– Привет! – крикнул я ему. – Маласковы здесь живут?
– Ага, – сказал он и украдкой вытер руки о загорелые голые ноги. Но не двинулся с места.
– Есть кто-нибудь дома?
– Я. – Казалось, мальчишка умеет разговаривать только односложно. Я нажал на ручку калитки, она оказалась незапертой. К дому вела выложенная плоскими камнями дорожка. Тот мокрый клочок на яблоне был не американский флаг, а мальчишкины плавки, украшенные звездами и полосами. Он так и продолжал сидеть, лишь вытянул ноги и откинулся назад. Тем самым загораживая от меня кучу мокрой бумаги.
– Ты здесь один? – спросил я его.
– Угу.
У мальчугана было смешное веснушчатое лицо, обрамленное почти белыми волосами. Из-под ниспадавшей на лоб челки косили голубые глаза – то ли дерзко, то ли настороженно. На вид ему было лет десять. Я поставил ногу на ступеньку. Худые загорелые ноги дернулись было, но мальчик тут же снова вытянул их с нарочитой небрежностью. Только сейчас я сообразил, что, должно быть, выгляжу каким-нибудь бродягой.
– Мне нужны твои родители, – успокоил я его. – Не бойся.
– Я и не боюсь, – отрезал он оскорбленно. – А вы кто?
Я назвал себя.
– А ты?…
– Люк. – Он произнес на английский манер – «Льюк».
– Что-что? – не поняв, переспросил я.
– Да Лукаш же! – недовольно ответил он. – Вы нездешний, что ли, а?
– Нет. Из Праги приехал.
– А где ваша машина? – подозрительно спросил он.
– Там оставил – недалеко отсюда, – неопределенно махнул я рукой.
– В такой-то дождь? – насмешливо спросил он. Подозрение в его голубых глазах усилилось.
Дождь лил не переставая, вдобавок ко всему мне лило на голову с навеса. Поднявшись на две ступеньки, я уселся на третьей. Мальчик немного отодвинулся. Сквозь мокрую газету за его спиной просачивались розовые пятна. Потянуло запахом рыбы.
– Хороший улов? – улыбнулся я. – Мне когда-то тоже доводилось рыбачить. Ты где удишь, в пруду?
Он пытливо изучал меня взглядом. Я улыбался так, что челюсти свело. И вдруг заметил в маленьком его кулачке судорожно зажатый перочинный ножик. Я громко расхохотался.
– Ты что, решил, что я сюда явился из-за твоих рыбешек? Ну, ты даешь! В таком случае у меня был бы с тобой разговор короткий. Об этом ты не подумал?
Мальчик заколебался.
– Может, и так. – Наконец-то он улыбнулся. – Тогда что вам нужно?
– Когда придут ваши?
– Бабушка в сумасшедшем доме, – серьезно заявил он.
Я смерил его недоверчивым взглядом, но решил все-таки, что он меня не разыгрывает.
– А родители? Мне бы хотелось их кое о чем расспросить.
– О чем?
– О том, что тут случилось вчера.
Он усмехнулся.
– Это будет нелегко. Мама в Мангейме.
– А папа?
– Вы про герра Беккера? Или про мистера Поллака? – В его голосе прозвучала странная горечь. Я оглядел его повнимательней. Он изо всех сил старался напустить на свою худенькую треугольную мордашку взрослое выражение. Под веснушками проступил румянец.
– Ты не мог бы говорить понятнее? – миролюбиво спросил я. – Я не знаю твою маму и никого из этих господ тоже.
– Да ведь это же так просто! – истерически рассмеялся он. – Мистер Поллак – это мой папа. Живет в Штатах. Мама развелась с ним и теперь живет с герром Беккером в Мангейме. Ну а я тут – у бабушки.
– Ты ведь говорил, что бабушка…
– Она туда поехала навестить Фрэнка, – нетерпеливо прервал он меня, словно его перестала забавлять моя непонятливость. – Завтра вернется.
– А кто это – Фрэнк?
– Ее муж.
– Твой дедушка?
– Нет. Мой деда умер. Это Фрэнк Куба из Калифорнии.
– Господи боже! – непроизвольно вырвалось у меня. Мальчик довольно ухмыльнулся.
– Так бабушка оставила тебя одного?
– А что такого? Я могу сам о себе позаботиться. – Он задиристо посмотрел на меня.
– Не сомневаюсь. – Показав на рыбешек, я спросил: – А это ужин?
– Ага, – небрежно ответил он. – Для Амиго. А у меня есть консервы – ветчина, франкфуртские сосиски и ананас. Хотите есть?
Я покачал головой. Сунул руку в карман и вытащил совершенно размокшие сигареты. Раздраженно бросил их на землю.
– Подождите, – заторопился Люк. Вскочил и скрылся в доме. Вернулся с пачкой американских сигарет. – Вот, возьмите. Можете все взять, – великодушно предложил он. – Я не курю.