Дед встал с земли и стал заправляться в дальнюю дорогу. Он крепко привязал свою кошелку обратно за спину и снял шапку с головы.
-- Вам не дойти, -- сказал старик детям. -- Там дорогу теперь распустило, там земля густая, добрая, а дождь того гляди припустится...
Он надел свою шапку на голову Антошки и, согнувшись, касаясь руками земли, велел ребенку полезть к нему в кошелку за спиной, сидеть там и держаться. Антошка сейчас же забрался туда, и ему стало в кошелке мягко и хорошо.
-- А куда ты понесешь-то его? -- быстро спросила Наташа, готовясь изо всех сил вцепиться в лицо старика. -- Тебе кто наказал его брать?
-- Понесу к отцу-матери его, куда ж еще! -- ответил дед. -- На ваш колхоз. И тебя туда же.
Старик еще раз пригнулся, взял Наташу себе на руки и пошел под дождем по дороге в "Общую жизнь", унося на себе двоих детей.
-- Ты не бойся, -- сказала Наташа брату, удобно сидевшему в кошелке против нее. -- Я за ним буду глядеть.
-- Он не как ты, он сильный, -- сказал сестре Антошка.
У старика надулись жилы на шее, он сгорбился, дождь и пот обмывали его тело и лицо, но он шел привычно и терпеливо по грязи и по воде.
Дети молчали, ожидая, когда увидят свою избу в колхозе. Наташа боялась про себя, что, может быть, их двор уже сгорел от молнии. Старик из сбереженья сил тоже ничего не говорил, лишь однажды он прошептал про себя:
-- Спасибо -- град не пошел. Он бывает с голубиное яйцо -- побил бы детей.
Дождь лился мелкими частыми каплями; грозы уже не было. И вскоре Наташа увидела сквозь дождь прясло крайнего двора своего колхоза; здесь жили Чумиковы. Она не знала, что колхоз их так близко, и улыбнулась от радости. Значит, все было цело и пожара нет, а то бы люди бежали на пожар. А может быть, их дом уже сгорел и потух, -- и Наташа опять загорюнилась.
Но вон ветла стоит, она растет около дома Наташи, она жива; вон соломенная крыша на ихней избе и труба с железным петушком... Наташа отвернула свое лицо от Антошки и осторожно вытерла его рукавом от дождя и слез.
Около отцовского двора Наташа спрыгнула на землю. Антошку же старик внес в кошелке за спиной в самые сени избы.
В горнице родителей Наташи, пережидая дождь, сидело много людей. Отец Наташи угощал их чаем с сеяным хлебом и наложил полную сахарницу колотого сахара. Здесь был председатель колхоза Егор Ефимович Проворотов, дедушка -муж бабушки, и незнакомый человек, неизвестно кто, ненужный кто-нибудь.
Мать Наташи раздела дочь и Антошку и дала им на смену сухую одежду, обещая, что больше никуда их в гости сроду не пустит. А старичок, выжав с себя немного воды в сенях, уже сидел за столом в горнице, пил чай и рассказывал, как было дело. Председатель колхоза Егор Ефимович его знал -старик из племхоза только что был у него нынче относительно быка.
-- Как же так! -- сказал Егор Ефимович, говоря отцу Наташи. -- На дворе гроза, ливень, буря была, а ты детей в Панютино послал?
-- Они ушли, еще вёдро было, -- тихо ответил отец.
-- А после вёдра враз буря нашла и гроза, -- говорил Егор Ефимович, -а ребятишки могли не успеть добежать до Панютина. Вишь ты как! А мы сидим здесь второй час, балакаем, а ты и не вспомнил про девчонку с мальчишкой ни разу.
-- Чего зря говорить! -- с досадой ответил отец. -- Не сталось с ними ничего, целыми пришли.
-- Да это-то хоть так! -- согласился председатель и поглядел на Антошку с Наташей, которые теперь стояли у притолоки и глядели на гостей, -- им было сейчас опять хорошо жить. -- И родной дед, старый долдон, -говорил председатель, -- знает, что к нему внук со внучкой в гости пошли, так он сам по грозе к зятю чай пить пришел и сидит -- не беспокоится...
Дедушка Наташи молчал, и все другие люди тоже.
-- Я спозаранку сюда в кооператив явился, -- промолвил дедушка. -Хотел крючок сазаний купить, и к вашему шорнику у меня дело было, мы с ним кумовья... А в нашей многолавке нет тебе никаких крючков -- вся рыба в реке цела живет, а мои снасти никуда стали. Думал в вашем кооперативе поживиться.
-- Дело прошлое, -- мирно произнес Егор Ефимович. -- Дай-ка мне назад документ в племхоз, что я тебе давеча дал, -- и председатель протянул руку к отцу Наташи.
Отец несмело выдал председателю бумагу.
-- Гляди, Ефимыч, бык племенной, с ним надо уметь, -- сказал отец. -Аль и быка теперь не доверяешь, что мои ребятишки намокли?
-- Пока нет, -- ответил председатель, -- не доверяю.
-- Так кто ж тебе погонит-то? -- интересовался отец. -- В колхозе, кроме меня, едва ли кто отвечать за такое дело возьмется...
-- А я вон с ним, может, слажусь, -- указал председатель на старичка из племхоза, хлебавшего чай внакладку.
-- Право твое, -- согласился отец. -- Ишь ты -- какой бдительный! Иль заботу о малолетних кадрах почувствовал? Но бык -- дело одно, а девчонка с мальчишкой -- совсем другое.
-- Верно, -- произнес председатель, пряча документ к себе, прочитав его весь снова. -- Ребятишки -- дело непокупное, а бык не то, быка и второй раз можно за деньги купить...
-- Ух ты, во, гляди-ко! -- с радостью всей своей души сказал вдруг старичок из племхоза и, отодвинув блюдце, нечаянно бросил себе в рот еще кусочек сахару.
Он перестал пить чай и засмотрелся на председателя, рыжеватого крестьянина лет сорока пяти, медленно глядящего на свет серыми думающими глазами.
Наташе с Антошкой надоело слушать разговор, и они вышли на крыльцо.
Дождь еле-еле капал. Стало смирно и сумрачно кругом повсюду; листья деревьев и трав, уморившись, висели спящими до будущего утра. Лишь далеко-далеко, в чужих и темных полях, вспыхивали зарницы, точно это смежались глаза у усталой тучи.
-- Давай опять завтра к бабке в гости пойдем, -- сказал Антошка сестре. -- Я не боюсь теперь. Я люблю грозу.
Наташа ничего не ответила брату. Ведь он еще маленький, измученный, и ругать его нельзя.
Мать отворила дверь и позвала своих детей есть. Она уже сварила для них картошку и полила ее сверху яйцами, а потом сметаной. Пусть дети растут и поправляются.