- Ну, это ты врешь! Сам ты, козявка, выше своего пресс-папье так и не поднялся. Все бы тебе черепа крушить!
А я было думал приучить тебя к политической жизни... Как говорится, заставь дурака богу молиться...
- Причем здесь бог? - не понял комиссар.- Я неверующий. Ну ладно, не теряй времени, друг Аксель.
- Но тогда придется выпускать и де Била,- заметил Конг, подходя к телефону.
- Само собой,- согласился Фухе.
- А он, стало быть, законный начальник поголовной полиции.
- Стало быть,- подтвердил комиссар.
- И не жалко?
- Родина меня не забудет! - гордо отчеканил Фухе.
Конг пожал плечами и отдал по телефону требуемые распоряжения. После этого не оставалось ничего другого, как спрыснуть это дело.
- Дурак ты дурак, комиссар,- говорил Конг, цедя конъяк.- Ну, восстановил ты демократию, ну вернул этого маразматика в президентский дворец и чего добился? Жалование тебе, думаешь, прибавят? Или твои бывшие подчиненные тебя полюбят? Думаешь, Дюмон себе новый гранатомет не достанет?
- Не посмеет! - уверенно заявил Фухе.
- Н-да, клинический случай! - заключил Конг и решительно двинулся к двери - ехать восстанавливать попранную свободу.
18. НАГРАДА
Поголовная полиция шумно и весело праздновала возвращение своего любимого шефа. Сам де Бил был пьян, вальяжен и без устали толкал речи, сидя за роскошно накрытым (за казенный счет) столом.
- Да, голуби мои! - вещал он, ловя вилкой сопливый рыжик.- И с самые тяжелые часы диктатуры я продолжал героическую борьбу за свободу!
- Ура нашему герою-начальнику! - заголосили дежурные подхалимы.
- Спасибо, спасибо! - важно поклонился де Бил.- И мы победили! Ура!
- Ура! - взревели подчиненные.
- В этот радостный день,- продолжал де Бил.- Мне бы хотелось отметить тех, кто вместе со мной отстаивал свободу. Идите сюда, мой скромный друг,с этими словами шеф поманил пристроившегося в углу стола Фухе.
Комиссар пробрался через толпу коллег и оказался рядом с де Билом.
- Друг мой! - проникновенно продолжал тот.- Вы возглавили нашу полицию в тот тяжелый момент, когда я был вырван из ваших рядов волею злой судьбы. И вы достойно работали на этом важном поприще. В этот радостный день я хочу поздравить вас - я приготовил приказ об увековечивании ваших заслуг.
Все замерли. Кто-то шепнул: "Орден!", кто-то прошипел: "Заместителем!" Остальные нетерпеливо ждали.
- Итак! - провозгласил де Бил.- Мой дорогой Фухе, у вас не будут удерживать из жалования за то время, пока вы находились у Кальдера или в других местах, не связанных с работой. Более того, вы премируетесь суммой в пятьдесят долларов, которая будет вам выплачена в рассрочку в ближайшие пять лет. И наконец...
Подчиненные, сообразив, что сейчас будет сказано главное, замерли, превратились в слух.
- И наконец,- повторил де Бил.- Вам разрешено ношение пресс-папье в тех случаях, когда вы не в форме и не на официальном приеме. Ура!
- Ура-а-а-а!!! - подхватили все присутствующие...
После банкета комиссар встретился с Алексом, поджидавшим его у входа в управление.
- Поздравляю! - обнял друга Габриэль.- У меня для вас подарок,- с этими словами Алекс вручил Фухе новенькое хромированное пресс-папье.
- Спасибо,- ответил комиссар, пряча свое отныне штатное оружие в карман.- Пойдем-ка, друг Алекс, в "Крот", тяпнем по стакашке, поговорим за жизнь!
При этих словах Алекс виновато взглянул на часы.
- Комиссар,- смущенно начал он,- понимаете, уже вечер... Жена... Теща...
Опять начнут...
- Ладно,- вздохнул Фухе.- Беги, Алекс!
Тот не заставил себя долго просить и рванул к семейному очагу. Фухе еще раз вздохнул, вытащил из кармана кошелек, сосчитал мелочь и направился в бар "Крот", решив все же пропустить стаканчик-другой вермута по случаю такого знаменательного дня.
1985г.
* * *
Алексей Бугай
ПОСЛЕДНИЙ ВАГОН
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
26 декабря. Заканчивается год. Как известно, управление поголовной полиции, в которой служил комиссар Фухе, блестяще выполнила годовой план по раскрытию и задержанию, с чем особых проблем не было. Даже если с выполнением плана возникали трудности, пользовались испытанным приемом:
выпускали на пару деньков на волю какого-либо рецидивиста с солидным сроком, а потом вытаскивали из-за столика ресторана, надевали наручники и давали подписать бумагу, что, дескать, совершил то-то и то-то, каюсь и сдаюсь. А как не подписать? Ведь срок могут накинуть. И накидывали, разумеется. После суда. По новому обвинению. И за побег.
После того, как злоумышленник получал свое, правда в очередной раз торжествовала, Фухе и прочие получали поощрение в виде благодарности в приказе, премии, внеочередных отпусков и тому подобного. Дело сдавали в архив, в тот самый, с которым у Фухе были связаны самые неприятные воспоминания.
Итак, ни с раскрытием, ни с задержанием вопросов не возникало. Стоило выйти на дежурство кому-нибудь из старой гвардии - да хоть бы и Фухе с Алексом,- как каталажка ломилась от чрезмерного наплыва посетителей, камеры были набиты, как вагоны подземки в часы пик. Что же касается раскрытия, то пожалуйста - бери любого из арестованных, он сразу присягнет на Библии, что видел Робина Гуда в толпе демонстрантов протеста за ядерное довооружение на Пиккадилли-серкус в минувшую пятницу. Потом говоруна отпускали. Отпускали с тем, чтобы зацепить во время следующей облавы или посадить за разглашение сведений, представляющих государственную тайну и разглашению не подлежащих.
Судьба задержанного мало зависела от степени его виновности. Точнее будет сказать - вообще не зависела.
Она зависела от того, когда совершено мнимое преступление - в начале или в конце месяца,- от того, как в управлении обстоят дела с планом по раскрытию, от градуса похмельной свирепости главного прокурора... Ну, и еще от ряда причин.
На то, чтобы вникнуть во все тонкости юрисдикции и пропитаться духом непримиримости к преступному миру, разбавленному пиву и к самому делу охраны правопорядка, молодому сотруднику поголовной полиции требовался год.
Комиссар Фухе в свое время, еще когда его фигура не доводила малых детей до истерики, а беременных женщин - до припадка, затратил на это чуть менее восьми лет. Такой длительный срок освоения премудростей и тонкостей дела был вызван тем, что мыслительному аппарату Фухе был нанесен чувствительный урон. Еще в детстве ему несколько изменили конфигурацию черепа посредством чугунной мыльницы и тем самым нарушили изначальный вакуум, который был необходим Фухе для нормальной циркуляции мыслей по периметру его черепной коробки.
После этой трагедии, когда в голове комиссара появилось не запланированное природой отверстие, дело стало худо. Мысли стали вываливаться наружу, ужасая окружающих и давая повод злопыхателям поскалить зубы.