— Афанасия! — прорычал Брусникин.
— Все, все, я уже приступаю к самому главному. Стою, значит, я себе, стою в самом конце очереди, злюсь потихонечку, мечтаю миниатюрный атомный взрыв произвести, чтоб к заветному окошечку быстрее протиснуться, как вдруг влетает парень и как завопит: «Все на пол, это ограбление»! Ну, старухи-то, как кокосовые орехи, на пол и попадали. Я одна стою, как во поле береза, за всем этим цирком наблюдаю.
Тогда парень берет меня в заложники, и мы с ним выносим кассу. Денег там, как потом выяснилось, с гулькин хрен, зря только старух напугали. Так ведь оно и понятно: кто с утра грабит?
Вечером надо, когда в кассе уже денежек-то поднакопится! Ну, я Степке это потом объяснила.
По молчанию, установившемуся в эфире, я догадалась: Брусникин не волнуется, он сейчас обрабатывает полученную информацию. Волноваться он начнет потом, когда вернется домой.
— Афоня, — наконец «ожил» Димка, причем голос у него был какой-то странный, как у неисправного «тамагочи», — надеюсь, ты пошутила?
— Если бы… — печально вздохнула я.
— Но… Раз тебя взяли в заложники, значит, ты не виновата, — выдвинул версию Димыч.
— Ну-у.., как тебе сказать… Вроде и нет, но ведь потом-то я перестала быть заложницей.
Теперь я как бы соучастница. Ты знаешь, Дим, у Степки, это мой напарник, очень сложная жизненная ситуация, и я решила ему помочь. Клавка вот тоже сидит соображает, что делать.
— Позови ее к телефону, — велел Брусникин.
— Она не может, Дим, она так сильно думает, что даже в ступор впала.
На этот раз Брусникин молчал долго. В его молчании моя интуиция четко угадывала что-то нехорошее. Я мысленно поблагодарила судьбу и Димкино начальство за вовремя организованную командировку.
— Значит, так, — прервал молчание Брусникин. — Деньги где?
— Тут. Клавка их к груди прижала и трясется, словно в ознобе, потерять боится, наверное.
Оно и понятно — никогда в жизни такой суммы в руках не держала. А что?
— Сидите дома. Деньги не тратить. К вам придут мои ребята и все уладят. Ясно?
— Ага, ясно, — кивнула я в трубку. — Дим, а как мы узнаем, что это твои ребята? Может, пароль какой-нибудь придумать?
— Про славянский шкаф, — выдавил из себя Брусникин и отключился.
Я уставилась на телефон, вспоминая пароль про славянский шкаф.
— Ну, что? — отчего-то шепотом спросила Клюквина. — Лютовал?
Я отрицательно покачала головой.
— Это плохо. Значит, когда вернется, головы нам посносит. Чего делать-то велел, Афонь?
— Сказал, чтоб деньги не тратили, сидели дома и ждали, когда придут.
— За нами?! — ахнула Клавка.
— Да нет, — сморщилась я. — Ребята Димкины придут и все уладят: и со сберкассой, и с милицией.
— Слава богу, — перевела дух Клюква.
Согласившись с Клавдией, я перевела взгляд на Степана. Он сидел на диване и, казалось, дремал. Только играющие желваки свидетельствовали о том, что Степка крайне напряжен.
— Ты чего, Степ? — попыталась я его растормошить. — Все будет в порядке! Видишь, со сберкассой Брусникин все уладит, нас даже не посадят.
— Можно от вас позвонить по межгороду? — вместо ответа спросил Степан. — Беспокойно мне что-то, как там Оксанка с мальчонкой…
Клавка проводила Степку в коридор, где стоял телефон, и деликатно удалилась.
Зато на меня она набросилась без всякой деликатности.
— У тебя с башкой все в порядке или наметились проблемы? — прошипела она.
— Почему это? — обиделась я. — С каких пор помощь хорошему человеку — это плохо?
Сразу все начинают намекать на легкую форму тяжелого сумасшествия.
Клюква внимательно на меня посмотрела, будто и правда хотела найти эту самую легкую форму, ничего, видно, не нашла и продолжила свое шипение:
— Ты соображаешь, чего несешь? Помочь хорошему человеку! У него что, на лбу написано: «Я хороший человек, люблю собак и перевожу старушек через дорогу? Просто сейчас у меня тяжелые жизненные обстоятельства, а так я белый и пушистый».
— Можно подумать, у меня был выбор. Меня ж в заложницы взяли, забыла? — напомнила я.
— Ага. К тому же он еще и псих. Брать тебя в заложники! На это может решиться только человек с неадекватным восприятием действительности. И потом, что такое?! — возмущенно всплеснула руками Клавка. — "Клавочка, Степану срочно нужны четыреста тысяч долларов!
Не знаешь, где их взять"? Знаю, конечно, дорогая Афоня! Посмотри у меня в кошельке, в отделении для мелочи. Там должны заваляться.
Ты хоть представляешь себе, сколько это денег?!
У тебя их нет, папа наш с тобой, чтоб ему икнулось на том свете, увы, не миллионер. А может, у тебя имеется парочка знакомых олигархов, безумно в тебя влюбленных? Тогда нет проблем, Афанасия! За один только благосклонный взгляд они расстанутся с полумиллионом баксов, даже глазом не моргнув, и еще столько же сверху накинут!
Я удрученно молчала. Конечно, Клавка права: ни миллионеров, ни влюбленных олигархов у меня не было, и взять их, конечно, негде. Ну, а теперь главный вопрос: чем я могу помочь Степке?
Вернулся Степан, расстроенный, удрученный, словом, не в себе. Жалко было на него смотреть.
Даже Клавка прониклась и участливо спросила:
— Ну? Что там? Как твои?
— Их нашли, — растерянно ответил Степка, — и увезли. «Негоже, — говорят, — семью разлучать». И еще напомнили о сроках.
— И какие же сроки? — безнадежно поинтересовалась я.
— Был месяц. Осталось три недели.