- Владимир Евгеньич, протез спрячьте вниз - вы же еще с рукой! И взгляд, пожалуйста, жестче и мужественней. Как у Брюса Уиллиса в "Твердом орешке". Вот так!.. Отлично!.. Абреки, больше жестокости! Дайте звериный оскал!.. Автоматы ближе!.. Так!
Один из бородачей с ухмылкой приставил к голове Каверина ствол автомата. "Узник", уставившись на него снизу вверх, сделал благородно-несгибаемое лицо. Одна за другой засверкали фотовспышки.
- Есть!.. Отлично! Снято! - радостно воскликнул фотограф.
Бородач тут же убрал автомат, протянул Каверину руку и вытащил его из ямы.
- Фу, замерз, черт, - раздраженно пробормотал "узник".
- Ничего, Владимир Евгеньевич, сейчас коньячку!.. - фотограф энергично замахал кому-то рукой и, извинившись, убежал.
Осветители принялись шустро сматывать шнуры и раскладывать аппаратуру по кофрам. Абреки, переговариваясь и отклеивая на ходу фальшивые бороды, направились к автобусу.
К Каверину подлетела девушка-гримерша с пластиковым стаканчиком коньяка. После того как Володя залпом проглотил коньяк, она стала снимать грим. Через четверть часа умытый и благоухающий Каверин поднялся к поджидавшему его у машины Введенскому.
- Чуть не околел, блин! - пожаловался Володя.
Игорь Леонидович сочувственно кивнул и протянул ему несколько листов машинописного текста.
- Владимир Евгеньевич, вот ваша героическая биография. Выучите, как "Отче наш".
Неспешно шагая к машине, Каверин рассеянно пробежал глазами по тексту.
- В принципе, это реальная история одного офицера-вэвэшника, - пояснил Игорь Леонидович. - В январе он попал в плен под Курчалоем, потом его расстреляли.
- Курчалой? - оживился Каверин. - Я там на свадьбе гулял. У меня друзья там.
- Никаких свадеб, - категорично покачал головой Введенский. - Вы там сидели в яме. Забудьте о друзьях. Не упоминайте название их тейпов. И вообще, без нужды не детализируйте.
- Нет, Леонидыч, ну так тоже нельзя, - слегка куражась, возразил Володя. - Что значит "забудьте"? Я за эти годы Чечню вдоль и поперек изъездил, у меня там полно товарищей среди о-очень уважаемых людей...
- Владимир Евгеньевич, нас не интересует реальность, - терпеливо разъяснил подполковник. - Если вы расскажете людям, чем занимались в действительности, вы не то что в Думу не попадете, вы на Колыму поедете. Но использовать ваш чеченский опыт в избирательной кампании мы обязаны.
Они подошли к машине, и Каверин уселся на заднее сиденье лимузина. Он то рассеянно смотрел на говорящего Введенского, то опускал глаза в текст своей новой биографии. При этом было совершенно непонятно - слушает ли он вообще то, что ему говорят. Игоря Леонидовича такая его манера прямо-таки бесила, но он, стоя перед сидящим Володей, невозмутимо продолжал:
- Моя задача - провести вас в Думу. Ваша задача - помочь мне в этом. У вас крайне опасный конкурент. Давайте доверять друг другу и действовать согласованно. Завтра вы познакомитесь со своим - ужасное слово имиджмейкером. Это крупный специалист и наш человек. Слушайтесь его во всем. Договорились?
Введенский умолк. Каверин в очередной раз поднял голову и взглянул на подполковника. Его каменное лицо не выражало ровным счетом ничего - ни раздумий, ни гнева, ни одобрения. Он лениво разлепил губы и сказал:
- А давай Белову язык отрежем, зажарим и съедим.
Он произнес эту фразу без всякой интонации - ровно, как робот.
От этих слов у невозмутимого Введенского пробежал по спине холодок. "Это что - шутка такая?.." - растерянно подумал он.
А Каверин, кашлянув, вновь, как ни в чем не бывало, углубился в изучение текста.
XX
В воскресенье днем друзья, как обычно, встретились в палате у Фила. Так повелось давно - с первых дней пребывания его в больнице. Поначалу, собираясь у постели Фила, Белов, Космос и Пчела каждый раз ждали хоть каких-нибудь улучшений, но неделя проходила за неделей, а в состоянии их друга ровным счетом ничего не менялось.
Со временем визиты в больницу превратились в традицию, в некий обряд верности многолетней дружбе. Частенько случалось и так, что во время этих встреч обсуждались разные текущие дела, принимались важные решения, намечались новые планы. Это устраивало всех - получалось вроде того, что и Фил каким-то образом продолжает участвовать в делах Бригады.
Вот и в это воскресенье, едва войдя в палату, Белый уселся в кресло и взялся просматривать стопку свежих газет. Развернув первую же, он сразу наткнулся на большое, чуть ли не в четверть полосы, фото Каверина. Его соперник, израненный и изможденный, с непоколебимо-мужественным лицом стоял в глубокой яме под автоматами боевиков.
Белов изумленно-насмешливо протянул:
- Ну е-мое!.. "Из чеченского плена - в думское кресло", - хохотнув, прочитал он название статьи и развел руками. - Какой плен, на хрен?! Тоже мне, жертва войны...
Пчела, расставляя на столике бокалы, мельком взглянул через его плечо и фыркнул возмущенно:
- Гонит, блин, как Троцкий...
Он достал из холодильника бутылку шампанского и, занявшись пробкой, продолжил:
- Я Ваху попросил - он все про него выяснил. После той мясорубки на станции его люди Тари-эла пригрели, так он, сука, тут же к трубе присосался. Потом завязался с турками, получал подряды строительные на восстановление. Короче, хапнул по полной программе!..
Белов процедил сквозь зубы:
- Живучий, черт!..
- Да слить его, падлу, втемную - и все дела, - решительно предложил Пчела.
- Нельзя, - покачал головой Белый. - У него покрышка федеральная.
- Да ты что!.. - Пчела, разливая шампанское по бокалам, изумленно замер и озадаченно спросил: - А как же ты тогда собрался у него выборы выигрывать?
Саша пожал плечами:
- Молча.
В палату вошел Космос. В руках у него был букет белых роз и кувшин с водой. Он опустил кувшин на тумбочку у кровати Фила, поставил цветы в воду, аккуратно и бережно их расправил.
- И давно он под федералами? - спросил Сашу Пчела.
- Года три как минимум...
- Эй, ну ладно вам... - обернулся к ним Космос. - Хватит о делах, а? Мы к Филу приехали или как?
- Кос, не грузи... - буркнул Пчела, рассматривая газету.
Хмуро взглянув в его сторону, Космос осторожно присел на краешек кровати, склонился к Филу и прислушался. Глядя на него, друзья взяли бокалы и тоже подошли к постели. Все трое молчали.
Перед ними лежал их друг - неподвижный, мертвенно-бледный, с исхудавшими, ввалившимися щеками. Половину его лица скрывала маска аппарата искусственного дыхания, по экрану осциллографа бежали ровные цепочки импульсов системы жизнеобеспечения. Все как обычно, как всегда...
- Что он там видит? - вдруг тихо и задумчиво произнес Космос. - Он же сейчас по ту сторону жизни... Там, наверно, темно, страшно, вы только прикиньте...