Я не нашла Одиссея на его ложе. Исчезли и его рваный хитон, и разбитые сандалии. Я едва удержалась на ногах, у меня дрожали колени и перехватило дыхание. Я бросилась к старой Эвриклее, но она ничего не знала о нашем госте и была удивлена тем, что он ушел. Потом няня стала укорять меня за то, что я наперекор очевидному отказалась признать Одиссея.
— Сейчас не время укорять меня, прошу тебя, Эвриклея.
Мне не удалось сдержать рыданий, и старуха попыталась успокоить меня, пообещав послать Телемаха искать отца на дорогах Итаки.
— Но почему ты так убиваешься? — не без ехидства заметила она. — Ведь ты уверена, что он не Одиссей. К чему так страдать из-за ухода чужеземца, у которого, по-твоему, одно лишь достоинство — сила и мужество?
Я попросила не унижать меня и поскорее послать Телемаха на поиски Одиссея, а потом ушла в свои покои и так горько расплакалась, как не плакала никогда в жизни.