Собственно, с моей стороны никаких таких дерзких шагов не виделось. Обыкновенный обывательский жест первой помощи задурившим юнцам. То есть, никакого особо возвышенного милосердия я не обнаружил в своем несколько взволнованном сердце.
Правда, девушка-блондинка, вообразившая себя пропеллером-истребителем, в совершенной отрешенности (забывчивости или задумчивости, черт разберет этих нынешних молокососов) продолжала вхолостую кромсать перед собою воздух.
Однако тем самым не позволяла изменить дислокацию своей паре приятелей, один из которых, продолжая брызгаться собственной кровью, загримировал физиономию в маску лучезарного мученика. А другой, оказавшись девчонкой, продолжал изливаться пустым матерным лепетом, переполненным какими-то компьютерными отморозными угрозами - в виде накачки этой "виртуальной сучки" автомобильным насосом через анальный проход...
Приблизившись на недопустимо (для беби-пропеллера) фривольную дистанцию к месту кровавого происшествия, я успел таки притормозить бесстрашный самонадеянный жест - перехватить за плечи явно свихнувшуюся белобрысую мокрушницу...И в полуметре от своего лица обнаружил свежий приток воздуха, - перед глазами мелькало нечто напоминающее раскрученный велосипедный серебристый обод - и лучше благоразумному туда не соваться...
Насчет благоразумия, - это жизненно уютное правило не из моей нынешней биографии, чересчур оберегать которую было противно моей натуре: чувство собственности собственной судьбы как бы похерилось, можно сказать, добровольно ликвидировалось...
- Послушай, ты утенок... с пропеллером... Знаешь, со мною этот номер не пройдет... Шейку твою утячью могу поломать, невзначай...
Озвучивались эти двусмысленные предложения приятным педагогическим баритоном, норовящим, если уж откровенно, соскользнуть в дешевый (приблатненый) истеризм.
- Дядечка, миленький! Эта, кизда, глухня дискачная! Прямо из пеленок глухня, сучарная! - заподпрыгивала на общественном диване девица в разноцветных куделях, залихватски прикрытых кепкой-финкой задом наперед.
Невнимательно наблюдая за кинжальными всполохами, как бы доверяя ширину рубежа глухонемой психопатке, с той же разбойно-профессорской интонацией, я попытался выразить законное недоумение:
- Ах, даже так! А где же тогда смысл, пардон... Столь горячей вашей речи? Как же тогда эту рубаку дурную... Вот молотит, дура! Этак и зарезать можно невинную прохожую душу...
- Дядечка, миленький! Пните ее, как следует в коленку! Она боли - ужас как не любит!
- И то... Значит не мазохистка, и то славно! Неутомимая, ты наша... Натуральная колхозная молотилка!
- Эта, кизда, ниндзю из себя корчит! Дайте ей прямо в клитор, пните! Пните! - не унималась разноцветная приятельница-девица, видимо, твердо уверовав: раз, миленький дядечка, не сдрейфил, не утек, - следовательно, драться горазд.
Огульно отрицать, что я не супермен, а, в сущности, нормальный пассажир-дурила, не известно, по какой надобности, решивший вмешаться в это шебутное кровавое дельце...
И драться, и, так сказать, повергать оппонента лицом ниц мне доводилось. И самого, случалось, били физиономией о малоприспособленные для воспитательных целей предметы. Впрочем, малоприспособленные и для косметического массажа-полива... Всяческие встречались недоразумения и гнусности в биографии "миленького дядечки".
В общем, я почти согласился с гуманными доводами цветастой подружки-матершинницы относительно нейтрализации самодеятельной белобрысой "ниндзи".
Безусловно, пихать свои подошвы в разные интимные девичьи места я не стану, но... Но сделать хулиганке больно, скорее всего придется. Иначе, этот метросалонный ночной фарс перейдет в следующую фазу-стадию, - в стадию нормального здравомыслящего ретирования с поля разборки. Или все закончится - реанимационным скоропомощным саквояжем...
Я как всегда выбрал самый оптимальный вариант, - интеллигентский, то есть, - идиотский ...
5. Явление ж р е ц а
Полуночная прохлада облепила все мое взмокшее лицо тотчас же на выходе из упруго бесцеремонных дверей метро.
Еще шагая по тоннелю, пустынному, умиротворенно мрачноватому, с наглухо задраенными железными ставнями киосков, я с удовольствием ощущал прилипчивую осеннюю знобкость.
C каким-то детским удовольствием ощущал (и даже пощупал!) свою, чудом, уцелевшую мордуленцию, на которую, с тупой незлобивостью неодушевленного автомата, покушалась одна маленькая дылдастая дрянь...
Слава Богу, и глаза, и шевелюра при мне в целости и сохранности. И какого собственно хрена полез к этим утерявшим всяческое здравомыслие человеческим выродкам?
Зачем эти странные существа существуют среди нас, нормальных, мирных - да каких угодно, - но людей же, черт возьми! Или я опять чего-то недопонимаю в нашей новейшей Истории...
А этот, как его - Джоник, - какого, спрашивается хрена, он на меня вызверился? Пропали пальцы пацана... А можно было и спасти... Хотя бы попытаться! Но самый заглавный и д и о т - это безо всякого сожаления - я!
Ну, потому что дурак. Не тот, что из милых волшебных сказок. А тот, которых полагается припрятывать в желтые стационары...Опять же загвоздка, у госказны нетути средствиев для содержания сих гуманитарных санучреждений.
Ну, какой нормальный, при здравом рассудке полезет в подобную бучу? Для усмирения подобных рутинных разборок сбрендивших наркомальцов, все-таки существует спецполиция...
Правильный занудноватый поток мыслей был прерван чрезвычайно тактичным тычком в почку, ту, что хорониться в левом подреберье. Несмотря на сугубо вежливое напоминание о месторасположении почечной лоханки, чего-то в ней прищемительно екнуло. И "ек" этот скользким холодком просквозил по всем позвоночным бугоркам и нервам.
Конечной остановкой прибытия нечаянной боли оказался мозжечок.
Поверхностно ознакомившись с маршрутом болевого сигнала, я, было, собрался отблагодарить нежданного любителя анатомических приколов какой-нибудь незамысловатой интеллигентской репликой...
Изобразив примерно мерзкое удовлетворение на физиономии, поворотил влево (не спеша, все еще щадя ее милую) шею, и заполучил третье удовольствие, но, слава Богу, не тактильного характера - я имел удовольствие нюхать воздух у черного стального ока, имеющего внушительную бровь-мушку.
Аромат присутствовал малознакомый - масляно-железистый. И, похоже, чересчур казенный - не бандитский, не "отмороженный". Или я опять чего путал...
Тактичное прерывание моих рефлектирующих дум произошло на ступенях, ведущих из полумрака переходного тоннеля на сумрачную, сдобренную пресной ночной сыростью, родную улицу.
Возвратив голову в привычное исходное положение, я, запоздало, безо всякой обидчивости охнул, выдохнув достаточно приличный эпитет:
- Скуроедство!..
- Топай наверх! Не вздумай дергаться. Укоротишь автобиографию, достаточно бесцветным сержантским прокуренным голосом, уведомил меня некто, имеющий право носить не зачехленным модернизированный (укороченный) вариант автомата Калашникова.
Будучи законопослушным гражданином россиянского происхождения, я запретил себе "дергаться". И, придерживая в заначке парочку адвокатских вопросов, в темпе загулявшего плейбоя, двинулся дальше наверх. Ощущая уже не только всей добропорядочной спиною, но, прежде всего, затылочной частью, точно там у меня обнаружился ранее дремавший третий глаз, - ощущая...
Я почти въяве наблюдал холодное бесстрастное убийственное око штатного (так, почему-то мне мнилось, или желалось) АКМ, готового напичкать (и надорвать) мое гражданское безвольное тело аптечно фасованномы жгучими свечками...
Впрочем, настоящего подлого страха я не заприметил в своем, бдительно колотящемся, сердце, - так, мало уловимая тахикардия.
Пребывая вот уже год в чине "первосвидетеля", я как-то странно успокоился за целостность своей, вроде бы, единообразной холостяцкой жизни.
Обладая статусом посвященного "индивидуалиста", я впервые по-настоящему понял (уразумел, с пионерской запоздалостью), что отныне положение мое: быть членом некоего нелегального элитарного (якобы!) с т а д а. Именно - стада...
Из которого, в любое мгновение меня позволительно выхватить любому вышепосвященному волку (жрецу-посточевидцу), - выхватить с единственно гастрономической целью, - возник бы аппетит...
Ощущение невероятного долгожданно чаянного одиночества, к которому я рвался все последние смрадно-семейные годы, - оно оказалось таким жалко коротким, точнее - невероятно укороченным, что... Что далее пребывать, жить существовать в элитарной шкуре "посвященной" овцы становилось все более гнусным, нетерпимым... Потому что о н о - мое время, - неизъяснимо жутковато замедлилось на какой-то точке отсчета моего нынешнего идиотского миросозерцания...
Сверхтягостное ощущение текущей жизни, в которой я присутствую в неком статичном, как бы навечно вымороченном и вымороженном состоянии человекоподобного болвана-робота...
Премерзкое самоубийственное состояние вечного неудовлетворения собой, когда я - всюду, и, всегда - рядом...Не внутри самого себя, не в растворенности в себе самом, таком родном и дурном, - отнюдь, - всегда принципиально, как бы сбоку.
Постоянное ощущение отторжения своего "я" от своей какой никакой непутевой души...
Отныне, - и откуда снизошло понимание сего умопомешательского феномена? - я и моя сущность, моя душа - мы существуем каждый сам по себе.
Причем, мое Я, как бы преобладает над душою, как бы ненавязчиво превалирует, - чтобы я как бы с ума не сошедши...
- Ну, ты оглох никак? - возвратил меня в грешную действительность равнодушный казенный глас.