— Доктор, она пришла в себя! Марина! Мариночка!
Марина уже где-то слышала этот голос. В детстве. "Суженый, ряженый, приди ко мне наряженный…"
— Вера Евгеньевна, она вас не слышит. А если слышит, то не понимает. Еще не осознает. При выходе из комы функции организма восстанавливаются постепенно. Пройдет немало времени, прежде чем Марина Сергеевна сможет вас узнать.
— Доктор, Иван Федорович, миленький, она будет такой же, как и раньше?
— Будем надеяться, будем надеяться…
"Такой же, как и раньше… как и раньше… надеяться… надеяться…"
— Можно, теперь я буду приходить каждый день?
— Даже нужно, Вера Евгеньевна. Я понял, что у Марины Сергеевны нет родных. Вы ее подруга, и будет просто замечательно, если вы окажетесь рядом, когда Марина Сергеевна начнет осознавать окружающее. Близкий человек рядом — это лучшее подспорье к быстрому восстановлению.
— А можно к ней придет еще один человек?
— Вы говорите о Вячеславе Александровиче, ее женихе? Так он практически и не уходит отсюда. Странно, что вы не встретились…
"Жених… жених…"
— Нет, я прошу за другого человека. Сергей Костиков. Знакомый Мариночки. Он очень просил, так просил! Но его не пускают.
— Вячеслав Александрович запретил пускать этого человека.
— Иван Федорович, миленький! Можно он придет со мной, когда Топильского не будет в больнице. Он так просил! Так просил!
— Ну, хорошо. Только, если что — вы провели Костикова без моего ведома.
"Ко-сти-ков… Кости-ков… Костиков…"
Вера приоткрыла дверь больничной палаты и осторожно заглянула.
— Я не сплю! — отозвалась Марина, и Вера тут же юркнула внутрь.
— Я принесла тебе цветы. Не какие-то там голландские, а наши московские тюльпаны. Врач сказал, что скоро позволит тебе гулять. Слава обещал привезти какую-то супер-пуперную коляску.
Марина приняла букет из рук Веры. Цветы пахли весной.
— Не могу поверить, что я пробыла в коме так долго! Уже весна…май…
— Мариночка, слава богу, что ты пробыла в коме так недолго! Я читала в Интернете о случаях, когда люди оставались в коме на двадцать лет. Ужас, правда?
— Ужас, — согласилась Марина и отдала цветы Вере, чтобы та поставила их в вазу.
Но свободных ваз в палате не нашлось — все они были заняты букетами. Вера растеряно огляделась.
— Живу, как в цветочном магазине, — с улыбкой посетовала Марина. — Попроси мед. сестру обрезать какую-нибудь пластиковую бутылку.
Вера вышла в коридор, а Марина опустилась на подушки и с тоской посмотрела туда, где находились ее ноги. Она знала, что ноги там, но пока не чувствовала их, только боль — изнуряющую, тупую. Доктор сказал — это временно. При аварии спинной мозг не пострадал, сломанные кости на ногах срослись правильно, функции организма восстанавливаются медленно, но верно. Она сможет ходить. Вполне возможно, останется хромота, но разве это существенно? Главное передвигаться самостоятельно, ни от кого не зависеть. Марина верила, что вновь встанет на ноги. Отчаянно верила. Всем сердцем. Но скоро ли это произойдет?
Вернулась Вера с букетом, уже водруженным в обрезанную пластиковую бутылку из-под минеральной воды.
— По-моему, получилось здорово, — сказала она.
— Спасибо тебе. Признаюсь, я не думала, что ты сможешь нянчится со мной. Вот так, как сестра. Только не прощу, что вы с Томиным отложили свадьбу. Зачем? Может, еще передумаете?
— Я хочу, чтобы свидетельницей на моей свадьбы была ты, — проговорила Вера, поправляя цветы. — Марина, мы уже не раз обсуждали это. Не вини себя, мы с Томиным сами приняли такое решение. Наша любовь от нас не убежит, а с кольцами можно и подождать.
— Хороша свидетельница, в инвалидной коляске.
— Прекрати!
— Все, все, — Марина развела руками. — Расскажи последние новости, что в мире делается?
— Все, как обычно. Кризис процветает, предприятия загибаются. Впрочем, не все. Например, дела у Славы идут неплохо…
— Вера, прекрати нести чушь! Ты прекрасно поняла, о чем я тебя спросила.
— Нет, не поняла! — взорвалась Вера. — Ты спросила о мировых новостях, между прочим! Ладно… не знаю, где он. Как в воду канул.
— Ты давно его видела?
— Давно. С месяц назад, когда ты была еще в бредовом состоянии. Костиков просил, чтобы я провела его в больницу. Топильский такой кордон здесь установил, запретил его пускать! Мне пришлось договариваться с главврачом.
— Я не помню вашего визита, — задумчиво проговорила Марина. — Что говорил Сергей, как себя вел?
— Очень нервничал, все топтался и топтался на месте. Что-то бурчал. Я ничего не разобрала! А на выходе мы столкнулись с Топильским. Что началось! Мариночка, Слава защищал тебя как лев! Вот, если б за меня мой Томин так вступился бы перед кем-нибудь…
— Вера, от души желаю, чтобы у Томина не было подобных поводов вступаться. А Славе спасибо.
— Знаешь, подруга, что-то я тебя никак не пойму. То ты спрашиваешь о Костикове, то благодаришь Топильского за то, что он тебя защищал от визитов этого самого Костикова. Кто тебе нужен-то?
Марина молчала. Вера присела на краешек кровати и ждала ответа.
— Верочка, я не знаю. Слава такой чудесный, заботливый. Мне очень хорошо и радостно, когда он рядом, а Сережа… я беспокоюсь о нем. Вот куда он делся? Вдруг он попал еще в какую-нибудь историю? Я рассказывала, что у Костикова на даче под Питером есть подземный ход? Люди, которые не вляпываются регулярно в кучу дерьма, подземные ходы не роют.
— Тебе было с ним весело? С Костиковым?
— Мне было с ним страшно, — ответила Марина. — Беспокойно. Но в то же время так необычно и так хорошо… Знаешь, в то время я разговаривала по-другому, вела себя так, как не смогу больше вести себя ни с кем. Он вызывал во мне агрессию! Точно! Именно так. Мне все время хотелось с ним спорить, ссориться. Ругать его. И тут же мириться. А та ночь… Впрочем, что говорить. Костиков увидел меня беспомощной инвалидкой и сбежал.
— Ты любишь его, — констатировала Вера грустно. — А мне больше нравится Топильский.
— Мне тоже больше нравится Слава…
— Знаешь что, подруга! За двумя зайцами погонишься, сама знаешь, с чем останешься. Ты уж определись в своих чувствах. Сама признаешь, что Костиков сбежал, так выбрось его из головы! Отдайся настоящему чувству и настоящему человеку.