- С поликаувилем.
- С поликаувилем?
- Ты только не очень распространяйся. Кубракова была против, мол, кустарщина, отказалась экспериментировать. Правда, Кубраковой уже нет, но все равно афишировать не стоит. Мы с Сергеем испытали лак, как упаковочный материал: таблеток, всяких драже. Это была идея Назаркевича. Эффект потрясающий, срок хранения лекарств увеличивается в три-четыре раза... Экономия денег, а, главное, - сырья: фольги, сам понимаешь... Теперь все накрылось.
- А откуда у вас поликаувиль? - насторожился Лагойда.
- Сергей дважды приносил граммов по пятьдесят, сливал из отстойника. Этого хватало с лихвой.
- Запатентовали?
- На каком основании? Во-первых, до конца эксперимент не довели, во-вторых, лак-то, в сущности, Сергей брал нелегально.
- Оба вы вроде тихие, а вон как шустрили!.. А если бы опять достали лак, продолжал бы работы?
- Где ты теперь возьмешь лак? Серега - ту-ту.
- Это я гипотетически.
- Нет, все равно в итоге надо выходить на ваш институт. Возможно сейчас, когда Кубракова не помеха, Яловский согласился бы взять под опеку эту тему. Но без Назаркевича не потяну.
- Да... зигзаги... - Лагойда посмотрел на часы. - Будешь стоять? кивнул на очередь.
- Постою.
- Я пошел, опаздываю.
- Привет Коле Вячину...
Всю дорогу до кооператива Лагойда думал об услышанном от фармацевта, пытаясь оценить по-всякому, прикидывал, сообщить ли об этом Вячину, но так ничего и не решил...
В узенькой приемной Вячина секретарша мягко, как на беззвучном пианино, касалась клавиатуры компьютера, иногда поглядывая на дисплей.
- Николай Николаевич у себя? - поздоровавшись, спросил Лагойда.
- Нет, срочно ушел в прокуратуру, звонили оттуда.
- Давно? - насупился Лагойда.
- Минут сорок назад.
- Он направился было к выходу, но секретарша остановила его:
- Юрий Игнатьевич, вам звонили.
- Кто?
- Какой-то Женя, сказал, что разыскивал вас в институте.
- И больше ничего?
- Больше ничего.
- Спасибо, - он быстро вышел.
Вечером Лагойда позвонил Вячину домой:
- Я приходил, но ты побежал в прокуратуру. С повинной, что ли? спросил он шутливо. - Чего они хотели?
- Да ну их к черту! Одно и то же: где был тогда-то, зачем приходил к Кубраковой, на чем ездил в Польшу, зачем, почему интересовался поликаувилем...
- Подлавливали, может на этот раз соврешь... Мною не интересовались?
- Спросили только, есть ли у тебя автомобиль, какая модель, какого цвета... так что жди, наверное, пригласят.
- На хрена им моя машина и я вместе с нею?
- У них спроси. А на хрена им Яловский? Я встретил его там, когда он вышел из этого же кабинета... Приходи завтра часов в десять. Сможешь?
- Завтра нет, много работы в институте.
- Что с металлом?
- Договорился, в пятницу завезут...
33
Накануне я созвонился со Скориком, на мою просьбу встретиться, он и в этот раз дал любезное согласие, хотя я понимал, чего оно ему стоило. Не успел я усесться перед ним, как вошел Миня Щерба, вроде случайно, но я понимал, что это отрепетировано.
- О! Артем! Привет, - заулыбался он, протягивая мне руку. - Ты, говорят, у нас теперь частый гость.
- Что поделать, Миня. Как отдохнул? - спросил я.
- Уже начинаю забывать. С вами не соскучишься, - сказал неопределенно "с вами", но я-то понял, что он имел в виду. - Я не помешаю, если посижу? - сощурил Миня добрые хитрые глазки. - Я молча.
- Мне нет, - ответил я.
- Мне тем более, - сказал Скорик.
- Тогда приступим, - повернулся я к Скорику. - Виктор Борисович, директор Богдановского завода резиновых изделий Омелян показал, что в среду около десяти утра у шлагбаума во встречной машине он увидел Кубракову.
- Совершенно верно.
- И что на водителе была знакомая нам каскетка, надвинутая низко на лоб. На вопрос криминалиста Войцеховского: "Солнце било в глаза?" Омелян ответил: "Нет, в эту пору оно еще на востоке, значит в глаза мне, а встречным в затылок". Назаркевич не отрицает, что был в каскетке, поскольку мешало солнце, но оно могло мешать ему лишь во второй половине дня, где-то часов в 17-18.
Омелян видел Кубракову и водителя у шлагбаума в среду, а Назаркевич утверждает, что в Богдановске он был во вторник.