Я позвонил.
Дверь открылась немедленно: за ней стояла широкоплечая мясистая женщина лет пятидесяти. На добрых десять сантиметров выше меня-а во мне метр шестьдесят восемь. Лицо в мешочках и припухлостях, но ни в глазах, ни в губах. никакой мягкости и дряблости. Ее длинная верхняя губа была выбрита. Черное, очень черное платье закрывало ее тело от подбородка и мочек до самых ступней.
- Мы хотим видеть мисс Леггет, - сказал я.
Она сделала вид, что не понимает.
- Мы хотим видеть мисс Леггет, - повторил я, - мисс Габриэлу Леггет.
- Не знаю. - Говорила она басом. - Хорошо, войдите.
Без особого радушия она провела нас в маленькую сумрачную приемную, прилегавшую к вестибюлю, велела нам ждать и ушла.
- Кто этот тяжеловоз-спросил я Коллинсона.
Он сказал, что не знает ее. Ему не сиделось на месте. Я сел. Опущенные шторы пропускали мало света, и я не видел комнату целиком, но ковер был толстый и мягкий, а мебель, насколько мне удалось разглядеть, тяготела скорее к роскоши, чем к строгости.
Если не считать шагов Коллинсона, в доме не раздавалось ни звука. Я взглянул на открытую дверь и увидел, что за нами наблюдают. Там стоял мальчик лет двенадцати-тринадцати и смотрел на нас большими темными глазами, будто светившимися в полутьме. Я сказал:
- Привет.
Коллинсон рывком обернулся на мой голос.
Мальчик ничего не ответил. Целую минуту он смотрел на меня не мигая, бессмысленным, совершенно обескураживающим взглядом, какой бывает только у детей, потом повернулся и ушел так же бесшумно, как появился.
- Кто он? - спросил я у Коллинсона.
- Наверное, Мануэль, сын Холдорнов. Я его раньше не видел.
Коллинсон расхаживал по комнате. Я сидел и смотрел в проем двери. Наконец там появилась женщина и, ступая бесшумно по толстому ковру, вошла в приемную. Она была высокая, грациозная; ее темные глаза, казалось, тоже испускают свет, как у мальчика. Больше ничего я пока не мог разглядеть.
Я встал. Она обратилась к Коллинсону:
- Здравствуйте. Мистер Коллинсон, я не ошиблась. Более музыкального голоса я не слыхивал.
Коллинсон что-то пробормотал и представил меня женщине, назвав ее "миссис Холдорн". Она подала мне теплую твердую руку, а потом подошла к окну, подняла штору, и на пол лег прямоугольник сочного послеполуденного солнца. Пока я привыкал к свету и отмаргивался, она села и знаком предложила сесть нам.
Раньше всего я увидел ее глаза. Громадные, почти черные, теплые, опушенные густыми черными ресницами. Только в них я увидел что-то живое, человеческое, настоящее. В ее овальном, оливкого оттенка лице были и тепло и красота, но тепло и красота будто не имевшие никакого отношения к действительности. Будто это было не лицо, а маска, которую носили так долго, что она почти превратилась в лицо. Даже губы-а губы эти стоили отдельного разговора-казались не плотью, а удачной имитацией плоти-мягче, краснее и, наверное, теплее настоящей плоти. Длинные черные волосы, разделенные посередине пробором и стянутые в узел на затылке, туго обтягивали голову, захватывая виски и кончики ушей. Она была высокая, налитая, гибкая, с длинной, сильной, стройной шеей; темное шелковое платье обрисовывало тело. Я сказал:
- Миссис Холдорн, мы хотим повидать мисс Леггет.
Она с любопытством спросила:
- Почему вы думаете, что она здесь
- Это ведь не так важно, правда-быстро ответил я, чтобы Коллинсон не успел вылезти с какой-нибудь глупостью. - Она здесь. Мы хотели бы ее видеть.
- Не думаю, что это удастся, - медленно ответила она-. Ей нездоровится, она приехала сюда отдохнуть, в частности. от общества.
- Очень жаль, - сказал я, - но ничего не поделаешь. Мы бы сюда не пришли, если бы не было необходимости.
- Это необходимо
- Да.
Поколебавшись, она сказала:
- Хорошо, я узнаю. - Затем извинилась и покинула нас.
- Я не прочь и сам тут поселиться, - сказал я Коллинсону.
Он не понимал, что я говорю. Вид у него был возбужденный, лицо раскраснелось.
- Габриэле может не понравиться, что мы сюда пришли, - сказал он.
Я ответил, что это меня огорчит.
Вернулась Арония Холдорн.
- Мне, правда, очень жаль, - сказала она, встав в дверях и вежливо улыбаясь, - но мисс Леггет не хочет вас видеть.
- Очень жаль, - сказал я, - но нам придется ее увидеть.
Она выпрямилась, и улыбка исчезла.
- Простите
- Нам придется ее увидеть, - повторил я как можно дружелюбнее. - Это необходимо, я вам объяснил.
- Извините. - Даже холодность не могла испортить ее прекрасный голос. - Вы не можете ее видеть.
Я сказал:
- Мисс Леггет, как вам, вероятно, известно, - важный свидетель по делу о краже и убийстве. Нам надо ее видеть. Если вас это устраивает больше, я готов подождать полчаса, пока сюда придет полицейский со всеми полномочиями, которые вы сочтете необходимыми. И мы с ней увидимся.
Коллинсон произнес что-то невнятное, но похожее на извинения.
Арония Холдорн ответила легким поклоном.
- Можете поступать, как вам угодно, - холодно сказала она. - Я не согласна, чтобы вы беспокоили мисс Леггет против ее желания, и если речь идет о моем разрешении, я вам его не даю. Если же вы настаиваете-помешать вам я не могу.
- Спасибо. Где она
- Ее комната на пятом этаже, первая от лестницы, слева. - Она слегка наклонила голову и ушла.
Коллинсон взял меня под руку и забормотал: