Он отложил автомат и поднял руки.
– У нас нет выбора, девочка, – уныло заметил Римо.
Уже не сдерживая рыданий, Лан бросила АК-47 на землю и тоже подняла руки вверх.
– Прощай, Римо, – еле слышно прошептала она.
– Мы пока еще живы.
Солдаты окружили танк и заставили Римо и Лан спуститься с башни на землю. Их заставили встать на колени и обыскали, нет ли при них оружия. С Римо сорвали каску и бросили ее в сторону. Несколько солдат помогли капитану Даю сойти с танка. У капитана дрожали колени.
Покачиваясь, он подошел к Римо и дважды ударил его по лицу. Потом, обращаясь к командиру танка, выкрикнул по-вьетнамски какой-то приказ, и солдаты оттащили Лан прочь, в крытую пальмовыми листьями хижину. Пленников под конвоем отвели туда же.
Потом солдаты под конвоем повели Римо через весь лагерь туда, где стоял стальной контейнер размером с мусоровоз. Рядом – если только верить разносившейся во все стороны вони – проходила открытая сточная канава.
Римо опять заставили стать на колени. Дверь контейнера распахнулась, и Римо пинками и толчками загнали внутрь. К этому времени уже совсем стемнело.
Дверь захлопнулась, и слышно было, как ее заперли на засов.
Римо казалось, что он сидит в духовке печи. И плюс к тому – духота, застарелый запах человеческого пота. И кромешная тьма – лишь слабый свет пробивался сквозь отверстия, оставленные пулями в стенах контейнера.
Римо припал глазом к одному из отверстий и попытался разглядеть, что происходит снаружи. В этот момент он услышал чей-то негромкий голос и отпрянул от отверстия.
– Обычно сюда двоих сразу не сажают, – произнес голос. – Но я рад, что мне есть с кем поговорить.
– Кто тут? – спросил Римо.
– Кто-кто? Ты что, совсем с ума сошел, или тебя так хорошо обработали, придурок? Я Янгблад.
– Янгблад! – воскликнул Римо. – Дик?
– Эй! – удивленно отозвался Янгблад. – Я что-то не узнаю твой голос. Ты кто, черт тебя раздери?
– Это я, Римо.
– Э? Какой еще Римо?
– Уильямс. Сколько еще Римо ты знаешь?
– Уильямс… Римо Уильямс… – тихо произнес Янгблад, как бы пробуя свои слова на вкус. – Знал я одного парня в морской пехоте, которого так звали.
– Дик, это я.
– Докажи.
– Как?
– Дай мне посмотреть на твое лицо. Подойди вот к этим отверстиям, тут посветлее.
Римо на ощупь пробрался к стене. Глаза его уже почти привыкли к темноте, и он смог различить смутную темную фигуру, разглядывающую его недоверчивыми глазами.
Глаза приблизились к лицу Римо. Знакомые глаза. Но лицо было чужое – толще, более грубое и морщинистое, чем то, которое Римо помнил.
– Твою ма-а-ать! – протянул Янгблад. – Это ты и есть, сукин ты сын!
– А ты состарился, – заметил Римо.
– А чего бы ты хотел, кретин! – огрызнулся Янгблад. – Как-никак двадцать лет прошло. Что я тебе – портрет Дориана, мать его, Грея?
– Так значит, это и в самом деле правда?
– Что?
– Война. Она окончилась.
– А ты не слышал?
– Я как-то все не мог в это поверить, – признался Римо.
– Вон как! А что ты тут делаешь?
– Не знаю. Не помню. Я проснулся – и вот он я тут.
– Я был добровольцем, – усмехнулся Янгблад. – А про тебя всегда думал, что тебя призвали.
– Мне все говорят, что прошло двадцать лет, но я ничего не помню, кроме войны.
– Тебя что, в джунглях нашли?
– Нет. Я захватил танк. Привел его сюда. А здесь попал в ловушку. Мне навстречу выслали еще один танк.
– Старый “Т-54”?
– Ага.
– Ну, ты полный кретин! – расхохотался Янгблад. – Тебя накололи. У этой штуковины пушка деревянная. Она и рисовыми зернышками стрелять не умеет.
– Не вижу поводов для веселья, – заметил Римо.
– Извини, старина. Я здесь сижу уже так давно, что пытаюсь использовать любой повод, чтобы поразвлечься.
– А кто еще здесь?
– Нас осталось всего семеро. А было больше тридцати! Я теперь здесь старший по званию, поэтому меня и заперли в этом контейнере. Тебе тут понравится. Днем как в печке, а ночью как в холодильнике. А случилось вот что: один из пленников сбежал, вьетнамец по имени Фонг. Меня посадили в этот ящик в качестве наказания. Слушай, а уж не поэтому ли ты здесь? Тебя не Фонг послал?
– Я ж тебе уже сказал. Я не могу вспомнить, что я тут делаю. В моей голове по-прежнему шестьдесят восьмой год.