Он вел свой "роллс-ройс" шоколадного цвета (с гонконгскими номерами) по Ка-де-Шартрон, размышляя, что ещё одна его честолюбивая мечта близка к осуществлению, и его повар наконец-то получит ранг, сравнимый с саном кардинала в католической церкви, а до окончания контракта с ним ещё 12 лет.
По дороге он подумал ещё и о том, что картину Ватто, пожалуй, продавать не следовало. Но он не представлял себе, что хоть кто-нибудь в наше время, а тем более Бетси, может знать, кто такой Ватто. Конечно, картина была её собственностью, и он в этом не сомневался. Но ведь не мог же настоящий джентльмен идти просить денег у жены, если в них возникла срочная необходимость? Проще было одолжить картину Ватто на время. И ему было совершенно непонятно, из-за чего она подняла вселенский шум - звонки через Атлантику, пересчеты на калькуляторе (во время приема у косметички) и прочее - ради чего? Ради какой-то жалкой картинки, которая исчезла со стены их загородной виллы.
Он развернулся на Ка-де-Шартрон и оставил машину у здания фирмы "Крюз и сыновья".
В холле капитан поздоровался с секретаршей (назвав её по имени) и спросил мсье Шафрана.
Вдвоем с Шафраном они прошли через лабиринт коридоров к лестнице в подвалы, где хранились несметные запасы вин, одни названия которых заставляли благоговейно умолкнуть при их упоминании. Шафран спросил о здоровье Франкохогара - как интересуются здоровьем лошади перед скачками. Они прошли между рядами бетонных емкостей, где бродило вино. Все емкости были оборудованы системой труб и насосов, перекачивающих вино по семи каналам на расстояние 420 футов в цех разлива. Это было самое большое хранилище вин во Франции. Его общая площадь составляла почти триста тысяч квадратных футов, на которых размещались один миллион двести тысяч галлонов вина. Всего это составляло два миллиона семьсот тысяч бутылок самых лучших, изысканных вин Франции.
Капитан был занят с Шафраном часа полтора. Он сделал заказ на закупку вин общей стоимостью 4290 фунтов и расплатился чеком, чтобы правительство Франции могло полностью получить все налоги. У выхода капитан и коммерческий директор фирмы договорились встретиться в восемь вечера в баре отеля "Сплендид". Шафрану капитан нравился своею беззаботностью и тем, что был прекрасным собутыльником.
4.
Когда шоколадного цвета "роллс-ройс" подъехал к отелю "Сплендид", Хуан Франкохогар уже ждал у входа. Бросив свой чемоданчик на заднее сиденье, он сел в машину.
- Отдохнул? - спросил капитан.
- Да, - заверил его Хуан низким голосом, - я даже помылся бесплатным шампунем, который предоставляет отель. Сначала я решил, что кто-то забыл его в номере, но потом позвонил горничной, и она сказала, что это входит в стоимость услуг. На флаконе написано, что он смягчает воду. Так что все нормально.
- Мне хотелось бы знать, какие вина они выбрали для сегодняшнего вечера, - задумчиво сказал капитан.
- Не знаю, но, по-моему, вина будут хорошие.
- Для меня это очень серьезный вечер, Хуан. Для меня он даже важнее, чем для тебя, потому что ты - артист, а я - режиссер.
Франкохогар усмехнулся.
- Вы - лучший ценитель, которого может заслужить артист, сэр. Вы сделали возможным сегодняшний вечер. Я тоже приложил в этому усилия, но возможным его сделали вы, - он обтер носовым платком красное яблоко.
Они свернули на дорогу, ведущую к западу от Бордо, где сейчас сконцентрировался дух французской нации.
Количество телекомментаторов, которым предстояло освещать событие, превышало три десятка. Французская пресса прислала сотни репортеров, фотографов, экспертов и обозревателей. Национальное радио готовилось к прямой трансляции. 13000 поставщиков вин не находили себе места, потому что только четыре сорта вин, один коньяк и один ликер должны были стать украшением торжества.
Капитан тепло поздоровался с Отарди, спросил о здоровье жены Эмили и дочерей - Ортанс, Дениз и Франсуаз. Но из машины он не выходил и в ресторан, где собирались великие кулинары, не заходил. Он поехал обратно в отель и залез в ванну, оставив Франкохогара в одиночестве добывать себе славу.
Когда он принимал ванну, зазвонил телефон, находившийся в спальне, в тридцати футах от него. Бормоча ругательства, он вылез из ванны и прошел к телефону, оставляя на полу мокрые следы.
- Алло? - буркнул он, завертываясь в полотенце.
- Колин?
- Да, а кто это?
- Это я, Джим.
- Джим? Ты здесь?
- Нет, я в Вашингтоне, в Белом Доме.
- А ... понятно. Привет президенту.
- Его нет, он уехал. Слушай, тебя слышно так, будто ты в соседней комнате, - дядюшка Джим всегда это говорил.
- Как там наши?
- Прекрасно, Колин. Завтра утренним рейсом мы все вылетаем в Лондон.
- Я очень рад.
- Напрасно. Мы - что-то вроде команды линчевателей.
- И кого же вы собрались линчевать?
- Тебя, кого же еще? Ты не мог бы завтра подъехать в шесть вечера на Фарм-стрит?
- Меня? За что?
- Завтра все и объясним. Так ты подъедешь?
- Ничего не понимаю, Джим. Спасибо, хоть предупредили.
- Значит, мы тебя ждем, Колин.
- Да, конечно, но ...
- Завтра в шесть. Не пытайся увильнуть, Колин! - дядюшка Джим положил трубку.
Наконец до капитана начало доходить. Это была самая сильная атака на него за все время. Никогда ещё со времени его женитьбы эта пятерка не собиралась в одном месте и в одно время. Ему нужно было срочно сесть за игорный стол, чтобы унять нервную дрожь, иначе трудно было дожить до завтрашнего вечера. Ведь не зря же дядюшка Джим говорил о "команде линчевателей" и не назвал причины. Колин попытался дозвониться до Бетси, но её не оказалось дома, или она просто не подходила к телефону.
Капитан держался мужественно - ни одна жилка на его лице не дрогнула. Он просто уставился в стену, сев на край кровати. Его лицо ровным счетом ничего не выражало. Затем он, не торопясь, встал и вернулся в ванную. Плечи были расправлены, подбородок высоко поднят.
Растянувшись в ванне, Колин подумал, что жена, похоже, готова на все. Без неё ему жить не хотелось. Придется покончить с собой при помощи колеса рулетки или колоды игральных карт.
Спасло его от смерти общество Шафрана и Джона Брайсона - завзятых игроков. С Брайсоном играть было трудно - ему постоянно везло.
5.
Они решили, что в баре у "Отарди" будет слишком много народу, поэтому встретились для аперитива в баре отеля "Сплендид". Капитан давно уже не виделся с Брайсоном - с прошлого лета. Тот был в хорошей форме, хотя и старше лет на двадцать Шафрана и Хантингтона. Брайсон слыл меценатом и был женат четыре раза. Он был очень богатым банкиром из Питтсбурга и при этом очень удачливым игроком - его состояние позволяло ему играть независимо от размера выигрыша или проигрыша. Он любил играть по-крупному, но будучи хорошим банкиром, предпочитал делать это не в своей стране - не в Лас-Вегасе и подобных местах - а только во время ежегодного шестинедельного отпуска в Европе. Брайсон был высоким, седовласым человеком, носил очки в тяжелой роговой оправе. Шафран был низкорослым, коренастым блондином с характерным носом и далеко выступающей вперед нижней челюстью - словно у него был полный рот воды. Все были рады встрече, и Брайсон даже выставил на стол бутылку "Дом-Периньон" 1961 года, после чего завладел разговором.
- Никсон - дерьмо! - заявил он на вопрос капитана: "Как там у вас?" Мы скоро скупим эту сраную страну по десять центов за доллар, как в тридцать втором году, если только этого сукина сына переизберут на второй срок. Я - целиком за него!
- Я слышал разговоры, - деликатно вмешался Шафран, - что сегодня вечером кто-то будет готовить рыбу в соусе из красного вина. Вы ничего не слышали?
- Я знаю только о том, что будет готовить Хуан Франкохогар, - ответил капитан.
- А на кой черт вообще готовить эту вашу рыбу в красном вине? вмешался Брайсон, - если ваши кухмистеры уже заранее решили, кто там из них лучше всех?