— Тут работы на целую бригаду хватит. А занимались всем только ты и Дав, да и то — ты уходишь в отпуск, Дав уезжает обратно в Мельбурн. И ты еще хочешь меня убедить, что дело не пытаются закрыть?
Врать ей Кэшин не мог.
— По-моему, всё хотят спустить на тормозах, — сказал он. — Старик умер, мальчишки погибли, времени у нас вагон. Трудно вести расследование, когда все вокруг кипят от ненависти. Кто нам что скажет?
— Это ты про Даунт?
— Про Даунт.
Она отхлебнула кофе и спросила:
— Джо, как ты считаешь, возможно, что мальчишки не нападали на Бургойна?
Дров в камине хватало, но он все-таки подбросил еще, подошел к музыкальному центру и поставил Бьёрлинга. Баланс немного уплыл, он подкрутил его и ответил:
— Да. Возможно.
— Значит, если это были не мальчишки, тогда не надо беспокоиться о том, чтобы Даунт остыл. Можно не снимать с них обвинение и продолжить розыск убийцы, так?
— Хелен, меня откомандировали из отдела убийств в Порт-Монро. У них ничего не выходило, и они привлекли меня. Затем случилось то, что случилось.
— А Хопгуд имел какое-то отношение к этим перестановкам?
Кэшин снова сел.
— При чем тут Хопгуд?
— При том что он же хозяин Кромарти. Мне говорили, что начальник участка в сортир не пойдет без одобрения Хопгуда.
— Ну, я живу в Порт-Монро. Может, до тебя такие слухи и доходят, а я ничего подобного не слышал.
Они внимательно посмотрели друг на друга поверх кружек. Хелен медленно опустила ресницы и произнесла:
— Джо, говорят, он убийца.
— Убийца? Кто это говорит?
— Весь Даунт.
Кэшин подумал, что поверит во что угодно касательно Хопгуда. Он отвел взгляд.
— Мало ли что говорят о полицейских. Работа такая.
— Ты же сам из семьи аборигенов. Неужели тебе никто ничего не сказал?
— Моя родня считает, что я обычный бледнолицый полицейский. Но ты все равно этого не поймешь. Поговорим лучше о богатеньких белых мальчиках, которые рвутся править миром.
Хелен закрыла глаза.
— Вовсе не обязательно… Начнем сначала. Говорят, что Кори Паскоу был расстрелян той ночью. Ты был там. Что ты на это скажешь?
— Скажу то же, что сказал следователю.
— Но ты же пытался отменить операцию.
— Разве?
— Да, пытался.
— С чего ты взяла?
— Сейчас это не важно.
— Сейчас? При чем тут «сейчас»? В любом случае, следователь будет решать, кто что делал или не делал.
— Господи, — устало произнесла она, — ну никак до тебя не достучаться. Можешь ты расслабиться хоть на секунду?!
Он почувствовал раздражение.
— Сдается мне, тебя в детстве избаловали, — сказал он. — Произносишь свои пламенные речи, как взрослая, а на самом деле ты просто богатенькое дитя. Не получаешь того, что хочешь, и сразу топаешь ножкой. Что ж, обратись к прессе. Пускай девочка расскажет им о часах. В телевизор попадешь. Ведь кампания уже на носу. Твоя и Бобби.
Хелен поднялась, поставила кружку на колченогий столик, взяла куртку.
— Что ж, спасибо за беседу. И за кофе.
— Всегда пожалуйста.
Кэшин тоже встал и пошел проводить ее через огромную комнату с неровными, по-мышьи скрипевшими половицами. На небе висела почти полная луна в окружении стремительных высоких облаков.
— Я пройдусь вместе с тобой, — сказал он.
— Не надо, — отрезала она, продевая руку в рукав. — Сама дойду.
— До своего забора прогуляюсь, — не отставал Кэшин. — Посмотрю, а то вдруг ты нарочно поскользнешься и упадешь.
Он взял с полки большой фонарь и двинулся вперед. Она молча шла за ним по тропинке, через калитку, по некошеной траве, мимо заячьих нор. У ее забора он поводил фонарем, и в ответ блеснули две, а может, и больше пар красных глаз.
Он остановился.
Зайцы, ослепленные фонарем, стояли как вкопанные. «Вот раздолье-то для собак», — подумал он.
— Вот было бы раздолье собакам, — сказала она.
Он обернулся. Она стояла совсем рядом, всего в нескольких сантиметрах.
— Нет, с собаками, да еще и с фонарем — это слишком. Зайцы и опомниться бы не успели…