонна шла, увязая в болотной грязи, преодолевая волны разлившегося Арна, почти не останавливаясь, четыре дня и три ночи. Воины были все измучены, мокрые, в грязи и поту. Дождь то переставал, то опять начинал, ни зги не видно, ноги то и дело скользят и обрываются, тяжелая ноша и липкая одежда мешает и тянет в холодную воду. Но раздумывать было некогда.
Люди двигались уже как автоматы. Ни у кого не осталось сил, чтобы говорить. Особенно страдали галлы, не очень привычные к трудностям походной жизни. Одни еле передвигались по вязкой тине, падали рядом с издыхающими вьючными лошадьми и уже не могли подняться; другие ложились на поклажу или на трупы животных, ища места, где можно было бы передохнуть хотя бы несколько часов. Так истомлены были эти люди, что грезили о смерти, желая избавиться от подобных мучений.
Сам Ганнибал ехал на единственном оставшемся у него после зимовки слоне. Из-за сырости, ядовитых болотных испарений, бессонницы, у него воспалились глаза, и это привело в конце концов к тому, что он потерял один глаз. И стоило ли оно того?
Возможно стоило… Если бы неукротимый Ганнибал чуть-чуть промедлил, то обе консульские армии бы соединились и одолеть восемьдесят тысяч легионеров стало бы практически невозможно.
Надо было бить врага по частям. Пока дурашливый второй консул Сервилий проводил бесконечные обряды в римских храмах, и его легионы еще не прибыли в Этрурию, Ганнибал решил уничтожить армию Фламиния, заманив ее в засаду. Местность у Арреция карфагенский полководец не счел удобной для боя и, оставив лагерь противника слева, двинулся к Фесулам, а потом демонстративно пошел, не встречая никакого сопротивления, прямо по направлению к Риму, разоряя и уничтожая мирное население, сжигая дома и хозяйственные постройки.
Разъяренный Фламиний с отчаянной отвагой бросился вслед. Увидав, что войска Фламиния приближаются, Ганнибал, избрав для сражения гористый район неподалеку от города Картоны, возле Тразименского озера, велел своим солдатам изготовиться к бою. Армия Карфагена была ужасно измучена трудным переходом, однако в этот день, потрясающий воображение, сказалось то, что храбрость солдат и тактические умения полководца значат больше, чем превосходство римской военной техники и дисциплины.
Фортуна помогает храброму. Горячий нравом консул прямиком угодил в организованную засаду. Вляпался всеми лапами. 36 тысяч пехотинцев и четыре тысячи всадников постепенно втянулись в покрытую туманом долину. Страдающий от болезни Ганнибал дал сигнал своим частям к одновременному внезапному нападению. Усталость, голод, болезни и раны были, казалось, забыты, и солдаты, ни секунды не колеблясь, продемонстрировали поистине сверхчеловеческую отвагу. Необычайно ловкие карфагеняне сбежали вниз, и римляне, шедшие в густом тумане, услышав крики противников, поняли, что окружены. Но они даже не могли ясно представить себе, что происходит. Их атаковали одновременно и с фронта, и с тыла, и с флангов.
Попытки самонадеянного консула построить солдат для сражения ни к чему не привели: воины не слышали приказов; многие пытались бежать. Карфагеняне взяли противников в кольцо, и уже никто не мог оттуда выскользнуть. Люди сталкивались, давили друг друга, и многие погибли в давке. Но битва приняла такой ожесточенный характер, что сражающиеся не заметили даже страшного землетрясения, которое началось в это же время…
Сам консул, "победитель инсумбров", символично погиб от увесистой руки проявившего неслыханную смелость инсумбра Дукариома. После этого римляне обратились в паническое бегство. Никакого строя уже не было. Каждый был озабочен только спасением собственной жизни. Иные легионеры безрезультатно пытались спастись вплавь или заходили в озеро, пока было можно, и там гибли под ударами всадников Ганнибала.
Только 6000 римлян сумели вырваться из этого ада, но вскоре были настигнуты и окружены карфагенской конницей, которой командовал Махарбал. Он обещал, что эти римские солдаты будут отпущены на свободу, если сдадут оружие, и римляне сдались в плен. Однако Ганнибал заявил, что Махарбал не имел права давать противнику какое бы то ни было обещание, приказал заковать римлян в цепи и отдал их под стражу галлам. Отпустил он только латинян — союзников Рима, снова повторив то, что говорил много раз: он пришел воевать не с италиками, а с римлянами за освобождение Италии.
Римские тела лежали на земле в три слоя. На этом фоне потери карфагенян составили где-то две тысячи человек. Плюс — минус сотни три.
Сумели убежать только тысяча римских всадников. "Те кто выжил в катаклизме — пребывают в пессимизме." Но главное было то, что все хорошие римские полководцы к этому моменту оказались уничтожены. Абсолютно все. Сципионы скопом, Флавий и Фламиний. Остались в наличии лишь второсортные идиоты. Правда, расслабляться было еще рано. Исходя из теории вероятности, цепь дураков не может быть бесконечной. Рано или поздно найдется какой-нибудь умник.
Кроме того, благородный Ганнибал, из политических соображений, взял глупую моду просто отпускать римских союзников из плена. Таким макаром, за 17 лет войны, в реальной истории он будет ловить и отпускать некоторых ловкачей по десять раз. Так что, к изумлению римлян, скоро к ним пожаловали отпущенные 3,5 тысячи италиков. Основа для нового легиона.