- Возможно, - ответил я, - но там свои замешаны. Сколько у вас тут конвертов
- Семь.
- Значит, одного, где лежал подброшенный алмаз, нет.
- А что мулатка-спросил Редди.
- Вечером собираюсь взглянуть на ее кавалера, - сказал я. - А ваши разузнают в Нью-Йорке про этого Аптона
- Угу, - сказал О'Гар.
3. ЧТО-ТО ЧЕРНОЕ
На Ноб-Хилле, в доме, который мне назвал Холстед, я сказал вахтеру свою фамилию и попросил позвонить Фицстивену. Фицстивена я хорошо помнил: этот высокий, тощий, рыжеватый человек тридцати двух лет, с сонными серыми глазами и широким насмешливым ртом одевался небрежно, прикидывался большим лентяем, чем был на самом деле, и любому занятию предпочитал разговор. О каком бы предмете ни зашла речь, у Фицстивена всегда было вдоволь точных сведений и оригинальных идей-лишь бы только предмет был не совсем обычным.
Познакомился я с ним пять лет назад в Нью-Йорке, когда занимался шайкой мошенников-медиумов, нагревшей вдову торговца льдом и углем примерно на сто тысяч долларов. Фицстивен охотился в тех же угодьях за литературным материалом. Мы познакомились и объединили силы. Мне этот союз принес выгод больше, чем ему, потому что спиритическую лавочку Фицстивен знал вдоль и поперек, и с его помощью я закончил дело за две недели. Наши приятельские отношения продолжались еще месяц-другой, а потом я уехал из Нью-Йорка.
- Мистер Фицстивен просит подняться, - сказал вахтер.
Квартира его была на шестом этаже. Когда я вышел из лифта, он стоял у себя в дверях.
- Глазам не верю, - сказал он, протянув руку. - Вы
- Собственной персоной.
Он нисколько не изменился. Мы вошли в комнату, где пяток книжных шкафов и четыре стола почти не оставили места для людей. Повсюду валялись журналы и книги на разных языках, бумаги, газетные вырезки, гранки-все как в его нью-йоркской квартире.
Мы сели, кое-как разместили ноги между ножками столов и в общих чертах описали свою жизнь за то время, что не виделись. Он обитал в Сан-Франциско чуть больше года, выезжая только по выходным, да месяца два прожил отшельником за городом, когда заканчивал роман. Я перебрался сюда почти пять лет назад. Он сказал, что Сан-Франциско ему нравится, но если возникнет идея вернуть Запад индейцам, он всей душой за это.
- А как литературные барыши-спросил я.
Он посмотрел на меня пронзительно:
- Вы меня не читали
- Нет. Что за странная идея
- В вашем тоне проскользнуло что-то собственническое-так говорит человек, закупивший писателя доллара за два. Подобное мне редко приходится слышать-я еще не привык. Боже мой! Помните, один раз я предложил вам собрание моих книжек в подарок-Он любил разговоры в таком духе.
- Ага. Но я на вас не в обиде. Вы тогда напились.
- Хересу... Хересу, у Эльзы Донн. Помните Эльзу Она поставила перед нами только что законченную картину, и вы сказали: "Очень мило". Господи, как же она разъярилась! Вы изрекли это так искренне и вяло, словно были уверены, что она должна обрадоваться. Помните Она нас выставила, но мы уже успели набраться. Вы, впрочем, не настолько, чтобы взять книги.
- Боялся, что прочту их и пойму, - объяснил я, - и вы почувствуете себя оскорбленным.
Китайчонок принес нам холодного белого вина. Фицстивен сказал:
- А вы, значит, по-прежнему ловите незадачливых злодеев
- Да. Из-за этого и на ваш след напал. Холстед говорит, что вы знаете Эдгара Леггета.
Сонные серые глаза ожили, и он слегка выпрямился в кресле:
- Леггет что-то натворил
- Почему вы так сказали
- Я не сказал. Я спрашиваю. - Он снова обмяк в кресле, но блеск в его глазах не потух. - Ну хватит, рассказывайте. Оставим хитроумие: это не ваш стиль, дорогой мой. А будете упорствовать-запутаетесь. Ну-ка, что натворил Леггет
- У нас так не принято, - сказал я. - Вы сочинитель. Вам расскажи, сразу нафантазируете Бог знает что. Я помолчу, а вы говорите, чтобы не подгонять свою историю под мою. Давно с ним познакомились
- Вскоре после того как переехал сюда. Он меня очень занимает. В нем есть что-то непонятное, темное, интригующее. Например, в физическом отношении он аскет-не курит, не пьет, ест мало, спит, по рассказам, три-четыре часа в сутки, но в душевном, духовном плане он сенсуалист-это слово вам что-нибудь говорит-сенсуалист на грани извращенности. Вы считали, что у меня ненормальный интерес к фантастическому. Вам бы с ним пообщаться. В друзьях у него... нет, у него нет друзей... в его ближайшем окружении люди с самыми диковинными идеями: Маркар со своими безумными цифрами, которые вовсе не цифры, а границы областей в пространстве, тоже цифр; Денбар Керт со своей алгебраистикой, Холдорны и их секта святого Грааля, безумная Лора Джойнс, Фарнем...
- И вы, - вставил я, - с объяснениями и описаниями, которые ничего не объясняют и не описывают. Надеюсь, вам понятно, что все ваши слова для меня-пустой звук
- Вот теперь я вас узнаю: очень похоже на вас. - Он ухмыльнулся и провел пятерней по рыжеватым волосам-. Расскажите, в чем дело, а я пока придумаю для вас эпитеты покрепче.
Я спросил, знает ли он Эрика Коллинсона. Он ответил, что да; но знать там нечего, кроме того, что он обручен с Габриэлой Леггет, что его отец-тот самый лесопромышленный Коллинсон, а сам Эрик-это Принстон, акции, облигации и ручной мяч, славный малый.
- Возможно, - сказал я, - но он мне врал.
- Вот что значит сыщик! - Фицстивен помотал головой и улыбнулся. - Вам попался кто-то другой-кто-то выдавал себя за Эрика. Рыцарь без страха и упрека не врет, а кроме того, для вранья требуется воображение. Вы просто... Постойте! Ваш вопрос касался женщины
Я кивнул.
- Тогда понятно, - успокоил меня Фицстивен. - Извините. Рыцарь без страха и упрека всегда врет, если дело касается женщины-врет даже без нужды и причиняет ей множество неудобств. Это-одно из рыцарских правил: охранять ее честь и тому подобное. А женщина кто
- Габриэла Леггет, - ответил я и рассказал ему все, что знал о Легеттах, бриллиантах и мертвеце на Голден-Гейт-авеню. По ходу моего рассказа разочарование все сильнее проступало на его лице.
- Это ничтожно, скучно, - с обидой сказал он, когда я кончил. - Я примерял Леггета к романам Дюма, а вы предлагаете мне безделушку из О'Генри. Вы разочаровали меня своими бриллиантами. Но, - глаза у него блеснули, - это может иметь продолжение. Преступник Леггет или нет, мелкое мошенничество со страховкой-не его масштаб.
- Вы хотите сказать, что он-из этих пресловутых стратегов уголовного мира Никак вы газеты читаете Кто же он по-вашему Король бутлегеров Заправила международного преступного синдиката Скупщик живого товара Главарь торговцев наркотиками Или переодетая королева фальшивомонетчиков
- Не будьте кретином, - сказал он. - Нет, у него хорошие мозги, и в нем есть что-то черное. Есть что-то такое, о чем он не хочет думать, но чего не должен забывать. Я сказал вам, он жаден до всего невероятного, ошеломляющего, и вместе с тем он холодный как лед... нет: обжигающе холодный. Это невротик, который держит свое тело в форме, в готовности. к чему-. а свое сознание дурманит безумными идеями. И вместе с тем он холоден и трезв. Если человек хочет забыть свое прошлое, ему проще всего заглушить память через тело-чувственностью, если не наркотиками. Но положим, прошлое не умерло, и человек должен быть в форме, чтобы совладать с ним, если оно ворвется в настоящее. В таком случае самое правильное-анестезировать разум непосредственно, а тело беречь и укреплять.
- И прошлое-.
Фицстивен покачал головой:
- Если я не знаю-а я не знаю, - это не моя вина. Прежде чем вы распутаете свое дело, вы поймете, как трудно получить информацию в их семействе.
- Вы пробовали
- Конечно. Я писатель. Мой предмет-души и то, что в них происходит. Его душа меня интересует, и меня всегда задевало, что он не хочет вывернуть ее передо мной наизнанку. Например, я сомневаюсь, что его фамилия Леггет. Он француз. Как-то он сказал, что родом из Атланты, но он француз и внешне, и по складу ума, и по всему, кроме места жительства.
- А его семейство-спросил я. - Габриэла со сдвигом, как по-вашему