Участок был большой, запущенный. Дом тоже выглядел серым, бесхозным. На участке росли сосны и несколько старых яблонь. К ним генерал-лейтенант Лазарев и возил навоз. Листья с яблонь давно облетели, но яблоки были не сняты, краснели на голых черных ветках, валялись в траве. Было непонятно, для чего удобрять яблони, если не убирать урожай. В этом была какая-то разрегулированность жизни, рассогласованность механизма, каждая из частей которого работает сама по себе.
Через некоторое время Лазарев вернулся. Крепкая лысая голова и синий спортивный костюм с двойными белыми полосками, в который он переоделся, делали его похожим на старого тренера некогда знаменитой команды. И выражение его лица было как у тренера, к которому пришли за советом. Явились, вашу мать, когда довели команду до ручки, раньше нужно было просить совета.
Он устроился за столом и кивнул:
- Слушаю.
- Почему у вас нет охраны? - спросил я.
- Зачем мне охрана?
- Вы секретоноситель.
- Кто сейчас охраняет секреты! Сами раздаем. В НАТО мечтаем вступить. Россия - полноправный член НАТО. Полноправный с Лапландией!
С этим было все ясно. Если я не хотел увязнуть в болоте современной политики, а этого я не хотел, следовало срочно заныривать в глубины истории. Поэтому я поспешно сказал:
- В подольском архиве мне рекомендовали вас как человека, который знает об афганской войне все.
- Всего не знает никто.
- Меня интересует только один эпизод. Что произошло четырнадцатого декабря восемьдесят четвертого года на аэродроме в Кандагаре? Верней, что произошло, я знаю. Было взорвано несколько наших самолетов. Но не знаю почему. Не знаю, что за этим последовало. И главное - как это сказалось на судьбе майора Калмыкова.
Генерал нахмурился.
- Кто вы такой?
- Сотрудник частного детективно-охранного агентства "МХ плюс", представился я и предъявил красную книжицу, очень солидную.
- Пастухов Сергей Сергеевич, - прочитал Лазарев и сличил мою физиономию с фотографией. - Как вы меня нашли?
- Ваш адрес дал мне генерал-майор Голубков. В Афганистане вы с ним встречались. Он служил в армейской разведке. Он сказал, что вы его, возможно, помните.
- Помню. Но не помню, чтобы я давал ему свой адрес.
- Он узнал его по своим каналам. Сейчас он начальник оперативного отдела Управления по планированию специальных мероприятий. Он предупредил меня, что вы захотите проверить мои слова. Дать вам его телефон?
- Не трудитесь, - буркнул Лазарев и встал.
Отсутствовал он минут пятнадцать. Когда вернулся, взгляд у него был уже не таким колючим.
- Все правильно, - сказал он, возвращая удостоверение. - Чем занимается ваше агентство?
- Охраняем тех, кто нас нанимает. Выполняем конфиденциальные поручения.
- Следите за неверными женами?
- Пока не приходилось, но почему нет?
- Дожили. Капитан спецназа шарит в чужих постелях. Почему вас заинтересовал майор Калмыков?
- Некоторое время назад нас наняли его охранять.
- Вас? Наняли? Его? Охранять? - переспросил Лазарев с таким выражением, будто я сообщил ему что-то совершенно невероятное.
- Это была всего лишь мера предосторожности, - объяснил я.
- Какое время назад?
- Около двух недель.
- Точней! - потребовал он.
- С двенадцатого по пятнадцатое сентября.
- Голубков знает, зачем вы меня искали?
- Нет, - честно ответил я. - Он занятой человек. Я не стал его грузить своими проблемами.
- Убирайся, парень, - ровным голосом приказал Лазарев. - Если бы Голубков не сказал, что ты свой, я бы вызвал патруль. И с тобой разбирались бы особисты. Все. Свободен.
- Как скажете, господин генерал-лейтенант, - обескураженно пробормотал я. - Но...
- Товарищ генерал-лейтенант! - рубанул Лазарев.
- Прошу извинить, товарищ генерал-лейтенант. Я не хотел вас обидеть. Но мне было бы легче жить, если бы я знал, чем вызван ваш гнев.
Он посмотрел на меня белыми от ненависти глазами.
- Тем, сукин ты сын, что никакого майора Калмыкова две недели назад ты охранять не мог! Майор Калмыков был расстрелян в Пешаваре контрразведкой Ахмед Хана в ноябре восемьдесят восьмого года! После трех месяцев пыток! После трех месяцев таких пыток, какие тебе, щенок, в страшном сне не приснятся! Он погиб, как герой! Он был мне, как сын. Он был мне, как родной сын! Его сожгли в извести. А теперь пошел вон.
Голубков предупредил меня, чтобы при встрече с Лазаревым я ненароком, хотя бы из вежливости, не стал расспрашивать его о семье. У него было два сына, оба офицеры. Старший погиб в Кабуле во время штурма дворца Амина. Младший сгорел в бэтээре в Грозном в 95-м году. Этого удара жена не выдержала, она повесилась, а сам Лазарев подал в отставку и с тех пор жил бирюком.
Я подождал, когда генерал-лейтенанта немного отпустит, и достал из кармана фотографию Калмыкова, сделанную в Лефортово после ареста. Этим снимком из следственного дела снабдил нас президент Народного банка Буров, отправляя в Мурманск. На всякий случай. Чтобы мы не спутали Калмыкова с кем-нибудь другим.
- Посмотрите на этот снимок, товарищ генерал, - предложил я.
- Уйди, парень, - не поворачивая головы, попросил он.
- Уйду, - пообещал я. - Но вы сначала взгляните.
Он нехотя, только чтобы отвязаться от меня, бросил взгляд на фотографию и тут же схватил, впился в снимок глазами.
- Это он? - спросил я, хотя спрашивать было не нужно.
- Когда? Когда сделан снимок?