- Правда.
- Из Москвы?
- В Оренбургской области родился.
- Лимитчик, - всплеснула сатанистка руками. - Отпад!
- Я с двенадцати лет в Москве, - вдруг обиделся на лимитчика Валдаев и с досадой подумал, что втягивается в идиотский разговор, начинает опять оправдываться. Он зло осведомился: - Тебе вообще чего?
- Пришла права заявить.
- Чего?
- Ты теперь за меня отвечаешь?
- Это еще что за новости?
- А то... Ославил меня на весь свет. Может, меня убьют теперь.
- Ты же сама напросилась! - возмутился он.
- А я по недомыслию, может. По наивности. Я девочка глупенькая, прошептала она, подалась к нему, встряхнув грудями, которые невольно приковывали взор Валдаева.
- Ты чего, серьезно?
- Насчет наивности?
- Насчет того, что убьют.
- Шучу... А может, и серьезно... Может, куда серьезнее, - она вдруг судорожно перевела дух. - Знаешь, как это бывает... Острый нож...
Она пригнулась к нему и провела острым ногтем - не больно, но чувствительно - по его шее.
- Такой красивый разрез. Главное, сделать умело. Тогда жертва не пикнет. И можно даже не забрызгаться, зайчик. Главное уметь. Отсюда и досюда. - Она снова повела ногтем от его уха, но он оттолкнул ее.
- Это все, что ты мне хотела сказать?
- Не все... А ты представляешь нож в своей руке, зайчик, который режет беззащитную шею от уха до уха?
- Не представляю!
- А зря. Мне кажется, ты способен. У тебя вот здесь, - на постучала себя по лбу с костяным звуком, - такие тараканы водятся... Мне кажется, ты еще сам себя плохо знаешь.
- Уж лучше, чем ты.
- Вопрос, - она покачала головой, неожиданно опят подалась вперед и прижалась к нему грудью.
И он ощутил, что теряет контроль над собой. Рука легла на эту грудь, губы встретились с ее губами. Он притянул ее к себе. Сжал посильнее в объятиях. Ее язык как жало скользнул в его рот. Голова у него закружилась. И все закружи лось. В сердце загорелся пламень.
Она резко оттолкнула его от себя.
- Лысенький, теперь я вижу, ты не импотент. Он ничего не ответил, переводя дух.
- Ты просто неудачник, - она натянула свитер так, что тот электрически затрещал. Поднялась легко, по-спортивному. Чмокнула его в лоб - он и не двинулся, будто бы статуей. - Пока, зайчик. Хлопнула дверь.
- Вот... - он запнулся, так и не подобрав ей достойного определения.
Он провел дрожащей рукой по щеке. Встал, прошелся по комнате... А пепельницу гостья все-таки сперла. Хорошая пепельница. Он ее стащил из отеля в Голландии...
* * *
- Валдаев. Я не могу дозвониться тебе уже три дня.
- Плохо звонишь.
- Все у тебя не как у людей, - это пошли упреки. Два года как развелись. А Лена все звонит и осыпает его упреками. И дело не в том, что она искренне верит в них. Просто ей нужно осыпать кого-то упреками, а на ее нового благоверного особо не наедешь. А вампирить, подпитываться от кого-то энергией надо - так уж Лена устроена. Ей все равно, как присасываться - по телефону, с глазу ли на глаз. После каждого такого разговора Валдаев чувствовал себя опустошенным.
Лена стала пилить его с первых дней замужества. Точнее, еще до такового. Ох, как быстро и профессионально она опутала его. Тогда он работал в центральной газете. имя примелькалось. Все говорили: Валдаев - талантливый реалист, у него есть будущее. И клюнула, студентка. Окрутила. Стала жить с ним поживать да биоэнергию попивать. Кроме биоэнергии, она не прочь была выпить и коньячку и мартини, притом к бутылке прикладывалась все чаще и тогда вообще становилась невозможной. Иногда она загуливала с мужчинами, при этом не особенно и таясь. Он все ей прощал, она ему не прощала ничего. И пилила-пилила. Иногда он пробовал огрызаться, получалось это беспомощно. Он слово - ему десять. И тогда оставалось только принимать позу оскорбленного достоинства, да испытывать жалость к себе, да медленно сползать в страшноватую, но вместе с тем сладостно-истомную депрессию.
Так Лена и довела бы его до дурдома, но, на счастье, она выкопала откуда-то неразговорчивого, небритого, тупого, крутого и самоуверенного типа, зашибающего деньгу на растомаживании грузов. Тот почему-то считает, что правит семьей, хотя на деле Лена вьет из него веревки. Вот только вампирить от него у нее не очень получается. Туша огромная, мозг с пятачок. Такую нервную систему динозавра на дурачка не возьмешь. Ребенка Лена забрала себе, не без оснований заявив: "Ты не знаешь, что с самим собой делать, не то что с Левонькой". И была по-своему права.
Теперь Левонька весь прилизанный, умненький, чистенький, с компьютером "Пентиум-300" и набором игр к нему, с диснеевскими мультиками в размере тридцати кассет, а на пальце - золотой перстень, и слоняется он между двумя папами.
Валдаеву это было досадно, но не более того. Он все еще задумывался, что способен жить только для себя, точно, выживать, да и то не очень умело. По большому счету н не способен отвечать ни за кого, даже за себя...
- Валдаев, ты небось зарос грязью в одиночестве, - Родолжала Лена топтаться на больных мозолях.
Почему-то она считала, что он обязательно зарастет грязью; хотя у него всегда был идеальный порядок. В прошлом порядок этот она непонятно почему считала исключительно своей заслугой.
- Ты обо мне заботишься, как родная мама.
- А кто о тебе еще позаботится? Небось опять обострение гастрита. Ешь всякую дрянь.
- Нет у меня обострения, - зло произнес он.
- Ага, - удовлетворенно произнесла Лена. Она привычно почувствовала, что он выходит из себя. - Эх, Валдаев нашел бы ты себе какую-нибудь бабенку попроще. Чтобы готовила тебе котлетки диетические и рубашки стирала.
- Обязательно.
- Тяжело тебе, конечно, найти будет...
- Дальше я уже слышал. Ты одна такая дура нашлась которая со мной больше двух дней смогла прожить. Я твою молодость погубил... Ничего, зато старость у тебя началась обеспеченная.
- Нахал, - возмутилась Лена.
Конечно, он передержал. Старость в двадцать семь годков - это сильно сказано.