— Удивительное дело, — заметил Виллани. — Дейв Винсент запомнил, на какой машине они приехали.
— Дейв в машинах разбирается, — сказал Финукейн. — Он сказал, что это был «мерседес»-универсал. Запомнил, потому что универсал был самой первой модели, семьдесят девятого года выпуска.
— И что, пригодилось? — спросил Кэшин.
— Ну, я его отследил.
— Подожди, я сам догадаюсь. Бургойн?
— Служебная машина. Принадлежала компании Чарльза Бургойна и какого-то Дж. А. Камерона.
— А, это Джок Камерон, местный адвокат. Из «Товарищей» кто там тогда был?
— Вэллинз, — ответил Виллани.
— Закурить есть? — спросил Кэшин.
Виллани вынул пачку и щелкнул зажигалкой. Оба молча затянулись.
Никотин ударил Кэшину в голову, да так, что он не сразу заговорил, но затем все-таки продолжил:
— Не могу понять, как им все сошло с рук? Превратили лагерь в бордель, убили по крайней мере троих мальчишек, и все шито-крыто. Это что, расследование называется?
Виллани опустил стекла, и в машине запахло выхлопными газами и свежим асфальтом.
— Еще не всё… Синго два дня назад умер после второго удара. Обширный инсульт.
— Черт! — только и мог сказать Кэшин. — Вот черт!
Он почувствовал, что плачет, отвернулся от Виллани, быстро заморгал.
— Пожар в лагере «Товарищей» расследовал Синго, — произнес Виллани. — Он тогда был замначальника.
Кэшин представил себе Синго в поношенном, драном плаще, горелые руины на месте лагеря, ворота в зарослях травы, старый кожаный пояс… О Кромарти Синго никогда не упоминал. Бывало, поздно вечером, после рюмки-другой, он рассказывал о том, как работал в Стевеле, Мидуре, Гилонге, Сейле и Шеппартоне, как выследил в Бендиго убийцу проституток, который ездил из города в город, или другого, который убил своих дядю с теткой на табачной ферме под Брайтом, собирался переработать их на силос и скормить свиньям.
А вот о Кромарти Синго ничего не рассказывал.
— У меня возникло нехорошее предчувствие, — продолжил Виллани и пошевелился на сиденье. — Мы подняли его банковские счета. Никогда бы не подумал, что придется этим заниматься… Там ничего не оказалось. Только его зарплата да дивиденды по акциям «Фостерс».
— А он их пиво никогда не пил, — медленно сказал Кэшин. — Просто терпеть его не мог.
Виллани грустно взглянул на него, открыл окно со своей стороны, выбросил окурок, чуть не попал в чайку, так что та подпрыгнула на месте. Кэшину вспомнилась встреча на пирсе, когда чайка умудрилась поймать окурок на лету.
— Три года назад, — сказал Виллани, — Синго унаследовал миллион долларов от своего брата Дерека. Дерек никого из семьи не обидел. Все имущество оценили в четырнадцать миллионов.
— Вот как? — рассеянно бросил Кэшин.
— Синго ведь все время со мной, как попугай на плече: я здесь только благодаря ему и говорю его фразами. Думаешь, все, дело сделано, сынок? Нет, давай, еще шаг вперед. Девяносто девять раз сделаешь — и впустую. А потом — вот оно! Так и шагали…
На ветровом стекле застыли крупные капли. Кэшину вдруг захотелось оказаться у себя, в знакомом старом доме, в своем кресле, и чтобы собаки тыкались носами ему в ноги, горел камин и играла музыка. Почему-то захотелось послушать Бьерлинга. Непременно сначала Бьерлинга, а потом Каллас.
— В восемьдесят третьем году кто-то внес двести тысяч долларов на три банковских счета Дерека, — рассказывал Виллани. — Как раз через три дня после пожара в Кромарти. А по окончании расследования Дереку обломилось еще столько же. Тогда он купил участок на Золотом берегу. Не промах этот Дерек.
Кэшин посмотрел на Виллани. Тот не отвел взгляда, между бровями у него залегли глубокие морщины, он сидел, тихо кивал, затягивался, пробовал выпускать дым на улицу, но у него не получалось.
— Синго получал деньги от Бургойна?
— Ему переводили с банковского счета компании. Пришлось размотать цепочку еще из трех фирм, пока докопались, что это делишки Бургойна.
Кэшин чувствовал себя так, словно почва уходит у него из-под ног и он проваливается в трясину. Они сидели в машине и смотрели, как с работы возвращались три медсестры, все прямые, как клюшки для гольфа, а та, что шла в середине, махала руками так, будто дирижировала оркестром.
— Словно двоих похоронил, — сказал Виллани. — Проснулся утром, и такое чувство, что чего-то не хватает.
— Всё? — спросил Кэшин. — Больше ничего такого нет, что мне нужно знать? Нет? Тогда я поеду домой. Спасибо, что навестил.
— Фин за рулем, — сказал Виллани. — Биркертс в участке, его эта новость прямо подкосила, так что сначала его надо отвезти. Лучше такси вызови или пешком прогуляйся.
Кэшин хотел поспорить, но сил совсем не осталось.
— Вот еще что, — добавил Виллани. — Звонил адвокат Синго. Мы трое — ты, я и Бирк — есть в завещании.
— Последний бастион неподкупности во всей полиции — убойный отдел, — заметил Кэшин. — Отдайте мою долю Армии спасения.
Когда выехали на дорогу, он попросил:
— Фин, подбрось на Квин-стрит. Я ненадолго…
Эрика Бургойн в элегантном строгом черном костюме стояла у стеклянного столика.
— У меня сегодня ни минуты свободной, — сразу заявила она. — Так что нельзя ли покороче?
— Отчего же, можно, — согласился Кэшин.
Он обвел взглядом офис, отделанный широкими деревянными панелями, застекленные книжные полки, большие кожаные кресла, свежие фиалки в вазе граненого стекла на подоконнике, голые ветви платана за окном.
— Красивый у вас офис, — похвалил он.
— Начнем, — склонив голову набок, произнесла она голосом учительницы, которая отчитывает нерадивого ученика.
— Думаю, что должен посвятить вас в свои… скажем так, предположения, — сказал он.
Она посмотрела на часы:
— Даю вам пять минут и ни секундой больше.
— Вы знаете, что ваш отчим насиловал вашего брата.