- Чепуха. Самым трудным для вас будет непривычная бодрость. Но денька через два все уляжется.
Она покусала губы, улыбнулась через силу и протянула ко мне обе руки.
- Я буду вам верить, - сказала она. - Я верю вам. Буду верить, что бы вы ни сказали.
Руки у нее были холодные и влажные. Я сжал их и ответил:
- Ну и отлично. А теперь в постель. Я буду заглядывать, а если вам что-нибудь понадобится, позовите сами.
- Сегодня вы не уедете
- Нет, - пообещал я.
Весь день она держалась довольно стойко. Правда, смех ее в промежутках между приступами чихания и зевоты звучал не очень жизнерадостно, но главное, она пыталась смеяться.
В начале шестого приехал Мадисон Эндрюс.
Я увидел, как он подъезжал, и встретил его на террасе. Его красноватое лицо сделалось бледно-оранжевым.
- Добрый вечер, - вежливо сказал он. - Я хочу видеть миссис Коллинсон.
- Я передам ей все, что пожелаете.
Он нахмурил белые брови, и лицу его отчасти вернулся прежний красный оттенок.
- Я хочу ее видеть. - Это был приказ.
- Она вас видеть не хочет. Надо что-нибудь передать
Теперь краснота вернулась полностью. Глаза у него сверкали. Я стоял между ним и дверью. Он не мог войти, пока я так стоял. Казалось, он готов оттолкнуть меня с дороги. Меня это не пугало: он был на десять килограммов легче и на двадцать лет старше.
Он набычился и заговорил властным тоном:
- Миссис Коллинсон должна вернуться со мной в Сан. Франциско. Она не может здесь оставаться.
- Она не поедет в Сан-Франциско, - сказал я. - Если надо, окружной прокурор задержит ее здесь как свидетельницу. Попробуете вытащить ее судебным решением-мы вам устроим другие хлопоты. Говорю это, чтобы вы знали нашу позицию. Мы докажем, что ей может грозить опасность с вашей стороны. Откуда нам знать, что вы не ловчили с наследством Откуда нам знать, что вы не хотите воспользоваться ее нынешним подавленным состоянием и избежать неприятностей в связи с наследством Да может, вы вообще хотите отправить ее в сумасшедший дом, чтобы распоряжаться ее наследством.
Глаза у него сделались больные, хотя в остальном он выдержал залп неплохо. Сглотнув раз-другой и продышавшись, он спросил:
- Габриэла этому верит-Лицо у него было пурпурное.
- При чем тут "верит"-Я пытался говорить вежливо. - Я вам просто объясняю, с чем мы явимся в суд. Вы юрист. Вы же понимаете: между истиной и тем, что поступает в суд или в газеты, не обязательно должна быть связь.
Теперь у него не только глаза были болезненными: краска ушла с лица, оно обмякло; однако он держался прямо и даже сумел ответить ровным голосом.
- Можете передать миссис Коллинсон, что на этой неделе я сдам в суд завещательные распоряжения, а также свой отчет по наследству и заявление о том, что я слагаю с себя обязанности душеприказчика.
- Вот и отлично, - сказал я, но, когда старикан зашаркал к своей машине и медленно взобрался на сиденье, мне стало жалко его.
Габриэле я не сказал о его визите.
Теперь между приступами зевоты и чихания она потихоньку скулила, а из глаз у нее текли слезы. Лицо, грудь и руки были мокры от пота. Есть она не могла. Я накачивал ее апельсиновым соком. Звуки и запахи, даже самые слабые и приятные, действовали ей на нервы, и она все время дергалась на кровати.
- Мне будет еще хуже-спросила она.
- Не намного. Перетерпеть вполне сможете.
Когда я спустился, меня поджидал внизу Мики Линехан.
- Мексиканка ходит с пером, - любезно сообщил он.
- Да
- Да. Я им шкурил лимоны, чтобы вонь отбить в твоем уцененном джине-или ты взял его напрокат, и хозяин знал, что он вернется, - все равно пить его никто не сможет Ножичек сантиметров десять-двенадцать, нержавеющей стали, так что, когда она воткнет его тебе в спину, ржавчины на майке не останется.
- Хорошо соображаешь, - сказал я. - Ладно, приглядывай за ней. Она не очень нас любит.
- Мне приглядывать-Мики ухмыльнулся. - Я думал, каждый будет сам оглядываться, тем более что зуб она точит в особенности на тебя, значит, тебя скорее всего и подколет. Что ты ей сделал Не такой же ты дурак, чтобы надсмеяться над чувствами мексиканской дамы
Остроумным мне это не показалось; впрочем, я мог и ошибаться.
Арония Холдорн приехала под самый вечер на "Линкольне", и негр-шофер завел сирену еще у ворот. Когда она взвыла, я сидел у Габриэлы. Беспардонный сигнал, по-видимому, сильно подействовал на ее натянутые нервы, и она чуть не выскочила из постели от ужаса.
- Что это Что это-взвизгнула она, стуча зубами и дрожа всем телом.
- Тихо, тихо, - успокаивал я. Из меня уже выработалась неплохая сиделка. - Просто автомобильный гудок. Гости. Сейчас сойду вниз и спроважу.
- Вы никого ко мне не пустите-умоляюще спросила она.
- Нет. Лежите смирно, скоро вернусь.
Арония Холдорн стояла у лимузина и разговаривала с Макманом. В сумерках, между черным манто и черной шляпой, лицо ее было тусклой овальной маской, и только светящиеся глаза казались живыми.
- Здравствуйте, - сказала она и протянула руку. Голос у нее был такой, что по спине проходили теплые волны-. Я рада, что миссис Коллинсон на вашем попечении. И ей и мне вы были надежным защитником-мы обязаны вам жизнью.
Все это было чудесно, но такое я уже слышал. Я скромно отмахнулся от похвалы и упредил ее первый ход:
- Мне жаль, но она не сможет вас принять. Ей нездоровится.
- А-а, мне так хотелось увидеться с ней, пусть на минутку. Вы не думаете, что это улучшит ее самочувствие
Я ответил, что мне самому жаль. Она, по-видимому, приняла это как окончательное решение, однако сказала:
- Я специально приехала из Сан-Франциско, чтобы повидать ее.
Я ухватился за этот повод: