- Может, инсульт? - предположил Артист.
- Какой инсульт? При инсульте кровь приливает к лицу. А этот бледный, как поганка!
- Инфаркт?
- С чего?
- Не знаю. Тебе видней. Может, от испуга? Я не выдержал
и три раза щелкнул ногтем по микрофону рации.
- Намек понял, - сказал Артист. - Уж и поговорить нельзя.
- До связи, - бросил Муха и отключился. Снова
потянулось время. Наши подопечные начали прояв- лять беспокойство. Бычок что-то побубнил в рацию. Послушал. Снова побубнил. Свистнул ковбою. Тот высунулся из орешника, жестом спросил: в чем дело? Бычок пожал плечами. Ковбой жестом приказал: ждем.
Затрещала сорока, откуда-то издалека, из глубины распадка.
- Артист, это снова я, - раздался в моем наушнике голос Мухи. - Слышишь меня?
- Слышу.
- Тут, это. Второй. То же самое.
- Труп?
- Ну да.
- Это становится интересным. Точно?
- Да! Точно! Только не спрашивай, как я это определяю!
- И что?
- Ничего. Даже крови из носа нет.
- Вертел?
- Вертел! Вертел!
- Бледный?
- Ну!
- Твою мать! - сказал Артист. - Чем же он их пугает?
Я поспешно скатился по косогору и вышел на связь:
- Муха, это я. Где клиент?
- Ушел вперед.
- За ним не ходи. Ты понял? Ни шагу. Возвращайся на до- рогу, спрячься и жди нас. Это приказ. Как понял?
- Понял тебя, Пастух, приказ понял. Что у вас?
- Пока ничего.
- Помощь нужна? - спросил Артист.
- От тебя только одна: не треплись в эфире.
Ну? И что же там происходит?
Этот вопрос волновал не только меня. Наших подопечных он волновал еще больше. Они выбрались из укрытий, побубнили в рации, пытаясь связаться со своими. Ответа не дождались. О чем-то посовещались, покурили и двинулись по тропе в глубь распадка, держа наизготовку свои "калаши". Двигались грамотно: один проскакивал вперед и занимал позицию для стрельбы, пропускал второго, страховал его, потом менялись местами. То ли служили в армии, то ли насмотрелись боевиков. А вот курить им не следовало. Обычно запах табачного дыма слышен метров за шестьдесят - семьдесят. А в этих краях, не изгаженных заводскими выбросами и выхлопами машин, - намного дальше.
Некоторое время мы крались за ними. Неожиданно Боцман остановился и придержал меня за плечо.
- Дальше не пойдем, - сказал он. - Нельзя.
- Почему? - спросил я, хотя сам только что об этом подумал.
- Не знаю. Внутренний голос. Говорит: не суйтесь. Клиент же не знает, что нас наняли охранять его, а не наоборот.
- А эти?
- А что эти? Они выбрали не ту профессию. Но их же никто не заставлял, верно?
Мы вернулись к началу распадка и укрылись на склоне сопки таким образом, чтобы можно было видеть и тропу, и стоявший на обочине дороги джип. Нагребая на себя листья, я машинально отметил, что даже в Чечне не маскировался так, как в этом мирном осеннем лесу.
Через некоторое время вызвал Муху:
- Доложи обстановку.
- Пока тихо. Какое-то там шевеление. Не пойму что.
- Какое шевеление?
- Сорока трещит.
- Замри. Что бы ни происходило.
- Понял.
Я не спускал с тропы глаз и все же не заметил, как клиент появился. Ни камешек не стукнул, ни ветка не шевельнулась. Будто серая тень скользнула в листве. Поравнявшись с нами, он замер. Я закрыл глаза и превратился в камень. В валун. Поросший мхом. Осыпанный мелкими золотыми листьями карликовых берез. Валун и валун. Лежу со времен ледникового периода. Нуль эмоций. Какие эмоции могут исходить от старого валуна?