- Я вас обидел?
Алина не ответила. Она мгновение посидела, молча глядя на него, потом тоже встала и стояла, не отрывая от его лица глаз, в которых вдруг сверкнула решимость.
Наконец она произнесла:
- Вы правы, ваше высочество, кое-что не так. Я должна вам сказать нечто... не очень приятное... неприятное для меня.
Принц нахмурился: неприятное он предпочитал говорить сам. Поскольку он молчал, Алина продолжала:
- Может быть, вы, ваше высочество, обидитесь, именно это и неприятно. Хотя вы не должны обижаться, поскольку часто высказывали пожелание, чтобы я была искренна с вами. Так вот, ваше высочество, вам не надо больше видеться со мной.
Принц с непонимающим видом глядел на нее.
- Не надо больше видеться с вами? - бесцветным голосом повторил он.
- Нет. Вы поймете. Вам известно, что весь Маризи говорит обо мне? Возможно, вы, ваше высочество, этого не слышали. Тогда я скажу вам: все говорят, будто я ваша любовница. Это абсурд, конечно. Вот видите, я вполне откровенна, но мне хотелось бы сохранить ту частицу своей репутации, которая еще осталась.
Конечно, принц это должен был понять. Он и понял, и немедленно насторожился, хотя не смог полностью скрыть своего изумления, поскольку смотрел на прекрасную россиянку взглядом, призванным проложить путь к ее сердцу. Повисла долгая пауза.
Алина опять опустилась в кресло; выражение ее лица не выдавало, насколько частил ее пульс. Принц подошел к камину и долго смотрел на красные языки пламени. Потом с решительным жестом повернулся и резко сказал:
- По-вашему, нелепо городу предполагать, будто вы моя любовница. Почему? Вы играете со мной, мадемуазель, а это опасная игра.
Алина таким же твердым, как у принца, тоном прервала его:
- Извините меня, но вы, ваше высочество, ошибаетесь.
- Мадемуазель, вам трудно верить.
- Верьте или не верьте, ваше высочество, но это правда.
- Но в таком случае скажите, почему вы уделяете мне время? потребовал он ответа и сделал шаг по направлению к ней. - Вы заставили меня полюбить вас... вы стали необходимы мне для ощущения счастья... а теперь вы прогоняете меня! Мадемуазель, за этим что-то кроется!
- Ничего больше, ваше высочество, как только сильное желание сохранить свою честь.
Принц быстро и подозрительно взглянул на нее:
- И что вы под этим подразумеваете?
- Независимо от того, что может составить мое собственное счастье, я не желаю получить его с бременем позора, - вот что я имею в виду.
- А-а, - медленно произнес принц, и лицо его выразило понимание.
- Я ни на что не рассчитывала, - прервала его Алина, - а если и рассчитывала, то очень недолго. Ее голос задрожал. - Разве вы не понимаете, как жестоки по отношению ко мне? То, что вы говорите, для меня хуже, чем смерть. Кажется, я предполагала невозможное.
И теперь за это расплачиваюсь. - Ее голос дрожал так, что, казалось, едва ли она сможет продолжать. - Да, я признаюсь. Я полагаю... все. Теперь оставьте меня... уходите... уходите!
Она нагнулась в кресле и спрятала лицо в руках, положенных на стол.
Какое-то время принц стоял над ней и неуверенно глядел на нее сверху вниз, потом вдруг наклонился и обнял ее плечи. Рукав платья задрался, обнажив ее руку; его рука сразу легла на ее нежную белую кожу. Он прижался щекой к ее волосам и глухо, неровным шепотом произнес:
- Алина... я не подумал... это невозможно... вы должны любить меня... посмотрите на меня... вы должны...
Плечи Алина вздрагивали под его ладонью, а донесшийся голос прерывался всхлипыванием.
- Уходите! - крикнула она. - Оставьте меня.... Пожалуйста... Это жестоко... уходите... уходите...
Он легонько подергал ее. Она не двигалась, только просила его уйти. Потом, спохватившись, вероятно, что недостойно принца выставлять себя в смешном свете, он резко выпрямился и пошел к дверям. У дверей библиотеки он задержался, бросил последний взгляд на вздрагивающие плечи Алины и покинул дом без единого слова.
Алина подождала, пока не услышала, как за ним закрылась дверь.
Потом вскочила с кресла и подбежала к окну, как раз вовремя, чтобы увидеть, как он садится в лимузин и отъезжает. Когда она повернулась, на ее губах играла улыбка - улыбка радости и торжества.
Она громко сказала самой себе:
- Он - мой!
Глава 17
СТЕТТОН ДЕЛАЕТ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Когда принц Маризи вернулся во дворец, он сразу прошел в свой кабинет, как он называл эту комнату. Ту самую комнату в конце коридора на третьем этаже, по поводу которой мучился любопытством весь Маризи, потому что до сих пор никому еще не было позволено войти в нее. Войдя, он добрался до кресла и погрузился в глубокие размышления.
Однако на этот раз он не обрел покоя. Тогда он поднялся и начал ходить по комнате взад и вперед, нахмурившись и наморщив лоб. Прошло много лет с тех пор, как принц был так же взволнован, как сейчас.
Он остановился перед камином и стал глядеть на портрет, висевший над ним, - портрет женщины примерно тридцати лет, темноволосой, с большими серьезными глазами.
- Сазоне, - громко обратился к портрету принц. - Сазоне, ты не сможешь помочь мне, но сможешь простить.
Он долго молча стоял перед портретом, потом с внезапным жестом решимости повернулся и позвонил в звонок на столе. Когда мгновением позже появился слуга, принц спросил, во дворце ли генерал Нирзанн.
- Да, ваше высочество, генерал во дворце в своей комнате.
- А де Майд?
- Он вышел, ваше высочество, сказав, что должен быть здесь до возвращения вашего высочества. Он не предполагал, что вы...
- Очень хорошо. Это все.
Как только слуга исчез, принц направил свои стопы в комнату генерала Нирзанна этажом выше.
Было видно, что генерал Нирзанн, как и де Майд, не предполагал, что принц вернется к столь раннему часу.
Он сидел в кресле, одетый в розовый халат, и читал книгу. Когда вошел принц, он, удивленно вскрикнув, отбросил книгу и низко поклонился ему.
- Сидите, сидите, - махнул рукой принц, проходя к креслу.