— Все, — не очень уверенно предположила Клавдия. — А главное — что нас хотели убить.
— Плохо ты знаешь нашу милицию. Им нужны трупы, тогда они начнут шевелиться, а так…
— Чьи трупы? — готовясь упасть в обморок, ахнула сестра.
Ответ напрашивался сам собой, оттого я промолчала, а после некоторых размышлений добавила:
— К тому же до Димки слухи могут дойти.
И учти еще одну немаловажную деталь: раз менты знают о ножевом ранении Виктора, мы можем запросто попасть из разряда потерпевших в разряд подозреваемых.
Мы помолчали, думая, вероятно, об одном и том же, а именно: куда мы в очередной раз вляпались. Я уже всерьез ставила перед собой вопрос о звонке Брусникину, но невероятным усилием воли мне удалось отговорить себя от столь решительного шага. Димка, конечно, разволнуется, обзовет нас чемпионами мира по неприятностям и долгое время будет дуться. Но это не самое неприятное. Димыч моментально подключит к этому делу своих коллег, а то, чего доброго, и сам припрется. Тогда уж нам с Клавкой ничего не останется делать, как сидеть дома и дожидаться, когда все закончится. Тут я глубоко вздохнула. Вполне вероятно, подобное развитие событий является для нас с Клавкой наиболее благоприятным. Однако в таком случае придется пропустить все самое интересное, а на это, как говорил один киногерой, «я пойтить не могу, мне нужно посоветоваться с шефом». Я перевела взгляд на Клавдию и спросила:
— Чего делать-то будем, Клав?
Какое-то время сестренка внимательно изучала потолок, а потом поинтересовалась:
— Какие у нас на завтра планы?
Я неопределенно пожала плечами: в нашем положении планировать что-либо глупо. Жизнь и так полна неожиданностей, а уж наша-то и подавно. Клюквина кивнула:
— Ясно. Тогда будем импровизировать. Сейчас пойдем долечим твою нервную систему, а потом ляжем спать. В народе говорят, утро вечера мудренее. А народ зря болтать не станет.
Мне, кстати, тоже не мешало бы стресс снять.
Выглядела Клавдия неважно, и я сделала вывод — с ее стрессом действительно надо что-то делать.
На первый взгляд в коридоре все было по-прежнему, то есть художественный беспорядок никуда не делся. Я поймала себя на мысли, что не смогу спать спокойно, пока не выясню, что же прятал Степка, а главное, где?
Есть холодную жареную картошку — невелико удовольствие, да и аппетитом мы с сестрой похвастаться не могли. Поэтому ограничились коньячком и нехитрой закуской. Клавдия слегка порозовела, немного окосела, но умения задавать вопросы, на которые я не знала ответов, не утратила.
— Афанасия, — чуть заплетающимся языком проговорила Клавка, — ты уже придумала, что мы продадим Тамаре?
Разумеется, ответа и на этот раз у меня не имелось. Я разозлилась:
— Не приставай.
— Так я и думала. Как быть?
Последующие мои действия можно приписать только губительному действию алкоголя на организм. Я принесла сотовый телефон Виктора и поспешила заверить Клюквину:
— Сейчас узнаем.
— Тамаре будешь звонить? Не поздновато?
— В самый раз. Люди, подобные ей, ведут ночной образ жизни.
Трубку долго не брали, и я уж решила, что ошиблась в своих предположениях, однако Тамара отозвалась:
— Слушаю.
Голос у нее звучал бодро на фоне приятной негромкой музыки.
— Здравствуйте, — поздоровалась я, уже жалея о своей затее. — Это…
— Я вас узнала, — перебила Тамара. — Что вы хотите?
Еще одна любительница задавать каверзные вопросы! Ну не могу я дать толкового объяснения этому природному явлению. Может, подобное умение рождается вместе с женщиной?
— Так чего вы хотите? — нетерпеливо повторила Тамара.
— Кхм, знаете, уважаемая… — я ожидала подсказки имени-отчества, но женщина молчала, поэтому я продолжила:
— ., уважаемая Тамара, мы тут подумали на досуге: а не слишком ли вы мало за ЭТО платите? Конечно, вы с Виктором договорились, а уговор, как известно, дороже денег… Как вам каламбур? — напряженно рассмеялась я.
Судя по молчанию, каламбур Тамаре не понравился. Меня это не слишком расстроило.
В конце концов, чувство юмора дано не всем.
— Н-да… Так я о деньгах. Как вы думаете, может, стоит немножко добавить? А то ведь мы можем найти другого, более щедрого, покупателя. Мне кажется, ЭТО того стоит.
Я умолкла, давая возможность Тамаре обдумать предложение. В глубине души у меня теплилась надежда, что женщина заменит дурацкое местоимение «это» на реальное наименование товара. Тамара молчала довольно долго, а потом ледяным голосом произнесла:
— Что ж, если у вас есть возможность и связи, чтобы найти покупателя и продать ЭТО дороже, чем за двести тысяч долларов… Действуйте, дорогуша!
Услыхав сумму, я выпучила глаза и онемела.
По спине пробежали мурашки размером с дикобраза, а сердцебиение достигло критической отметки. Видя мое состояние, Клавка плеснула еще коньяку в стакан и протянула мне. Тамара терпеливо ждала, прислушиваясь сначала к попискиванию, а потом к бульканью и клацанью зубов о стакан.
— Мы согласны, — удалось мне выдавить из себя.
— Вот и прекрасно. Значит, до послезавтра.
Тамара отключилась. Я так и сидела, прижимая одной рукой телефон к пылающему уху, другой — сжимая пустой стакан.
Клавка испуганно таращилась на меня, словно на призрак нашего давно умершего папеньки, чтоб ему икнулось на том свете.
— Клава, мы покойники, — сообщила я сестре.
Она нервно сглотнула и уточнила дату смерти:
— Когда?
— Завтра, послезавтра… Какая, в сущности, разница?
Я тоскливо изучала дно стакана, вспоминая свою бестолковую жизнь. Ни дома не родила, ни сына не посадила, ни дерева не построила.