— Эти две брошки, — сказал он, — получили лотошники. Вот накладная. У нас есть два лотошника. Один — инвалид Отечественной войны — торгует на центральном колхозном рынке, другой — у ворот парка культуры и отдыха.
Рынок находился невдалеке от вокзала, парк культуры и отдыха — в противоположной стороне, на окраине города. «Спасибо капитану Николаеву, что в первые же дни заставил меня изучить план города», — отметил про себя Сергей. Он решил в первую очередь побывать на рынке. Невдалеке от входа в рынок он нашел человека в соломенной шляпе, сидевшего возле застекленного лотка. Через стекло были видны выложенные на черном бархате, сияющие на солнце дешевые серьги, перстеньки, колечки, бусы. Ни одной дорогой массивной вещи.
Сергей вынул из кармана брошь и показал продавцу.
— Скажите, пожалуйста, могу ли я приобрести у вас еще одну такую же?
Продавец взглянул на брошку, затем на Сергея.
— А разве вы у меня эту покупали?
— Да, у вас. Примерно девять дней назад.
— Быть того не может, — удивился продавец и даже привстал со своего сидения, опираясь на костыль. — Девять дней — это, пожалуй, верно, а покупали как будто не вы. Хорошо помню! Я ведь еще ее брать на базе не хотел — дорогая, кто ее тут, на рынке, купит? На часы золотые и то больше охотников найдется. А тут в тот же день нашелся покупатель.
Сергей театральным жестом приложил руку ко лбу, как бы силясь что-то припомнить.
— Когда это я сюда на рынок зашёл…
— Да перед самым закрытием. Я уже собирался уходить. Только ведь вроде покупатель чернявый, с усиками был. Может, брат ваш или какой другой родственник?
— Усики я сбрил, — усмехнулся Сергей.
— А-а! Другое дело… Вот я и гляжу. Второй брошки такой нет. Не взял. Да вы в магазине ее найдете, там есть.
Подошла молоденькая девушка и попросила продавца показать сережки с зеленым камешком. Воспользовавшись этим, Сергей быстро зашагал к воротам рынка. Странно, он даже не радовался своему открытию: в той загадке, которую представлял для него Смирнов, брошка была маленькой и незначительной деталью. И все же Сергей понимал, что одно белое пятнышко в действиях Смирнова расшифровано им окончательно. Это окрыляло, усиливало веру в то, что со временем он сумеет отгадать все. Главное — спокойствие! Против этих слов майора не возразишь. Но спокойствие еще не означает медлительность. А в медлительности майора Кияшко упрекнуть можно. Но что такое медлительность в их деле? Ротозейство, потеря бдительности. По сути это преступление перед народом.
Сейчас Рубцов мог также четко определить и те свои крупные и мелкие, ошибки, которые он допустил, выполняя последнее задание. Их набралось много. Он даже ужаснулся тому, как много погрешностей и упущений допустил он в деле, связанном со Смирновым и Голубевым. Прежде всего, нужно было проехать на поезде, который он догнал в Шахтинске, хотя бы два-три пролета, осмотреть переходы из вагона в вагон, расспросить буфетчиков и официанток в вагоне-ресторане. У бритоголового пьянчужки, который спал в шестом вагоне, также можно было выудить какие-либо важные сведения, хотя бы то, о чем его расспрашивал Смирнов. Кстати, кто он, этот бритоголовый, откуда и куда едет? А его соседка, словоохотливая старушка? С ней бы тоже побеседовать не мешало. Все это он мог сделать без вреда для выполнения основного задания, — ведь в Горную можно было бы приехать следующим поездом, несколькими часами позже. Ничего от этого не изменилось бы — мертвый Смирнов не исчез бы из морга. И, наконец, коронка. Почему он не показал ее врачу Метелкину? Ведь по оставшимся зубам Метелкин смог бы, пожалуй, определить, подходит коронка к зубам Смирнова или нет.
Удивительно, как он, обычно наблюдательный и хладнокровный, упустил все это. Волновался! Смерть Смирнова ошеломила его, сбила с толку. Теперь новая загадка, Голубев, очевидно, уехал в восточном направлении. Предположим, это сделано для отвода глаз. Но Голубева провожала молодая женщина. Кто она? Затем вряд ли Голубев, старый, уже дряхлый человек, мог один убить Смирнова.
Сергей так и предполагал, что у Голубева был сообщник, но он не предполагал, чтобы сообщником могла быть женщина. Это действительно похоже на ту детскую книжечку, о которой говорил Кияшко — «Семь тысяч «как?» и «почему?». Кстати, книжечку эту Сергей читал еще в детские годы. Речь там шла о всевозможных явлениях физики, химии, механики. Вообще-то интересна, полезная книжечка, ее и взрослому почитать не мешает.
Вернувшись в управление, Сергей достал два больших чистых листа бумаги. Первый он аккуратно разлиновал на графы и пометил эти графы цифрами. Затем начал заполнять графы. В графе, помеченной цифрой «1», появилась краткая запись: «См-ов купил брошку на р-ке примерно в 17.45. Какие поезда прибывают в это время? Путь от вокзала к центру У гостиницы «Сибирь» познакомился с Соней. Узнать у Сони в котором часу». Когда вся эта работа была закончена, получилось нечто вроде календаря, начинавшегося со дня знакомства Смирнова с Соней Волковой. В каждой графе Сергей записал все известные ему поступки Смирнова и Голубева, совершенные ими в этот день. Затем на другом листе бумаги он выписал столбиком многочисленные вопросы, на которые ему следовало найти ответы. Последним вопросом Рубцов записал: «Куда уехал капитан Николаев?» Так как получить ответ на этот вопрос легче всего, он сейчас же позвонил майору.
— Капитан Николаев? — отозвался Кияшко и рассмеялся.
— А вы что, соскучились без него? Или, может быть, вы подозреваете капитана в убийстве Смирнова? В таком случае спешу вас заверить — он ни при чем, отвечаю головой.
— Не скучаю, товарищ майор, и не подозреваю. Но заинтересовался. Вы сами сказали, чтобы я давал волю
своей фантазии. Дело в том, что я видел в поезде человека, очень похожего на капитана.
— Вы говорите о поезде, на котором уехал ваш знакомый? Этого не может быть! Капитан уехал на следующий день.
— В каком направлении?
— Однако вы человек цепкий, товарищ курсант. Вообще-то одобряю это качество… Капитан уехал в Крым па курорт, лечиться. Как раз получили нужную путевку.
— А чем он болен?
Сергею показалось, что Кияшко, прежде чем ответить, дважды кашлянул в трубку, точно у него першило в горле.
— Легкие! Какая-то сложная форма туберкулеза. Он давно жаловался. Я, признаюсь, в медицине не разбираюсь… Еще вопросы?
— Нет, — Рубцов захотел было опустить трубку, но не удержался и крикнул: — Товарищ майор, товарищ майор, слушаете? А все-таки знакомый-то мой купил брошку, а не нашел!
Ответа не последовало, — очевидно, Кияшко поспешил повесить трубку. «Ну и хорошо, что не услыхал, — подумал Сергей, — а то совсем по-мальчишески у меня получилось бы».
Рубцов вынул из чемодана одежду Смирнова и развесил ее на спинках двух стульев, остальные вещи разложил на столе. Прошелся несколько раз по комнате, сел на краешек стола.
— Ну, что ж, гражданин Смирнов, продолжим нашу беседу? — сказал он громко, точно обращался к присутствовавшему в кабинете живому Смирнову.
— Вы человек ловкий, хитрый, скользкий, но мне кое-что уже известно… Нет, вы не простой уголовник. Если вас снабдили деньгами, упакованными в фальшивые бандероли, можно безошибочно утверждать, что вы — птица высокого и главное — дальнего полета. Не скрываю — подделку с бандеролью обнаружил не я, а майор, но все же именно я первый раскусил вас. Начнем с гирьки. Вот акт следователя и заключение врача. Следов чьих-либо пальцев на гирьке обнаружено не было. Между прочим, это странно — гирька жирная, в нескольких местах выпачканная повидлом. Да, она была завернута в кепку, но ведь потом ее вынули из кепки и вложили в карман. Отпечатки пальцев, хотя бы слабые и частичные, но должны были бы остаться. Неужели следователь и Метелкин прошляпили? А может быть, на руках убийцы были перчатки? От ваших друзей, Смирнов, всего можно ожидать — каков поп, таков и приход.
Рубцов, зная, что его никто не услышит, рассуждал вслух. Впрочем, не станем, щадя самолюбие курсанта, скрывать что-либо. Откровенно говоря, Сергей, находившийся один в закрытой комнате «глаз на глаз» с вещами покойного, испытывал нечто похожее на страх. Он ни за что и никому, даже самому себе, не сознался бы в этом, но это было именно так. И, беседуя вслух с воображаемым Смирновым, он как бы подсознательно подбадривал себя.
— Что ж, гирьку временно отложим. Делаем заметки: «перчатки?», «откуда могла взяться гирька?» Ведь это она…
Сергей уже опустил было гирьку в раскрытый чемодан и вдруг осекся на половине фразы. Он увидел на дне чемодана смятую бумажку. Откуда взялась бумажка? А-а, в этой бумажке был завернут замшевый мешочек с золотой коронкой. В таком виде и вручил ему «кисетик» путеобходчик Мокрышев. Но что это?
Разглаживая пальцами смятую потертую бумажку, Сергей заметил полустертые слова, написанные бледными чернилами. Кроме неразборчивых слов, на бумажке виднелся слабый лиловый оттиск продолговатого стертого штампа. Сергей отчетливо различил некоторые буквы: «2-ая….линика». Разглаженная бумажка имела форму узкого четырехугольника, запись на ней была сделана столбиком, как обычно пишут рецепты. Да, это был рецепт. Вместо подписи врача, стояла какая-то закорючка, но само слово «врач» угадывалось. Хорошо сохранилась дата — «25/VII>. Сергей, держа листок на ладони, подошел к окну. Несомненно, фамилия больного, для которого был выписан рецепт, начиналась с буквы «Д». Следующие буквы были «и» или «ы». Ди, Ды… Фамилия была короткой. За ней шли инициалы. И Сергей снова отчетливо различил букву «Д».
«Как попал в руки Мокрышеву этот рецепт? Подобрал он какую-либо выброшенную из вагона бумажку на железнодорожном пути или…»
Сергей снял трубку и попросил заказать срочный разговор с начальником отделения дорожной милиции станции Горная. С нетерпением ожидая звонка, он продолжал рассматривать рецепт. Самым поразительным для него было то, что он прежде, несколько раз беря эту бумажку в руки, не обращал внимания на то, что на ней имелись штамп и слова, написанные чернилами. Как могло это случиться? Ответ мог быть только один: все его внимание поглотила золотая коронка. Коронка словно ослепляла его.
И Сергей точно услышал грубовато-насмешливый голос Кияшко: «Плохо, брат, дело… Одним увлекаешься, а другое выпускаешь из виду. Это серьезный недостаток для чекиста». Действительно, это ужасный недостаток. А что если и в дальнейшем он не сможет избавиться от этого недостатка?
Наконец, раздался звонок междугородней. Отвечал знакомый начальник отделения милиции станции Горная. Сергей попросил его немедленно найти путеобходчика Мокрышева и позвать его к телефону. Начальник милиции ответил, что он только что видел Мокрышева ца станции, и обещал позвонить, как только найдет его.
Снова наступили тягостные минуты ожидания. Покусывая губу, Сергей широко раскрытыми глазами смотрел на рецепт. Он отлично понимал, что эта полустертая бумажка может оказаться таким неожиданным сюрпризом, который совершенно иным светом озарит загадочную смерть Смирнова и может многое прояснить до конца. Рубцов нетерпеливо поглядывал на свои ручные часы и считал минуты. Если Мокрышев не ушел со станции домой, значит, его найдут быстро. Тут же Сергей вспомнил: в протоколе следователя было упомянуто, что часы, найденные при Смирнове, шли и с точностью до одной минуты показывали местное время. Вот они лежат на столе эти часы — «Победа» 1МЧЗ им. Кирова». На них новый ремешок… «Минуточку! Почему ручные часы находились в брючном кармане, рассчитанном на карманные часы? Неужели Смирнов не носил их на руке? Как же я забыл спросить об этом Соню и Игоря?»
Звонок междугородней. Сергей схватил трубку и сильно прижал ее к уху.
— Нашел Мокрышева. Передаю ему трубку.
В трубке послышалось учащенное дыхание. Это дышал взволнованный путеобходчик.
— Товарищ Мокрышев, где вы взяли бумажку, в которую был завернут кожаный мешочек?
— Кисетик? Эта бумажка была в карманчике, в том самом, в каком лежали часы и кисетик.
— А вы не путаете? Кисетик висел на шнурке, а не лежал в карманчике. Вы сами это мне говорили.
— Так шнурочек-то петелькой за пуговицу карманчика был прихвачен. Я хотел было кисетик обратно в карманчик засунуть, а там бумажка. Гляжу, пустяковая бумажка. Тут я соблазнился, петельку с пуговицы снял и кисетик в бумажку завернул.