Из дома престарелых я отправился прямиком на скачки в Лестер, но после не мог припомнить ни единого момента из этого своего путешествия. Слишком уж занята была голова тем, что только что довелось услышать, и я пытался как-то осмыслить и принять все это.
Ведь и прежде в глубине души я надеялся, что не являюсь сыном убийцы. Зато теперь выяснилось, что являюсь внуком. Долгие годы я простоял рядом с дедом на ипподромах, работал его помощником. И не знал страшной тайны, которую он скрывал от меня вместе с бабушкой. Они не принадлежали к тому разряду близких родственников, которые бросаются на помощь в критические моменты жизни. Нет, именно они были архитекторами всех моих несчастий.
Чисто автоматически, как на автопилоте, я припарковал «Вольво» и начал выгружать оборудование. Достал наше табло с надписью «ДОВЕРЯЙ ТЕДДИ ТЭЛБОТУ» вверху. Перестал работать, выпрямился и долго смотрел на этот предмет. Просто смешно, но мне хотелось плакать. Доверяй Тедди Тэлботу, он непременно разрушит твою жизнь.
Я вкатил тележку с оборудованием в букмекерскую зону и увидел, что Лука с Дугги уже меня ждут.
— Ну, как обстоят дела с малолетними правонарушителями? — осведомился я. — Как все вчера прошло?
— Прекрасно, — ответил Лука. — Мы все подготовили.
— Думаешь, они справятся? — спросил я.
— Должны, — сказал Дугги. — И никакие они не правонарушители.
Я улыбнулся. Мне нравился этот парень, готовый постоять за своих.
— И потом, — добавил он, — я сказал им, что вы страшно подлый и мстительный ублюдок и найдете их среди ночи, если они посмеют потратить бабки на наркоту.
Он смотрел на меня и улыбался. Я так и не понял, шутит он или нет.
— Ладно, — ответил я после паузы. — Будем надеяться, что всех заявленных лошадей не снимут со старта в последний момент.
— Ну а ты как? — спросил Лука. — Хорошо провел день?
— Нет, — ответил я, но в подробности вдаваться не стал.
— Что-то с Софи? — спросил он.
— Нет. С Софи все в порядке, — ответил я. — Просто пришлось улаживать кое-какие старые семейные дела. Так что беспокоиться не стоит.
Он вопросительно взглянул на меня, но я объяснять не стал.
— Я решил, что мы должны сменить название фирмы, — сказал я. — С сегодняшнего дня мы называемся «Тэлбот и Мандини».
И улыбнулся Луке. Тот ответил улыбкой.
— Но мы еще не подписали бумаг, — заметил он.
— Неважно, — отмахнулся я. — Если ты не передумал, я тоже не против.
— Конечно, — ответил он и радостно заулыбался уже во весь рот.
— А как вам «Тэлбот, Мандини и Мастерс»? — спросил Дугги.
— Не торопи события, Дугги, — сказал я ему. — Помни, ты у нас еще пока на испытательном сроке.
— Только до понедельника, — жалобно протянул он.
— Это я буду решать, — заметил я и тут же поспешил добавить: — И Лука. — В последний момент вспомнил, что теперь я не единственный владелец, а партнер.
— А мы имеем право менять название, никого не уведомив? — спросил Лука.
— Не знаю, — ответил я. — Выясню. Но имя Тедди Тэлбот должно исчезнуть с табло прямо сегодня.
Наверное, я не осознавал, с какой яростью и решимостью произнес эти слова. Спохватился, лишь заметив удивленный взгляд Луки.
— Боже, — протянул он. — Видать, нешуточные были вчера эти семейные разборки.
Я сердито покосился на него. У меня не было никакого настроения что-либо объяснять. И вот какое-то время все мы трое молча устанавливали оборудование.
— Никогда не был на скачках до вчерашнего дня, — сказал Дугги, когда мы закончили. — Полный атас.
— Рад, что тебе понравилось, — заметил я, но тут же выяснилось, что последние его слова истолковал превратно.
— Все какое-то маленькое, совсем не то, что по телику, — сказал он. — И лошади кажутся меньше, и вообще все как-то слишком далеко.
— Ну, ты был на маленьком ипподроме, — заметил Лука. — Совсем другое дело в Аскоте или Челтенхеме.
— Но ведь лошади-то там наверняка не больше, — сказал Дугги.
— Нет, — сказал я. — Зато там гораздо больше людей.
— А когда мы туда поедем? — с нетерпением спросил он.
— Скоро, — ответил я. — А пока что сконцентрируйся на том, что происходит здесь.
Беговая дорожка в Лестере узкая, очень длинная и извилистая, трибуны и прочие заведения для зрителей сосредоточены в одном конце. Как и на многих других ипподромах, пространство в центре сдваивалось, как на поле для гольфа. Сам я время от времени играл в гольф, и меня вполне устраивала такая конфигурация, если б поблизости не было больших деревьев. Высокие деревья мешают наблюдать за скачками.
Букмекерский сектор находился прямо перед застекленной трибуной, несколько моих коллег тоже готовились к первому забегу.
— А где Ларри? — спросил я Луку, заметив, что по соседству никого нет.
— В Ноттингеме, — ответил он.
— Но в понедельник будет?
— Само собой, — с ухмылкой ответил Лука. — Норманн Джойнер тоже приедет.
— Хорошо, — кивнул я. — Они знают?
— Думают, все пройдет так же, как последний раз в Аскоте, — ответил Лука.
— Ладно, — сказал я. — Так и будет, раз им хочется.
Со стороны парка, где по субботам проводились пикники, подтягивался народ, вдоль ограждения длинной вереницей ползли машины. Даже погода соответствовала событию — небо синее-синее с редкими перистыми облачками. Просто роскошный, классический английский день для скачек. Что может быть лучше этого?
И особую прелесть ему должен придать проигрыш шести фаворитов, пусть и с не слишком высокими стартовыми расценками.
Только я начал отходить от грустных мыслей и треволнений, вызванных разговором с бабушкой, только начал получать удовольствие от этой прелюдии к скачкам, как вдруг прямо передо мной возникли два недруга, громилы. И снова все в той же униформе — белые рубашки с короткими рукавами, черные брюки и тяжелые ботинки. Только на этот раз я стоял на возвышении, что придавало преимущество в росте. Ну и еще немного храбрости.
— Я вроде бы предупреждал, ребята, чтоб вы больше не лезли, — сказал я.
— Наш босс хочет с вами поговорить, — сказал тот, кто пониже ростом, «переговорщик».
— А я не хочу с ним говорить. Так что проваливайте.
Я был почти уверен, что здесь нападать на меня они не станут — слишком уж много кругом свидетелей.
— Он хочет сделать вам предложение, — сказал «переговорщик».
— Вам что, не ясно было сказано? Проваливайте!
Они не сдвинулись с места ни на дюйм, продолжали стоять прямо передо мной, что мешало принимать ставки.
— Он хочет выкупить у вас бизнес. — Ну прямо как заезженная пластинка.
— Передайте, если хочет поговорить, пусть приходит сам, — сказал я, — вместо того чтоб присылать пару болванов.
И снова в голове промелькнула мысль — не стоит ворошить палкой осиное гнездо. Ведь кто, как не я сам, предупреждал об этом Ларри.
— Вы поедете с нами, — сказал громила.
— Никак шутить изволите? — со смехом заметил я. — Никуда я с вами не поеду. А теперь валите ко всем чертям. Мне делом надо заниматься.
Они не двинулись с места.
Подошли Лука с Дугги, встали на возвышении по обе стороны от меня. Теперь получалось трое против двух. Ну, просто классическая прелюдия к перестрелке, как в «О. К. Коррал».[5] Вот только кто первым спустит курок?
— Валите отсюда, — нарушил вдруг молчание Дугги. — Почему бы вам, двум ослиным задницам, не отвалить и поиграть со своими яйцами где-то в другом месте?
Тут оба они уставились на него в немом изумлении, на маленького хрупкого паренька, которому больше четырнадцати не дашь.
«Переговорщик», он же ослиная задница, открыл было рот, собираясь что-то сказать.
— Закрыл пасть! — рявкнул на него Дугги. — И пошли вон, кому сказано!
Этот мальчишка излучал такую уверенность и агрессию перед лицом физической расправы, что даже я немного испугался. Двое громил явно дрогнули.
— Мы еще вернемся, — буркнул «переговорщик».
Но Дугги с ними еще не закончил.
— Этот человек ясно сказал, что ни к какому вашему боссу он не поедет, так что валите отсюда и держитесь подальше, — прошипел он. А потом добавил уже спокойнее: — Давайте, ребята, идите. И передайте боссу, что сделки не будет.
Громилы смотрели на него, а потом так и сникли, как две большие овцы под грозным взглядом крошечного щенка колли. Затем медленно развернулись и ушли.
Мы с Лукой провожали их взглядами, пока они не скрылись за трибунами, потом обернулись и удивленно уставились на Дугги. Тот улыбался во весь рот.
— Здоровые, черти, а мозгов ноль, — сказал он. — Ребята такой породы понимают только приказы. Сами дотумкать не в состоянии.
Если б я не видел все это собственными глазами, ни за что не поверил бы.
— Господи, Дугги, — пробормотал я. — Ты был просто великолепен. Где ты этому научился, скажи на милость?
— На улицах Хай-Вайкомб не всегда так безопасно, как многие думают, — ответил он. — Особенно вечером, по пятницам и субботам. Там могут и морду набить. Или еще чего хуже, точно вам говорю.
— Думаю, испытательный срок только что пройден, — сказал Лука.
— Ты прав, приятель, — кивнул я. — Добро пожаловать в нашу фирму.
Дугги так и расцвел в улыбке.
— Только желательно не продавать ее этим парням.
— Да никогда, — хором воскликнули мы с Лукой.
Остаток дня прошел спокойно в отличие от его начала. Из шести фаворитов проиграли не все, но тем не менее прибыль мы получили вполне приличную, а Дугги явно наслаждался своим новым статусом.
Он был прирожденным шоуменом, смекалистым, остроумным, и по мере того как росла его уверенность в себе, приобретал все большую популярность у профессиональных игроков. Весь день он непрестанно болтал и шутил с ними. И лично я считал, это пошло только на пользу делу. Букмекеры, расположившиеся по соседству, были, конечно, не в восторге, особенно когда Дугги кричал их потенциальным клиентам, что мы предлагаем куда более выгодные условия.
Но, как известно, соседи далеко не всегда являются нашими друзьями; в данной ситуации они скорее соперники. Я даже порадовался тому, что Ларри Портер сейчас в Ноттингеме. Не хотелось портить с ним отношения до понедельника. Мне будет нужна его помощь.
Двое громил больше к нам не подходили, но как знать, может, они поджидают нас за аркой, на выезде с ипподрома, или же на автостоянке, где будет меньше свидетелей, чем здесь. Лично мне вовсе не хотелось получать от них еще одно «послание» в виде удара ботинком в солнечное сплетение.
— Ты где припарковался? — спросил я Луку, когда мы начали складывать оборудование на тележку.
— Там, через дорогу, на бесплатной стоянке.
— Хорошо. И я тоже. Так что будем держаться вместе, когда пойдем. Мало ли на кого можно нарваться.
— Ты прав, черт возьми, — кивнул он.
— Тогда меня подождите, — сказал Дугги. — Пойду отлить.
И он побежал к туалетам, оставив меня и Луку рядом с тележкой.
— Есть успехи на фронте покорения Милли? — спросил я, не в силах более сдерживать любопытство.
Лука улыбнулся.
— Переговоры продолжаются, — сказал он. — Хотя никакого прорыва пока что не случилось. Она хочет, но почему-то решила, что Бетси ее за это убьет. Может, и права. Но такие вещи и делают жизнь интересней.
— Только смотри не познакомь ее с Дугги, — пошутил я. — Тогда у тебя нет шансов.
Он скроил смешную гримасу.
— Да, хорошо, дедуля. — Он тоже шутил, но тут же волной нахлынули мысли и воспоминания, которые я старательно гнал от себя на протяжении всего дня.
На глаза навернулись слезы, я смутился и отвернулся от Луки, чтоб он не заметил.
— Господи, — пробормотал он. — Извини.
— Ничего, все в порядке, — не оборачиваясь, сказал я.
— Может, расскажешь, что стряслось?
— Нет, — ответил я.
Тут появился Дугги и спас меня от дальнейших расспросов.
— Ну что, — весело сказал он, — пошли надерем им задницу.
Меня радует этот боевой настрой, подумал я. Хотя меньше всего на свете мне хотелось встречаться с громилами.
Но, к заметному разочарованию Дугги, страхи мои не оправдались. Ни у входа на ипподром, ни на стоянке громил видно не было. Возможно, они получили какие-то новые инструкции от своего таинственного босса. Тем не менее на всем пути домой я то и дело проверял, не видно ли поблизости черного «БМВ 4×4».
Как-то не верилось, что я больше не увижу этих типов.
На воскресенье у нас с Лукой были запланированы скачки в Маркет-Рейзен в Линкольншире, но мы решили, что, раз существует опасность новой встречи с громилами, лучше их пропустить и спокойно дождаться понедельника. Так что мы залегли на дно на два дня. Уже не говоря о другой опасности — я был просто уверен, что Киппер с близко посаженными глазками и двадцатисантиметровым ножом подстерегает меня где-нибудь в надежде вернуть пропавшие деньги.
Впрочем, меня вполне устраивало, что придется провести весь день с Софи, тем более что Элис возвращалась к себе домой в Суррей. Правда, к сожалению, ненадолго, просто постирать что-то и взять другую одежду.
— А как же твоя работа? — спросил я ее за завтраком.
Элис работала продюсером на местной радиостанции в Гидфорде, и я знал, что она взяла недельный отпуск, чтобы побыть с сестрой. Но неделя истекла.
— Подумаешь, несколькими днями больше или меньше, им без разницы, — ответила она.
Я спорить не стал, хоть и не считал, что в доме необходимо ее постоянное присутствие. Можно, конечно, потерпеть еще несколько дней. Но я уже начал скучать по тем временам, когда Софи была в больнице и мне не приходилось каждое утро застилать постель или немедленно ставить грязную чашку из-под кофе в мойку. Тогда я мог расхаживать по дому в трусах, лежать на диване и смотреть футбол; я мог оставить сиденье в туалете поднятым, икать и пукать, когда захочется. За пять месяцев я привык жить один.
Нет, конечно, я радовался тому, что Софи теперь дома. Ведь я любил ее. А вот в том, что ее сестрица все время должна торчать здесь, уверен не был. Элис постепенно превращалась из богини — покровительницы дома в домашний кошмар.
— А сколько еще она собирается здесь пробыть? — спросил я Софи, когда мы махали руками вслед отъезжающей Элис.
— Ну, думаю, больше, чем неделю, — ответила она. — Элис нравится ощущать себя нужной и незаменимой. Ну и потом она считает, мне еще какое-то время нужен уход. Честно говоря, я бы обрадовалась, если б она сегодня вечером не вернулась.
И я тоже. Хотя, конечно, присутствие Элис внушало некоторое спокойствие — я знал, что Софи остается не одна, когда я уезжаю работать. Думаю, и Софи чувствовала то же самое и не слишком возражала, когда Элис выразила намерение вернуться.
Мы заперли дверь и прошли на кухню.
— Просто не верится, что я дома вот уже целую неделю, — сказала Софи. — Такое ощущение, что вернулась из больницы только вчера.
А мне показалось, что прошел целый месяц. Но говорить я этого не стал.
Пока Софи возилась на кухне, я поднялся в кабинет, радуясь тому, что могу заниматься чем угодно и что Элис не будет каждую минуту лезть со своими советами и предлагать помощь.
Я нашел сайт «Рейсинг Пост» и стал просматривать списки лошадей, заявленных на участие в скачках в Бангор-он-Ди в понедельник. Хорошие новости. В скачках на две мили с препятствиями для «девственниц» будет бежать фаворит. Как и другие нужные мне лошадки.
Вошла Софи с чашкой кофе.
— Спасибо, дорогая, — сказал я.
Она встала у меня за спиной, погладила по плечам, потрепала по волосам.
— Чем занимаешься? — спросила она.
— Просто проверяю, какие лошади побегут завтра, — ответил я.
— А можно мне как-нибудь поехать с тобой на скачки?
— Ну конечно, — обрадовался я. — Завтра мы едем в Бангор, путь туда неблизкий, но если хочешь, можешь поехать во вторник вечером, скачки будут в Саутвеле. А потом, в среду, четверг и пятницу, проводится Июльский фестиваль в Ньюмаркете.
— Ты останешься в Ньюмаркете? — с тревогой спросила она.
— Ну, конечно, нет, — ответил я. — Цены в гостиницах в это время просто запредельные, потому как, помимо скачек, там будут еще проводиться торги. Город просто кишит людьми. Так что я буду приезжать домой каждый вечер.
Софи сразу успокоилась.
— Хорошо, — сказала она. — Тогда, наверное, поеду в Саутвел во вторник, если погода будет хорошая. В Ньюмаркете будет слишком много народу.
— Вот и прекрасно, — заметил я и выключил компьютер. — А почему бы нам не съездить куда-нибудь на ленч?
— Как, прямо сейчас?
— Ну да. Прямо сейчас.
— Отличная идея, — улыбнулась она.
Мы поехали в паб в деревне Эйвон-Дассет, который специализировался по пирогам, там их выпекали целых шестьдесят четыре вида. Однако мы с Софи решили пироги не заказывать, а выбрали запеченное филе барашка, которое оказалось просто восхитительным.
После ленча мы проехали несколько миль к парку Бёртон-Дассет-Хиллз, и я остановил машину на краю холма, откуда открывался совершенно потрясающий вид на Ковентри и окрестности.
И вот, сидя в машине, я рассказал Софи об отце.
Эту ночь я провел почти без сна, перебирая в уме тайны, которые узнал от бабушки, и прикидывая, что можно говорить Софи, а что нельзя. Всю первую неделю пребывания в доме она чувствовала себя прекрасно и ни разу не обвинила меня в том, что я пью или пьян, — по опыту я знал, это первый признак того, что с ней не все в порядке.
Каждое утро я следил за тем, чтобы она принимала лекарства, но при этом прекрасно знал, как легко в прошлом поведение ее начинало меняться, переход к депрессии или маниакальному состоянию происходил на удивление быстро, и мне страшно не хотелось нарушать это хрупкое равновесие.
С другой стороны, я понимал: она должна знать правду. Чувствовал, что боль и гнев, копившиеся во мне, могут вырваться наружу. Боялся, что сам сойду с ума от всего этого, что в голове у меня произойдет какой-то сдвиг, что впоследствии может самым пагубным образом сказаться и на мне, и на Софи. Возможно, я поступал эгоистично, но мне просто необходимо было разделить это знание с кем-то, выговориться и облегчить тем самым ношу. Может, мне следовало обратиться к кому-то из больничных психиатров, чтобы назначили лечение, но лишь Софи была единственной, кто мог мне по-настоящему помочь.
И вот я начал с того, что рассказал ей о неожиданном появлении отца в Аскоте, о том, какой шок испытал, узнав, что он вовсе не погиб в автокатастрофе, как мы считали все эти годы.
— Но это же здорово! — воскликнула она. — Ты всегда так хотел иметь отца.
Затем я рассказал ей, как отца убили на стоянке у ипподрома, как он умер затем в больнице. Она огорчилась и вся как-то сразу сникла.
— Но за что его убили? — спросила она.
— Думаю, просто хотели ограбить. А потом убийцу спугнули, — ответил я.
Я считал, что пока что еще рано сообщать ей о микрокодерах, поддельных паспортах, о завернутых в голубой пластик пачках денег. И еще лучше не напоминать ей о красно-черном рюкзаке отца, который я нашел в обшарпанной гостинице в Паддингтоне и за которым уже при ней приходил убийца.
— Но ведь и тебя тоже могли убить, — с ужасом пробормотала она.
— Я был готов отдать грабителю деньги, но отец сказал ему, чтобы проваливал к черту, и еще ударил его в живот. Думаю, поэтому он его и зарезал.
Софи вроде бы поверила.
— Почему ты мне сразу не сказал? — спросила она.
— Просто не хотелось огорчать тебя перед консилиумом, — ответил я. Этот довод показался ей вполне резонным. — Но это еще не все, любовь моя. Далеко не все.
И я рассказал ей о маме и о том, что и она тоже погибла вовсе не в автокатастрофе. По возможности деликатнее, рассказал ей о пирсе в Пейнтоне и о том, что мою маму нашли убитой на пляже под этим самым пирсом.
— О, Нед, — пробормотала она, глотая слезы.
— Я тогда был еще младенцем, — добавил я, стараясь ее утешить. — И ничего об этом не помню. Представляешь, совсем ничего не помню о маме. — Само собой, Софи никогда не была с ней знакома.
— Но как ты узнал? — спросила она.
— В полиции рассказали, — ответил я. — Они проверяли отца на анализ ДНК. В то время все думали, что это он убил ее, а потом сбежал. Поэтому бабушка с дедушкой и придумали эту историю об автокатастрофе.
— Как, должно быть, они страдали, — вставила Софи.
— Да, но и тут не все так просто, — пробормотал я.
И дальше я рассказал ей, что мама была беременна, а потом как можно осторожнее и деликатнее объяснил, что ребенок был от деда, который и задушил ее, чтобы никто не узнал.
Она долго молчала, я держал ее за руку.
— Но тогда почему твой отец сбежал? — спросила она.
— Ему приказали, — коротко ответил я.
— Кто?
Софи прежде любила моих деда и бабушку, точно они были ей родными. Теперь же, когда я выложил всю эту ужасную историю о нашей милой дорогой бабуле, отношение должно было резко поменяться. Ведь именно бабуля была виновата в том, что я рос без отца, именно она, скорее всего, сыграла решающую роль в убийстве мамы.
Софи до сих пор не могла поверить.
— Ты это точно знаешь? — спросила она.
Я кивнул.
— Выяснил только вчера, — ответил я. — Когда ездил ее навещать.
— И она рассказала тебе все это? — недоверчиво воскликнула Софи.
— Да.
— Но как? Она ведь окончательно съехала с катушек. Обычно не помнит даже, что подавали на завтрак.
— Вчера, когда я навещал ее, настал момент просветления, — ответил я. — Удивительно, но факт. Она не могла вспомнить, кто ты такая, зато прекрасно помнила, что происходило тридцать шесть лет тому назад.
— Она хотя бы раскаивается? — спросила Софи.
— Нет, не заметил. И мне кажется, именно это труднее всего перенести.
Мы сидели в машине и довольно долго молчали.
А вокруг было полно счастливых семей: мамы и папы с ребятишками, они спускались и поднимались по холмам, выгуливали собак, запускали воздушных змеев. Словом, вели себя, как все нормальные люди в воскресный день.
Ужас был только в нашей машине, в наших с Софи головах.
«О. К. Коррал» — вестерн, 1957 год.