Канзас-Сити. Воскресный обед у Мэри Крофут. Новости об отце Пажиевски. Момент уныния в больнице Канзас-Сити
Миссис Крофут действительно жила в прекрасном доме. Если у этого дома и были какие-то изъяны, то лишь в том, что его внешнему виду недоставало некоторой свежести и что с одной стороны к нему чересчур тесно примыкал некий деловой колледж, а с другой — похоронное бюро. Но если не принимать в расчет последние обстоятельства, это оказался, должен был признать Браш, домик хоть куда. Он возвышался над улицей, со своими башенками и фронтонами, эркерами и балкончиками. Дом не всегда принадлежал миссис Крофут — она купила его в рассрочку, минуя биржу. По непонятным соображениям среди кустов рододендрона валялась сломанная панель с неоновыми трубками, составлявшими надпись «The Riviera. Cuisine Française»[12]. Они вошли без звонка и оказались в темном холле. Браша в этом доме удивляло все. Отодвинув тростниковую портьеру, он увидел большую комнату, заставленную столиками, словно в ресторане.
— Это вы, мальчики? — спросил солидный уверенный голос из глубины комнаты. — Очень хорошо.
— Миссис Крофут, — сказал Херб. — Я хочу познакомить вас с певцом Джорджем Брашем.
— С огромным удовольствием. Позвольте вам сказать, что мы с нетерпением ожидали вас. Я хочу отметить, что мои дочери наряжались больше часа. Проходите, усаживайтесь в гостиной, мои девочки сейчас спустятся, — сказала она, кивнув в сторону лестницы, откуда сверху долетал шепот и щебетание девичьих голосов.
Браш оглянулся на большую лестницу, подошел к раскрашенной стеклянной двери и увидел улыбающееся лицо, выглядывающее между балясин балюстрады, и приглашающий взмах руки.
— Спускайтесь вниз и расскажите, что вы там над собой творите! — громко позвала миссис Крофут.
Миссис Крофут с небрежной элегантностью уселась в огромное плетеное кресло и кивком пригласила гостей садиться. У нее было большое красное лицо и тщательно устроенная копна желтых волос. Кайма мелких желтых завитков обрамляла ее лоб. На ней была черная шелковая блузка с длинными рукавами. На ее пышной груди покоились длинные бусы из гагата с золотыми часиками. Это была довольно крупная женщина, но с удивительно тонкой талией. Она с безошибочным изяществом носила свое достаточно увесистое тело. Брашу она понравилась сразу; он с трудом отрывал свой взгляд от ее высокой ловкой фигуры. Вскоре к ней присоединилась высокая тонкая девушка с такими же желтыми волосами.
— Это моя девочка. Лили, веди себя прилично! Это моя Лили, мистер Браш.
Ломаясь и хихикая, Лили стояла рядом с креслом, поглядывая на Браша.
— Лили очень музыкальна, — продолжала миссис Крофут. — У нее очень приятный голос.
Разговор неожиданно был прерван парадным выходом еще пяти юных леди. Все они были примерно одного возраста, от шестнадцати до восемнадцати лет, держались застенчиво и выглядели скромно. Одна из них была высока и темноволоса, явно не американка. У них у всех была одна и та же характерная черта: какая-то бессмысленность в глазах, словно им трудно было сосредоточить внимание на каком-либо определенном предмете. Процедура знакомства продвигалась с трудом. Они всё стояли, глазели, пунцовели и хихикали.
— У вас много дочерей, миссис Крофут, должен вам заметить, — сказал Браш.
— Боже! У меня? Во всяком случае, это еще не все, не правда ли, Герберт? Старшие еще наверху, прихорашиваются. Они сейчас сойдут вниз, и тогда весь мой детский сад будет перед вами, мистер Браш, — сказала она подмигивая. — Ну, может быть, не все из них — мои дочери; кое-кто из них просто временно живет у меня. Долорес, например, приехала с Кубы. Да, обед уже подан, давайте сядем за стол. Входите, девочки, входите. Что это сегодня с вами? Они такие взволнованные, они просто очарованы вами, мистер Браш. Нет, в самом деле! Они просто вне себя.
Вся компания направилась через анфиладу гостиных и оказалась в большой столовой в задней части здания. Миссис Крофут остановилась позади предназначенного для нее стула и принялась рассаживать гостей.
— Нас всего тринадцать, — сказала она, — поэтому Мэй сядет одна. Мы тянули жребий на картах, и Мэй выпал «джокер».
Мэй, покраснев от смущения, расположилась у окна и стала жадно пить воду.
— А теперь, мистер Браш, по праву вы должны сесть напротив меня, потому что я — самая старшая из всех находящихся здесь женщин. Девочки все хотели бы сидеть рядом с вами, и я не хочу отдать предпочтение какой-нибудь одной из них. Вот ваш прибор. Я вижу, Херб намерен расположиться рядом с Глэдис, как обычно.
Брашу ничего не оставалось делать, как только подчиниться столь скрупулезно составленному регламенту. Его место оказалось между кубинкой и шатенкой с мягким взглядом, которую звали Рут. Она была одета в простое белое платье и едва осмеливалась поднять глаза от своей тарелки. Подали суп, и некоторое время за столом царило молчание, неловкость которого отчасти сглаживалась ободряющими взглядами миссис Крофут. До сих пор Брашу не приходилось видеть вместе столько красивых девушек. Миссис Крофут с величайшим изяществом управилась со своим супом; рукой, усыпанной перстнями, она поправила салфетку на груди. Время от времени она делала несколько маленьких глоточков из бокала с тоником. Тарелки унесли; всеобщее нетерпение уже не могло больше сдерживаться, и нашему квартету предложили начинать. Они взялись за руки, попробовали голоса, сосредоточились и начали с «Как пережить разлуку с тобой?». Реакция публики превзошла все их ожидания. Они спели «Чахну в отчаянии», завершив ее особенно витиеватой каденцией. Девушки просто онемели от восторга и напустили на себя торжественный вид. Теперь уже никто не хихикал. Певцы наконец сели, исполнившись и сами благоговения перед собственным искусством, а девушки просто затрепетали, осознав наконец, что сидят рядом с такой знаменитостью. Миссис Крофут первой пришла в себя.
— Вы давно живете в наших краях? — спросила она.
— Нет, — ответил Браш, — я из Мичигана.
— О, вот как! У меня там есть друзья… Вам не приходилось слышать о мистере Пастернаке? Он занимается лесоторговлей. Очень состоятельный, богатый человек.
— Нет, не могу припомнить, к сожалению.
— Не помните? О, он настоящий джентльмен, и мне кажется, он очень богат. Да, он лесоторговец, я вспомнила. Его звали Юлий, Юлий Пастернак.
Она откинулась на спинку стула и грустно улыбнулась, что-то вспоминая.
— Ох, — добавила она, вытирая салфеткой уголок глаза, — я уже несколько лет не получала известий о нем.
Больше она ничего не рассказывала о таинственном мистере Пастернаке, но в комнате как будто возник его наполненный теплотой образ, и с этого момента тревожное молчание больше не посещало сидевших за столом. Лили послали задернуть шторы.
— Очень милая девушка, не правда ли? — шепнула миссис Крофут.
— Да, действительно, — ответил Браш.
— Милая девушка. Когда-то она выступала в театре.
— На сцене? — спросил Браш, с интересом взглянув на девушку. — И что же, вы играли Шекспира?
Лили робко оглянулась на миссис Крофут.
— Отвечай, дорогая моя. Кого ты играла?
Ответ был совершенно невнятен; пожалуй, что и не было даже никакого ответа.
— Я думаю, Майми знает об этом побольше, — спасла ее миссис Крофут. — Майми у нас любительница чтения. Всегда носом в книжку. Майми у нас рыженькая.
Рыжая головка Майми обернулась на похвалу; ей, видимо, захотелось привлечь к себе внимание гостя. Она пропищала тонким голоском, срывающимся от волнения:
— Я вчера читала его рассказ.
— В самом деле? — удивился Браш. — Он разве писал что-нибудь кроме стихов и пьес?
— Шекспир?! — воскликнула миссис Крофут, поспешив на помощь дочери. — А как же! Он все писал. У нас есть одна его книжка, там, наверху. Глэдис, ты сидишь ближе к двери. Поднимись наверх и принеси наши книги.
Она проводила девушку взглядом, когда та поднималась из-за стола и шла к двери.
— Мне такие нравятся, а вам? Очень милая девушка.
— Да, пожалуй, — пробормотал Браш.
— Чудесная девушка, — повторила миссис Крофут.
Глэдис вернулась, неся книги, и пошла обратно за другими, которые обронила на лестнице. Миссис Крофут принялась тщательно изучать титульные листы. Наверное, любой улыбнется при мысли, что Шекспир мог приложить свою гениальную руку к пособию для молодых матерей «Уход за грудным ребенком и его кормление» или к переплетенному тому «Айнсли Мэгэзин» за 1903 год. На книжице «Сентябрьское утро в Атлантик-Сити» имени автора не было, а «Преграды сожжены» украшало имя Э. П. Роэ[13].
— Вот! — воскликнула миссис Крофут, постучав по крышке книжного гробика, полного мертвых слов, указательным пальцем, отягощенным огромным перстнем. — Я, наверное, ошиблась. Возможно, это не Шекспир. Сама не знаю, как я могла так промахнуться.
Она разразилась хохотом, прикрыв рот уголком салфетки. Девушки сдержанно хихикнули, восхищенные остроумием своей мамы; они переглядывались своими коровьими глазами, уверяя друг дружку, что каждая из них поняла, в чем дело.
— Ладно, — сказала наконец миссис Крофут. — Я полагаю, мы все любим хорошую шутку. Мистер Шор, вы знакомы с Лилиан Рассел? Сядь прямо, Пири.
— Нет, — ответил Браш, как только догадался, что вопрос обращен к нему. — Нет, я с ней не знаком.
— О, она прелестна. Прекрасная девушка.
В этот момент одна из девушек, Лили, неожиданно взвизгнула:
— Мама точь-в-точь похожа на нее!
Другие девушки визгливо закричали, поддерживая ее. Лили продолжала:
— У-нее-в-комнате-все-стенки-увешаны-ее-портретами. Мама-нам-рассказывает-о-ней. Мама-точь-в-точь-похожа-на-нее!
Миссис Крофут потупила взор.
— Да, мне многие говорили об этом, — с некоторым смущением произнесла она. — И конечно же, все это глупости. Но позвольте вам заметить, она была замечательная актриса. И я могу сказать — замечательная женщина.
Затем, понизив голос и торжественно взглянув на Браша, она добавила с намеком на то, что только он, пожалуй, способен оценить всю значительность ее слов:
— Я не слыхала ни слова, ни единого слова сомнения в безупречности ее репутации.
— Это прекрасно! — воскликнул Браш; последние слова глубоко его тронули.
Миссис Крофут тут же сменила тон на простой, домашний.
— Херб, — сказала она, — куда ты запропастился в последние дни? Где тебя носит?
— Это все Депрессия, — развел руками Херб. — Мне еще надо сходить в парк Джорджа Вашингтона.
Миссис Крофут величественно вздернула подбородок:
— Ну что ж, будь как все, если тебе нравится. Это, в общем-то, не мое дело. — Она обиженно отвернулась.
— А теперь, мальчики, хватит об этом, — возгласила хозяйка. — Кушайте, не стесняйтесь. Сегодня мы будем веселиться. Мы ведь неплохо проводим время; угощайтесь, пожалуйста.
Затем началось нечто странное. Браш смущался все больше и больше, ощущая в себе слепое доверие к миссис Крофут, которая нравилась ему все сильнее. В этот момент к ним, не снимая шляпы, почему-то вошел полисмен. Его приветствовали громкими криками:
— Привет, Джимми!
Он повел себя довольно развязно с одной из юных леди, сидевших за столом.
— Джимми, будь приличнее, — сказала миссис Крофут. — Там на кухне тебе приготовлен подарок.
— Хм, вот как! — воскликнул Джимми и тут же исчез из поля зрения.
Следующую странность явила Долорес. Браш несколько раз пытался вызвать ее на разговор. Она на мгновение поднимала на него свой мрачный взгляд, невнятно бормотала несколько слов и снова утыкалась в свою тарелку. На третий раз, однако, она резко вскочила на ноги, перевернув свой стул, и ни с того ни с сего вдруг отвесила Брашу звонкую пощечину. Затем она бросилась вон из столовой.
Миссис Крофут ужаснулась. Она тут же вскочила и помчалась за Долорес, визжа:
— Немедленно наверх, Долорес! Немедленно наверх, дрянь ты этакая! Ах ты грязная дрянь! Я тебе сейчас покажу!
Вернувшись к столу, она растерянно заговорила, тяжело отдуваясь:
— Ох, мистер Шор! Я просто потрясена, я просто не знаю, что сказать! Хуже этого ничего представить невозможно. Было так хорошо, так чудесно, по-домашнему, воскресный обед… И эта мерзавка все испортила! И все-таки, мистер Шор, не принимайте близко к сердцу. Такие вещи, как видите, иногда случаются. Давайте забудем эту неприятность. Вы меня поняли?! — Она грозно оглянулась на замерших девушек. — Вы видите, мистер Шор, я должна беспокоиться о каждой из них.
— М-да! — выдавил Браш со значением, поглаживая щеку. — Но у вас есть, что называется, луч надежды. Мне не приходилось еще видеть дом, где было бы столько красивых и порядочных девушек.
— Благодарю вас, — сказала миссис Крофут, слегка покраснев. — Это очень приятный комплимент от такого великого певца, как вы. Мне хочется думать, что они все-таки вполне хорошие девушки. По крайней мере, я надеюсь.
— Гав! — гавкнул вдруг Морри и согнулся в три погибели, кашляя и задыхаясь от едва сдерживаемого смеха.
Миссис Крофут вскочила, дрожа от гнева:
— Я вас попрошу вести себя прилично, молодой человек! Меня не интересует, что вы думаете, но мне не нравятся ваши шутки. Повторяю: меня не интересует, что вы думаете об этом! А ну, девочки, ответьте мне — забочусь я о вас или не забочусь? Ну?
— Да, мама, — нестройно ответили шесть звонких голосков.
— Ответь и ты, Морри!
— Вы меня не поняли, — испугался Морри. — Я вовсе не хотел посмеяться над вами. Я хотел посмеяться над Брашем.
— Если бы ты тоже был таким воспитанным, как он, ты бы не валял дурака при людях. Мы все здесь… Мы все друзья, вместе едим, вместе… И ты должен вести себя соответственно. Твое поведение не очень хорошо характеризует дом, откуда ты пришел, должна тебе сказать.
— Миссис Крофут, — сказал Браш. — Я уверен, он вовсе не хотел оскорбить ваши чувства. Он чудесный парень, и я ничего не имею против, если он немного пошутит надо мной.
Миссис Крофут медленно уселась на свое место за столом, все еще хмуро поглядывая на Морри. Тягостное молчание воцарилось за столом. Девушки сидели опустив глаза, некоторые из них даже всплакнули, но тут же поторопились вытереть слезы. Но инцидент еще не был исчерпан. Миссис Крофут снова встала и, с чувством глядя на Морри, сказала:
— А ну-ка ответь мне! Что ты имел в виду своей шуткой? Мне не нравятся эти твои шуточки в мой адрес. Мне они не нужны. Не важно, мать я этой девушке или не мать ей. Должна я за ними присматривать или не должна?
Неожиданно тишину прорезал голос Херба, презрительный и твердый:
— Да не лезь ты в бутылку! Кто ты есть, как ты думаешь?
Теперь уже Браш замер на своем стуле, побелев от гнева.
— Херб, — с угрозой сказал он, посмотрев на приятеля, — если ты тоже хочешь выкинуть какую-нибудь шуточку, то учти: я сумею внушить тебе правила добропорядочности. Я не знал, что ты такой грубиян. Тебе, очевидно, надо еще поработать над своими манерами, прежде чем идти в приличное общество. Извините меня, миссис Крофут, теперь я прошу у вас снисхождения к моему приятелю.
— Все в порядке, мистер Шор, — сказала миссис Крофут, смахнув слезинку и шмыгая носом. — Я просто не ожидала подвоха от такого милого парня, как он.
— Давай-давай! — не унимался Херб. — Чертов простофиля. Давай выйдем за дверь и ты меня поучишь! А я — тебя! Посмотрим, кто кого.
— Ничего не получится, Херб, — с презрением ответил Браш. — Ты же хилый. Табак тебя погубил. Ведь ты уже убедился вчера вечером.
Бэт тоже напустился на Херба:
— Да сядь ты наконец, Херб. Сядь! Мы потом с ним поговорим. Не здесь. Успокойся. Мы с ним потом поговорим.
Юные леди с живейшим интересом наблюдали за перебранкой. На шум из кухни прибежала повариха и стояла в дверях, блестя металлическими зубами. И хотя ссора утихла, в комнате еще чувствовалось напряжение.
Браш хмуро заговорил, ни к кому не обращаясь:
— Я полагаю, даже лучшие друзья, бывает, вздорят между собой. Это вовсе не означает, что они плохие люди. Это означает всего лишь то, что человеческая природа еще недостаточно развита и до идеала, который всегда перед нами, еще далеко. На самом деле я очень люблю Херба, и мне жаль, что я позволил себе разговаривать с ним таким тоном. Я верю: когда-нибудь придет день и люди не будут больше ссориться, потому что, по моему твердому убеждению, мир становится все лучше и лучше. И несмотря на маленькое недоразумение, которое здесь произошло, наша сегодняшняя встреча — лучшее тому доказательство. Я хочу искренне поблагодарить вас за то, что вы пригласили меня. Моя жизнь проходит главным образом в поездах и гостиницах, и я очень ценю возможность побыть в домашней обстановке. Поэтому я тоже, в свою очередь, хочу сделать что-нибудь для вас. Вообще-то я не люблю ходить по театрам, особенно в воскресенье. Но я думаю, что сегодня должен сделать исключение. Во всяком случае, от этого никому не будет ущерба. Я приглашаю вас всех в кино, это здесь, рядом. Сеанс начнется в четыре часа.
— О, мистер Браш! — воскликнула миссис Крофут. — Это очень любезно с вашей стороны. Девочки, хотите пойти в кино с мистером…?
— Брашем.
— С мистером Брашем?
Последовал взрыв восторга.
— Очень хорошо. Мистер Браш, сама я не могу пойти с вами, но мои девочки принимают приглашение с удовольствием. Позвольте, я вам кое-что скажу на ухо: мистер Браш, я не хочу, чтобы они вас разорили. Я каждой из них дала карманные деньги. Пусть они платят сами. А вы покупайте билет только себе.
— Но, миссис Крофут, — тихо возразил Браш, — ведь я их приглашаю. Я хочу платить за них.
— Нет-нет! Я лучше знаю. Все молодые люди вашего возраста стараются поспеть сразу везде и заплатить за всех. Поберегите ваши деньги.
Браш вынужден был подчиниться ее инструкции, и вся юная компания, звеня голосами, повалила на улицу. Его спутницы шли с преувеличенной чопорностью, чуть покачивая бедрами. Они говорили все сразу; каждая из них старалась привлечь к себе его внимание.
Их увлекало все. Они с захватывающим интересом просмотрели какой-то образовательный киножурнал о Кашмирской долине и затем другой — о конгрессе бойскаутов, а затем — о железнодорожной катастрофе. Потом с экрана сказал несколько слов сам президент, и они все согласились, что он очень приятный мужчина. Сам кинофильм был патетический, и они просто вскрикивали, исполненные счастья и высоких чувств. Носовой платок Браша то и дело требовался то одной его спутнице, то другой. Фильм рассказывал о красивой девушке, которой угрожали опасности, таящиеся в больших городах. Сюжет был полон неизвестности. Сидевшие рядом с Брашем две девушки старались прижаться к нему, и скоро он почувствовал, как вздрагивают в кульминационные моменты их руки на его коленях. Когда Браш отвел девушек домой, каждая из них обвила руками его шею и запечатлела на щеке ярчайшей помадой точный оттиск своих губок. Каждая заявляла, что получила от его общества огромное удовольствие и надеется, что он придет к ним еще. Они будут ожидать.
Браш был настолько переполнен чувствами, что решил подольше погулять, чтобы успокоиться. «Это лишь подтверждает мою давнюю теорию о том, что мир полон добрых людей, — сказал он себе. — Надо лишь знать, где их найти».
Когда он вернулся в пансионат Куини, было почти девять часов. На недавно вымытом, вычищенном верхнем этаже опять царил беспорядок. Вещи были разбросаны, на полу валялись воскресные газеты. Сами обитатели сидели задрав ноги на стол. Настроение у них было неважное.
— Ну что, беби, — сказал Херб. — Кажется, ты неплохо провел время, а?
— Да. А что?
Тут Херб спросил у него о такой непристойности, что Браш замер в удивлении. Все остальные, кто там был, захохотали, с любопытством ожидая, что он ответит. Браш с легким испугом некоторое время смотрел на них.
— Вы мне обещали, парни, не допускать подобных вещей.
— Все обещания потеряли силу, — заявил Херб в ответ.
Браш некоторое время раздумывал над его словами, затем вытащил из шкафа свой чемодан и начал собирать вещи.
— Согласись, ты провел последние два дня просто чудесно, — продолжал Херб с наглой ухмылкой. — Это тебе скажет каждый. Причем с большой для тебя пользой. В субботу ты назюзюкался до такого скотского состояния, что облевал памятник Погибшим на войне, а в воскресенье ты даже привел в восторг целый публичный дом. Великолепно, мой мальчик, просто великолепно!
Браш поднял глаза и долго смотрел на него, но ничего не сказал. Херб еще раз, чуть подробнее, перечислил все подвиги Браша в минувший уик-энд.
— Это неправда, — ответил наконец Браш.
— Неправда? Да ты что, ничего не соображаешь? Ей-богу, ты — лопух и простофиля, каких свет не видывал! Ты такой простак, что даже неприлично.
Не поднимая глаз на своего оскорбителя, Браш прижимал коленом крышку чемодана.
— И что же, это все были… падшие женщины?
— Падшие? — захохотал Херб. — Они такие падшие, что дальше некуда!
— Херб, ты же обещал мне, что все будет без подвохов.
— Все обещания кончились с переходом на летнее время, — объявил Херб. Он перевернул страницу газеты и продолжал чтение.
В комнате стояло молчание. И тут Браш закричал. Он даже вскочил в гневе.
— Это неправда! — кричал он. — Они не такие! Вы сами не знаете, что несете! Я вам говорю, они совершенно нормальные девушки, в этом я никак не мог ошибиться. Вы, парни, не можете судить об этом лучше меня, потому что вы… Послушай, Херб, ведь это неправда?
— И все-таки это правда, — ответил Херб, пробегая газетные заголовки безразличным взглядом.
Браш принялся ходить по комнате взад и вперед. Вдруг он с криком схватил стул и швырнул его в окно. Затрещало дерево рамы, посыпались осколки стекла.
Луи присвистнул.
— Ого! Как неприлично! — сказал он.
Браш замер у окна, устремив глаза на крыши домов.
— Вы, парни, делали вид, будто не знаете, что срок закончился и наш договор не действует. Вы притворялись! Вы притворялись всю свою жизнь. Это несерьезно… Я рад, что мне довелось побывать там, в этом доме, и поговорить с этими девушками… Я рад этому. Огромное вам спасибо.
Херб встал, подобрал свои кальсоны, валявшиеся на полу посреди комнаты.
— Снимай пиджак, — сказал он, — сейчас я с тобой рассчитаюсь. Ну, давай снимай пиджак!
— Я не буду с тобой драться, Херб. Ударь меня, если тебе так хочется.
— Нет, ты будешь драться со мной! — прорычал Херб, надвигаясь на него.
Браш, защищаясь, нехотя поднял руки. Остальные тоже вскочили с места и угрожающе двинулись к Брашу. Они бросились на него, повалили на пол и стали бить. В приступе злобы они пинали его ногами. Потом скинули с лестницы вниз и выволокли на улицу. Луи позвонил в свою больницу, приехала «скорая помощь» и подобрала Браша, лежавшего без сознания на тротуаре.
На следующее утро Куини пришла его навестить. Неловкая, в шляпе и перчатках, она вошла в палату, тревожно оглядываясь. Поймав взгляд Браша, почти целиком забинтованного, она подошла к его кровати, села рядом и посмотрела на него. Браш грустно улыбнулся.
— Вот ваш чемодан и ваш бумажник, мистер Браш. Должно быть, он выпал у вас из кармана. Они сказали, чтобы я отнесла все это вам.
— Спасибо, Куини.
— Вам очень больно, мистер Браш?
— Нет.
— Вы так избиты! Что вы им сделали, что они так озверели? Я знала раньше, что они — дикие ребята, но я не думала, что они способны на такое зверство, мистер Браш.
Браш не ответил.
Куини заплакала.
— Я сказала им, чтобы они забирали свои вещи и уходили. Я сказала, что больше не желаю терпеть ихнего хулиганства в своем доме. Я сказала им, чтобы они немедленно убирались.
— Нет-нет, Куини. Не выгоняй их. Пусть они остаются. Я как-нибудь потом все тебе объясню. — Браш помолчал. — Они что, уже собрали вещи?
— Я им сказала, чтобы они убирались из моего дома, но не думаю, чтобы они очень торопились. Они только сказали, что скоро уйдут и запрут дверь. Но я позволю им остаться, если вы так хотите, мистер Браш. Сейчас такие тяжелые времена, что я не знаю, найду ли кого-нибудь еще. У миссис Кубински, что живет в соседнем подъезде, пустуют целых четыре комнаты с самого августа.
Слезы у нее на глазах уже высохли, и наконец она неуверенно улыбнулась.
— Я вам скажу, вы выглядите несколько забавно с этими заячьими ушами, мистер Браш. Я очень рада, что вы хорошо себя чувствуете.
— В этой больнице работает Луи?
— Да. Я видела его внизу, когда входила сюда. Должна вам сказать, он выглядит как-то непривычно в белых штанах и халате.
— Что он сказал?
— Ох… Только «привет» и больше ничего.
— Когда пойдешь обратно, Куини, скажи ему, чтобы подошел ко мне на минуту.
Они помолчали.
— Как поживает отец Пажиевски?
— Я вам расскажу, мистер Браш. Он снова выглядит хорошо. Забавно: вы так часто спрашиваете о нем, а он спрашивает о вас.
Браш в волнении приподнялся:
— Да? Он спрашивает обо мне?
— Да. Однажды я рассказала ему о вас немного, и он очень заинтересовался вами.
Браш снова лег и уставился в потолок.
— Его уже не беспокоят почки? — спросил он тихо.
— Врачи думают, что у него были желчные камни, которые растворились оттого, что он пил чай с иорданской водой. Миссис Крамер приберегала эту воду для крещения своих внуков, но, наверное, у нее не будет внуков, так что отец Пажиевски получил эту воду.
— Как-нибудь… скажи отцу Пажиевски… что я много о нем думаю.
— Хорошо, я скажу. Может, передать от вас открытку для кого-нибудь, мистер Браш?
— Нет, Куини… У меня никого нет.
Куини ушла. Через некоторое время по палате проходил Луи. Браш свистнул ему. Луи подошел к кровати и, наклонившись, прошептал ему на ухо:
— Извини, спешу. Что ты хотел?
— Присядь на минуту, Луи. Я хочу кое-что спросить.
— Ладно. Только побыстрее. Мне надо идти по делам.
— Луи, скажи мне: что случилось со мной?
— У тебя нет мозгов, вот и все. Бог не дал тебе ума.
— Я знаю, — вздохнул Браш, глядя на Луи. — Ну и что же мне теперь делать?
— Как — что? Берись за ум. Проснись. Осознай.
— Я бы и сам этого хотел. Но только я не знаю, как этого добиться, вот в чем дело. Должно быть, мой случай гораздо серьезнее, чем я думаю, потому что вот уже в третий раз люди вдруг ни с того ни с сего начинают меня ненавидеть. Хотя мозги у меня все-таки есть, потому что в этот ужасный год я получаю по службе одни повышения… И в школе у меня были хорошие оценки.
Луи нагнулся к уху Браша:
— Со временем ты научишься. Я думаю, с годами ты еще найдешь свое место в жизни. Но только держись от нас подальше. У нас свои взгляды и своя жизнь, понимаешь? И нам не нравится, когда нам мешают жить.
— И остальные ребята тоже так считают?
— Да, конечно.
— Ну что ж… Тогда я скажу вам «до свиданья». Но только… Слушай: если вы когда-нибудь перемените свое мнение обо мне и захотите попеть, пошлите мне телеграмму, хорошо? По адресу «Каулькинс и компания».
— Слушай, Джордж, ты спросил меня, что тебе делать. Хорошо, я скажу тебе. Стань таким же, как и все. Научись пить, как и всякий мужик. И оставь других людей в покое. Живи сам и давай жить другим. Каждый человек хочет, чтобы его не трогали. И еще: не бегай от женщин. Ты ведь здоровый парень, верно? Наслаждайся жизнью. Тебе еще жить да жить, поверь мне.
Луи не заметил, как Браш начал медленно подниматься на постели. Но голос Браша вдруг зазвучал в ответ очень громко, поднявшись почти до крика:
— Можешь уходить и больше не приходи! Если я даже стану таким, как и вы, все равно я проживу долго, это я и сам знаю. Может быть, я чокнутый, может быть; но лучше уж быть сумасшедшим, чем таким «разумным», как вы. Я рад, что я сумасшедший. Я не хочу переделывать себя. Скажи своим друзьям, что я не переменюсь…
— Ладно, ладно, потише, успокойся…
— …и если они захотят, чтобы я вернулся, то пусть они принимают меня таким, какой я есть!
В этот момент в палату на шум прибежала медсестра со шприцем наготове.
— Он помешался! — воскликнула она, подбегая к Брашу. — Луи, помоги. Его немедленно надо во флигель. Держи его за руки, Луи!
— Я уже спокоен, сестра! — слегка испугался Браш. — Извините, я просто вышел из терпения.
— Вы мне перебудили всех больных! Смотрите, глазеют на вас.
— Я только одно скажу, сестра, — горестно ответил Браш и крикнул вслед уходящему Луи: — Если хочешь знать, это не я сумасшедший. Это весь мир сошел с ума. Это все сумасшедшие, а не я, — вот и все. Мир полон сумасшедших!
«Ривьера. Французская кухня» (англ., франц.).
Роэ Эдгар (1838–1888) — американский священник и писатель.