— Нет, ответил Палач, — поближе.
На Петровском проспекте было пусто. Ни машин, ни людей. «Форд» двигался между двух промышленных заборов, в которых кое-где были ворота, принадлежавшие разным организациям. Остановившись у ворот, выкрашенных в синий цвет и имевших кривую надпись «Кислота», Палач остановил машину и, не выключая двигателя, сказал:
— Все, приехали, выходим.
Теремок с Грушей, спеша решить вопрос с миллионом, тут же выскочили из машины и стали по-деловому озираться по сторонам.
Палач не торопясь вылез после них, тоже посмотрел по сторонам и, убедившись, что на проспекте никого нет, вынул из кармана Тюрин «макаров» и выстрелил Теремку в голову, а Груше в грудь.
Оба повалились на землю, не успев даже удивиться.
Палач выстрелил еще два раза, и в головах двух жадных и глупых убийц появилось еще по одной дырке.
Потом он сел в «Форд» и уехал.
Выезжая обратно на Петроградскую, Палач усмехнулся и произнес фразу из фильма «Свой среди чужих»:
— Это нужно одному.
Помолчав, он добавил:
— Козлы.
Тут Палачу на глаза попалась афиша, на которой красивый Роман Меньшиков держал в руке золотой микрофон, и он сказал:
— А ты, урод, будешь следующим.
Утром, едва проснувшись, Роман тут же вспомнил о том, что прошлым вечером тщетно пытался разыскать своего бессменного директора Шапиро, и беспокойство снова охватило его. Наскоро приняв душ, а именно неподвижно постояв две минуты под струями теплой воды, Роман вытерся и, навалив Шнырю премиальную двойную порцию «Вискаса», поставил на газ чайник. Набрав несколько раз все известные ему номера Шапиро, он удостоверился в том, что ни один из них не отвечает, и, вяло выругавшись, сел завтракать.
Две чашки кофе привели Романа в бодрое и дееспособное состояние, но сытости не прибавили, потому что в холодильнике было пусто, а куском черного хлеба, пролежавшего в хлебнице две недели, можно было колоть орехи.
После более чем скромного завтрака Роман на всякий случай позвонил Боровику, но тот про Шапиро ничего не знал и вообще находился в состоянии некоторой депрессии по случаю вчерашнего злоупотребления с бывшими сослуживцами, посетившими его убогий приют с портфелем, набитым бутылками коньяка.
Тогда Роман решил просто прокатиться по городу, посмотреть, не изменилось ли что-нибудь за время его экспедиции в Африку. Выйдя на улицу, он надел черные очки, сел в свою «Вольво-860» и чинно выехал из двора, едва не зацепив мусорный бак, который стоял в подворотне, загораживая проезд. На Петропавловке грохнула пушка, солнце стояло в зените, и день выдался жаркий, хотя до африканского зноя, к которому Роман уже успел привыкнуть, было далеко.
Выехав на Исаакиевскую площадь, Роман повернул направо и через минуту оказался у начала Невского проспекта. Снова повернув направо, он пропустил переходившую через дорогу пожилую женщину в соломенной шляпке с темно-синей лентой и поехал в сторону площади Восстания.
— Ну где же ты, сын Израиля? — раздраженно пробурчал Роман, в очередной раз безрезультатно набрав номер Шапиро. — Может быть, отправился, как это у вас там принято, сорок лет бродить по пустыне? Например, с моими денежками…
Роман хмыкнул и помотал головой.
Шапиро, конечно же, не ангел и даже хуже, но Роман не мог поверить в то, что его вечный и бессменный директор, набив чемодан украденными долларами, пытается скрыться в какой-нибудь далекой стране. Например, в Гондурасе.
Мысль о Гондурасе развеселила Романа, и он, ухмыльнувшись, осторожно повернул на узкую улицу Рубинштейна, где располагалась контора Шапиро. Остановившись у входа в контору, Роман вышел из машины и, подойдя к большой железной двери, нажал на кнопку звонка. Через минуту дверь открылась, и на пороге показался охранник Валера, который держал в руке открытую банку пива.
— Какие люди, какие звезды! — приветствовал он Романа. — А никого нету.
— То есть как никого? — удивился Роман.
— А так — никого. Все в отпуске.
— В отпуске? — Роман озадаченно посмотрел на охранника. — В каком еще отпуске?
— Ну… В обычном. Шапиро всех отпустил до двадцатого числа.
— А когда это было?
Охранник наморщил лоб.
— Когда? Сегодня десятое, значит, примерно первого.
— Первого… — Роман прикинул в уме: первого они с Лизой уже четыре дня как наслаждались экваториальной жарой.
Странно.
Шапиро, отправив Романа и Лизу на отдых, вместо того чтобы в поте лица зарабатывать деньги на только что записанном альбоме, распускает всех своих подчиненных и исчезает в неизвестном направлении.
Весьма странно.
— И что, Шапиро вот так просто отправил всех в отпуск?
— Ага, — кивнул охранник, дохнув на Романа пивом, — позвонил и сказал, чтобы Белишкин выдал отпускные и разогнал всех.
— И тут теперь только охранники?
— Ну да, — улыбнулся Валера, — сидим, пиво пьем, телевизор смотрим.
— Та-ак… А что он сказал насчет того, когда вернется?
— Ничего не сказал. Наверное, двадцатого и вернется, вместе с остальными.
— Ладно, если появится раньше, пусть позвонит мне.
Роман кивнул охраннику Валере и пошел к машине.
Сев за руль, он опустил стекло и закурил.
Что за дела такие творятся на белом свете?
— Ну и черт с ним, — решительно произнес Роман, — диски продаются, и слава богу. А я тогда позвоню Лизе и позову ее на… на рандеву.
Мысль о Лизе привела Романа в отличное настроение, и он, схватив трубку, быстро набрал ее номер.
— Это Елизавета Леонидовна Трубецкая? — официальным голосом поинтересовался он, когда Лиза сняла трубку.
— Нет, это Патриция Авроровна Бендер-Задунайская, — ответила Лиза.