— Как правило, я не выспрашиваю у адвокатов сведения об их клиентах. Но ваш клиент нарушил условия освобождения под залог. И я прошу вас, если вы знаете, что он покинул город, скажите нам и избавьте от лишней работы. Не столь уж большое одолжение, правда?
— Могу сказать, что знаю не больше вашего.
— Что ж, спасибо, мисс Каслман.
— Не за что, детектив Кэшин. Пожалуйста, обращайтесь в любое время. Кстати, вчера я узнала, что мы с вами скоро будем соседями.
— Каким образом?
— Я купила соседний участок. Тот, где старый дом. Собственность миссис Корриган.
— Добро пожаловать в графство, — ответил Кэшин и подумал: «Сегодня же надо поставить забор».
Он вернулся в участок. Хопгуд выехал на опознание трупа, обнаруженного в сгоревшем доме на западе Кромарти.
Кэшин оставил короткую записку и поехал в библиотеку за фотографией. Зря потратил время: оказалось, что в библиотеке выходной. По дороге домой ему вспомнился вечер в последний школьный год. За ним заехал Тони Кресси. Свой «мерс» он взял в прокате «Кресси престиж моторс», на шоссе. В школьной футбольной команде Тони играл защитником — скоростью не отличался, едва отрывал ноги от земли, но был такой здоровый, что пугал противника одним своим видом.
В машине их было четверо — двое парней и две девушки. Решили, что поедут к «Чайнику», на Лестницу Дангара. До этого вечера он едва ли перемолвился с кем-либо из этих девчонок даже дюжиной слов.
Лестницу давно уже огородили и снабдили предупредительными табличками, но это только подзадоривало любителей острых ощущений. Он помог Хелен перелезть через ограждение и даже подставил ей руки. Ей, правда, это было не особенно нужно — она ведь занималась конным спортом. Про нее даже говорили: «Хоть завтра на Олимпиаду». Они прошли вдоль скал по утоптанной дорожке, там, где сумасшедший Перси Гамильтон Дангар двадцать лет рубил в скале узкие ступеньки, которые начинались неподалеку от входа и бежали по стенам, спускаясь к прибою. Об этой истории знала вся округа. Сохранилась, пожалуй, лишь сотня ступеней, но их так источили морская вода и ветер, что стоять на них было очень опасно.
Тогда, вечером, решили не рисковать. Они сидели, упершись спинами в скалу, — мальчишки курили, отхлебывали «Джим Бим» прямо из горлышка — просто так, для понта, а не по-настоящему. Надо же было порисоваться. Кэшин и Хелен устроились ступенькой ниже Тони Кресси и Сьюзен. Тони неустанно всех веселил — он мог рассмешить кого хочешь, даже самых суровых учителей.
Ему отчетливо вспомнилось, как она громко смеется, раскачиваясь из стороны в сторону, а ее грудь касается его голой руки.
Тогда она была без лифчика.
Он помнил: о каменный берег бьются громады волн, гремит гром, белеет пена на взбаламученной воде и сердце замирает всякий раз, когда волна там, внизу, в каменном колодце, взрывается мириадами брызг. Казалось, она сметет любые преграды, могучая сила поднимет ее вверх, и этот язык играючи слижет тебя со ступеньки и увлечет за собой вниз, в вечное кипение «Чайника».
Но такого никогда не случалось.
Вода поднималась в утесах от силы метров на пять-шесть, а потом спадала, и только ручейки воды выливались из полостей скалы. «Чайник» пыхтел, шумел, затем вода из него выливалась и становилось тихо.
Он даже вспомнил, какие анекдоты они тогда рассказывали, как девчонки хихикали: «А теперь наш черед, мальчики!»
Сперва они высадили Сьюзен, припарковались, не доезжая до дома Хелен. Джо проводил ее до калитки. Вдруг она порывисто обернулась к нему и поцеловала, взглянула на него и поцеловала еще раз — долгим поцелуем, поведя рукой по его волосам.
— Ты классный, — сказала она, повернулась и отворила калитку.
Он вернулся, сел в машину, сердце выпрыгивало у него из груди. Тони Кресси завистливо сказал:
— Ну ни фига! Повезло же тебе.
Смеркалось, поднимался ветер, когда они наконец выкопали из земли последний гнилой столб. У Кэшина ныло все тело, он едва держался на ногах.
— Завтра к вечеру закончим, если материал будет, — сказал Ребб.
— Берн утром должен привезти, — ответил Кэшин. — Он теперь лучше понимает, что такое «первым делом».
Они закинули инструмент на плечи и отправились домой. Кэшин свистнул, у ручья вскинулись две черные головы и повернулись к нему.
Впереди уже показалась крыша дома, когда зазвонил его мобильник, слабо, еле слышно в порывах ветра. Он приостановился, опустил лопату, нащупал в кармане телефон. Ребб пошел дальше.
— Кэшин.
Ответа не последовало. Он нажал отбой.
Кэшин пошел дальше вслед за Реббом, каждый шаг отдавался жуткой болью. Внизу телефон зазвонил опять.
— Кэшин слушает.
— Джо, ты? — раздался голос матери.
— Да, Сиб.
— Что-то плохо слышно.
— Нет, я тебя хорошо слышу.
— Джо, Майкл пытался покончить с собой, никто не знает…
— Где? — Стало холодно, к горлу подкатила тошнота.
— В Мельбурне, у себя. Кто-то ему позвонил и понял, что…
— В какой он больнице?
— Альфреда.
— Сейчас же еду. Ты со мной?
— Мне страшно, Джо. Ты ему звонил? Я просила тебя позвонить…
— Сиб, я еду. Так ты со мной?
— Нет, я боюсь. Я не смогу…
— И правильно. Увижусь с ним и сразу же позвоню тебе.
— Джо…
— Что такое?
— Надо было все-таки с ним поговорить. Я же просила тебя, два раза просила…
Кэшин смотрел на Ребба и собак. Они уже почти дошли до дому, собаки, как всегда, впереди, носами в землю, похожие на часовых, которые вот-вот сдадут свой опасный пост. У калитки они обернулись и одновременно подняли по лапе, как будто давали знак: «Все в порядке!»