В проходной комнате, кроме участкового инспектора, дежурившего по отделу, находился Степан Простатин, проводник служебно-розыскной собаки Варфоломеев и какой-то неизвестный Саше пожилой мужчина. Участковый сразу доложил:
— Кража на окраине слободы. Из стайки трех овец взяли. — И, кивнув в сторону сидевшего на скамье, объяснил: — У него, у Чуркина, значит. Он воров с ружья стрелял. Да, видать, промазал. Повалились в кошеву и умчались.
Надо было действовать. Еще днем Саша видел в комнате у Простатина новую сумку с криминалистическим набором и поинтересовался, укомплектована ли она. Тот, пожав плечами, ответил, что сумки только что прислали из области, две еще находятся на складе. Такой сумкой в Иркутске пользовался эксперт научно-технического отделения, а Саша помогал ему.
— Мне ехать? — усомнился проводник.
— Ехать. Обязательно. Где собака?
— Рядом с конюшней, в вольере. — И Варфоломеев нехотя привел в дежурку крупную восточноевропейскую овчарку.
Так же нехотя, как проводник за собакой, Простатин сходил за сумкой, и все, усевшись в большие розвальни, тронулись.
В Иркутске во время дежурств Дорохов много раз выезжал на происшествия, но самостоятельно, да еще в качестве старшего, ехал впервые. В уме он перечислял все, что положено сделать на месте преступления. Большой крытый двор Чуркина находился почти на самом краю города. К дому примыкал амбар, или, как его тут называли, лабаз, а с ним рядом — конюшня, коровник и стайка — сарай для свиней и овец. Все эти строения ютились под одной крышей. Хозяин метнулся в избу и вернулся с керосиновым фонарем — «летучей мышью». Саша достал плоский электрический фонарь, и они, привязав к саням собаку, все четверо пошли к сараю. Хозяин показал под навесом калитку, ведущую на огороды.
— Чуть за полночь услыхал в стайке шум. Кабан у нас строгий. Чего, думаю, он среди ночи хрюкает? Выглянул в окно, вижу, калитка на огороды открыта и через нее на огородах снег хорошо видно. Ну, думаю, сломали. Доху накинул, берданку схватил, да не тут-то было. Дверь не открывается — снаружи дрючком подперта. В сенях окошко выбил да вверх стрельнул. В калитку сразу две тени шмыгнули. Пока за патронами бегал да в окно выбрался, время прошло. Выскочил на огород, а от поскотины уже сани отъезжают. Один лошадь подгоняет, а другой сзади повалился. Тут я уже прямо по саням ударил, перезарядил да второй раз пальнул уже вон там, где дорога поворачивает. Первый раз саженей на пятнадцать стрелял, вполне и зацепить мог, а второй, наверное, подале раза в два. Дробь у меня заячья, видать, не донесло. Первый-то волчий заряд был, да вверх ушел.
— Где же у тебя собака? — спросил Варфоломеев.
— Гошка, сын, ушел в хребты, за охотой подался и обеих лаек забрал. Были бы собаки, ко мне во двор мышь чужая б не проскочила. Четырех овечек, сволочи, прирезали. Прямо в сараюшке. Трех унесли. Четвертая там лежит. Хряк, видать, кровь почувствовал, освирепел да мне знак подал.
Все прошли в сарай, в свете фонарей увидели лужу крови и овцу с перерезанным горлом. Саша распорядился тут на месте Простатину писать протокол, а Варфоломееву — пустить по следу собаку.
— Только в калитку не ходи, — предупредил он проводника, — чтобы следы не затоптать. Давай со двора на улицу, а уже там, на проселке, от места, где лошадь, и пустим.
Вышли вместе с проводником. На малонаезженной дороге отчетливо были видны свежие следы саней. Обнаружили место, где лошадь была привязана к поскотине, наткнулись и на пятна крови зарезанных овец.
— Отсюда и применю Байкала, — сказал Варфоломеев, раскрутив аккуратно свернутый длинный поводок, пристегнутый к ошейнику.
— Хорошо, я с тобой.
— Не успеете, — усмехнулся Варфоломеев. — Байкал резво идет.
— Успею! — Сбросил доху, повесил ее на изгородь, сказал проводнику: — Давай-ка твой полушубок, — и пристроил его рядом. — Ну, пускай своего следопыта.
Байкал и верно очень резво взял след. Варфоломеев, придерживая за натянутый поводок, побежал за ним. Саша, словно на тренировке, держался рядом, считая шаги и выравнивая по ним дыхание. Вскоре почувствовал, что нашел нужный ритм, и бежал легко. Километра через полтора, почти в центре, у въезда в старый чугунолитейный завод, где дорога была накатанной, собака сбилась, заволновалась, явно потеряв след. Дорохов предложил вернуться метров на десять и снова пустить Байкала. Варфоломеев неохотно выполнил указание, но все опять повторилось. Приходилось ни с чем возвращаться к месту происшествия. Дорохов твердо решил, что, если он и не раскроет это преступление, то уж выдержку-то покажет, и предложил Варфоломееву бежать обратно, заявив, что иначе они простудятся, и сам ринулся первым. Когда подбежали к дому, Варфоломеев никак не мог отдышаться, а Саша дышал ровно, только от гимнастерки шел пар.
— Ну и умотал ты меня, начальник! — откровенно признался проводник и, привязав собаку, отправился за шубами, а Дорохов вошел в дом.
На кухне возле самовара сидели хозяин с Простатиным и мирно пили чай.
— Ну, как с осмотром? Закончили?
— Закончил, — кивнул Простатин Дорохову и подал папку с протоколом, в котором Саша прочел короткое описание двора, сарая и четкую строчку о том, что «вещественных доказательств не обнаружено, а примененная собака Байкал след в городе утеряла».
— Силен, — буркнул Дорохов, догадавшись, что Простатин решил блеснуть своей сообразительностью, так как не верил ни проводнику, ни собаке и наперед знал, чем закончится беготня по следу.
Хозяин налил Саше чая. Он с удовольствием стал прихлебывать черно-бурый, по-забайкальски заваренный чай. Вошел Варфоломеев и тоже уселся с ними. Саша поинтересовался, во сколько светает. Узнав, что до рассвета еще целых полтора часа, попросил хозяина показать ему ружье и патроны. Старинная длинноствольная берданка его не заинтересовала, а вот патроны он осмотрел тщательно, вынул из одного пыж, высыпал на ладонь дробь, потом снова всыпал ее в гильзу и закрыл пыжом. Открыл второй патрон — там оказалась точно такая же дробь.
— Вы не сомневайтесь, — объяснил хозяин, — везде заячья, вот такой и стрелял.
Саша взял из папки чистый лист бумаги, быстро написал короткий акт об изъятии двух патронов и попросил Простатина достать из оперативной сумки сургуч, запаковал оба патрона в бумагу и на свечке разогрел сургучную палочку. Снял крышку со своих часов и той стороной, где была гравировка, приложил к сургучу вместо печати. Оба работника с интересом наблюдали за действием своего нового начальника, и Простатин, преодолев снисходительную сдержанность, попросил посмотреть часы. Потом их рассматривал Варфоломеев, подержал в руках потерпевший и похвастал:
— У старшего братана тоже были такие за отличную стрельбу, еще в мировую войну подарили.
— Ну что, домой? — неуверенно спросил Простатин.
— Нет, подождем рассвета, поищем следы в огороде. А пока приму заявление от хозяина.
— Выйдемте на минутку, — попросил Простатин. Когда они вышли во двор, он довольно сердито спросил у Дорохова: — Чего тут сидеть?
— Нужно изъять вещественные доказательства.
— Какие еще доказательства? — уж совсем рассердился Простатин. — Я и так знаю, что это дело Крученого. Он как в прошлом году освободился, так и пошло. То овцы, то свиньи, то коровы. Я его двадцать раз брал, весь двор у него перекопал, все в доме перевернул — и все без толку. «Не пойман — не вор», — говорит, а я слушаю и отпускаю.
— Если вы торопитесь, отправляйтесь домой, а я останусь. Рассветет — попробую во всех следах разобраться. Постараюсь собрать доказательства, чтобы вашего Крученого в двадцать первый раз не освобождать.
— Да я-то и не тороплюсь. Мне даже интересно, чем все кончится, — снова съехидничал Простатин.
Вернувшись в дом, Саша подробно записал показания потерпевшего, тщательно описал приметы каждой овцы, а под конец указал, что патроны, точно такие же, какими Чуркин стрелял в преступников, у него изъяты как вещественные доказательства по акту. Едва рассвело, Саша послал Варфоломеева за понятыми и попросил отыскать хотя бы одного грамотного. Хозяин подсказал, к кому идти, и вскоре Дорохов подробно объяснял понятым их задачу: в случае необходимости подтвердить все, что они видели, а также то, что будет записано в протокол.
Снова осмотрели сарай, где зарезали овец, калитку в огород, взломанную, видно, топором. На снегу нашли четкие следы обуви двух людей. Один след оставили унты или ичиги с какой-то характерной заплатой на пятке. Видно, край мягкой кожаной подошвы износился, и владелец обуви пришил заплату, но неудачно. Заплата загнулась, и на снегу, где преступник топтался, взламывая калитку, этот дефект был отчетливо виден. Саша показал след понятым, вернулся в дом, из оперативной сумки достал коробку гипса, растворив его по всем правилам, как не раз на его глазах делал в Иркутске эксперт, залил след. Через несколько минут на гипсовом слепке четко проявился широкий растоптанный отпечаток подошвы и латки.
Простатин с ухмылкой смотрел на действия Дорохова, но, когда увидел слепок, не сумел скрыть своего удивления и даже попытался помочь Саше. В начале осмотра Варфоломеев ходил сзади и просто наблюдал, а потом и сам включился в поиск. На заборе, опоясавшем огород, на длинной слеге, прикрученной к столбу проволокой, он заметил клок желтой шерсти, выдранной вместе с небольшим куском кожи. Этот клок, как за крючок, зацепился за проволоку. Варфоломеев подозвал Простатина. Оба рассмотрели шерсть. Сначала Простатин хотел ее снять, а потом раздумал и обратился к Дорохову.
— У Крученого собачья дошка, как у вас, — уточнил он, — только рыжая, сильно потрепанная. Похоже, что тут Крученый зацепился.
Саша позвал обоих понятых и вместе осмотрели клок меха. Дорохов аккуратно снял его и завернул в бумагу. Потом в избе составил протокол в присутствии понятых и опечатал вещественное доказательство так же, как изъятые прежде патроны.
Закончился осмотр уже утром. Дорохов поблагодарил понятых, пообещал хозяину вернуть украденное мясо.
Простатин, услышав такое заверение, покачал головой и переглянулся с Варфоломеевым.
Усаживаясь в сани, Саша вначале решил ехать к Крученому сам и показать этим скептикам, как надо использовать найденные улики, но потом, вспомнив Фомина, передумал. Точно таким же уверенным, не терпящим возражения тоном приказал:
— Езжайте к Крученому домой. Сначала на месте, товарищ Простатин, вынесите постановление о производстве обыска. Если Крученый дома, в первую очередь изымите обувь и его верхнюю одежду — дошку. Если найдете, откуда вырван этот клок, покажите дырку понятым и подробно опишите. Осмотрите сани, может, где-то окажется кровь или отыщется дробь. Кстати, осмотрите лошадь, возможно, в нее попали дробины. — И уже мягче, улыбаясь, добавил: — Если это дело Крученого, то он у нас не выкрутится. Я буду в отделе.
Выпрыгнув из саней, Дорохов, не дожидаясь возражений, зашагал к себе.
— Видал? Чай пить пошел, а мы работать. Он меня еще ночью замучил. Примени Байкала раз, примени другой.
— Да ну тебя! — прервал проводника Простатин и хлестнул вожжой лошадь.
В отделе дежурный передал Дорохову, что его спрашивал начальник милиции. Саша подробно рассказал Сидоркину, как он произвел осмотр места преступления, как в соответствии с требованиями криминалистики изъял вещественные доказательства. Очень довольный собой, показал гипсовые слепки следов.
Начальник слушал, вздыхал, мельком взглянул на вещественные доказательства и как-то очень грустно сказал:
— Учти, Дорохов, что кражи скота нас замучили. Неделя пройдет — и новая кража, а мы и старой-то ни одной не раскрыли. Не знаю, как на этот раз, поможет ли тебе криминалистика, но ты все-таки загляни в старые дела. Надо что-то предпринимать. У тебя в уголовном розыске пять человек, ты — шестой. Дыбов и Простатин люди опытные, я ведь специально велел с тобой ночью на происшествие ехать Степану Простатину. Зиновьев, Акимов новички, сами сделать ничего не могут. А проводник, мне кажется, собаку просто терпеть не может, вот и не ходит она по следу. Сейчас главное — всем работу по уму дать. Молодых пошли на рынок, а сам вместе с Дыбовым пересмотри по аналогичным кражам дела. Может, там какие-нибудь зацепки есть.
Начальник говорил как-то безнадежно, словно заранее знал, что раскрытие и этой кражи обречено на провал.
Дорохов вернулся к себе расстроенный. Он уже жалел, что не поехал к Крученому. Дыбов принес ему дела — тоненькие папки, в которых и было всего по четыре-пять протоколов. Дел оказалось четырнадцать. Саша быстро подсчитал количество похищенного скота и только развел руками:
— Да тут же целое стадо! Четыре коровы, три борова и двадцать четыре овцы, не считая сегодняшних. Зовите, товарищ Дыбов, остальных ребят, посоветуемся.
Пришел высокий, с бледным веснушчатым лицом Иван Зиновьев, застенчиво улыбаясь, бесшумно открыл дверь Николай Акимов в армейском, еще от солдатской службы, обмундировании. Вчера при знакомстве он понравился Дорохову своей простотой и доброжелательностью.
— Садитесь, давайте посоветуемся, — мягко произнес Александр, — как нам все-таки с этими кражами разделаться.
— Начались кражи весной прошлого года, — объяснил Дыбов. — И ни одной мы не раскрыли. Хоть и побегали по каждому делу на совесть. Судя по всему, орудует одна шайка.
— Тут, по самым грубым подсчетам, мяса получается не меньше трех тонн, — вставил Акимов.
— На рынке-то они не продают. Я там всех мясников знаю. Пойду на всякий случай посмотрю, — поднялся Зиновьев. — Может, в этот раз на свежей баранине попадутся.
— Вряд ли, — усомнился Дыбов. — Скорее всего, они куда-то мясо сдают оптом. На станции есть закусочная, могут и туда. Если вы не возражаете, пусть Акимов поинтересуется, чем у них сегодня кормят. Заведующий там проходимец, пробы негде ставить.
Работники ушли, а Саша вместе с Дыбовым углубились в папки. Оказалось, что две трети краж совершены в районе. В пригородном совхозе осенью, после того как воры свели вторую корову, рабочие совхоза по очереди караулили по ночам на скотном дворе и наконец застали воров. Попытались их задержать, но они скрылись. Уже днем на зимнике — дороге, по которой после морозов ездили в город, — нашли следы телеги, ведущие в Петровск-Забайкальск. В другом деле были показания потерпевшего, который видел вроде бы двух воров, да в темноте их плохо рассмотрел.
Дорохов читал дела, выписывал места краж, фамилии потерпевших и очень волновался. Простатину пора бы вернуться, как-никак прошло целых три часа.
Заходил к Дорохову начальник милиции, посмотрел, как они с Дыбовым добросовестно листают страницы злополучных папок, постоял и уже с порога спросил, нет ли чего нового. Но Саша, скрывая волнение, только пожал плечами.
К обеду в отдел буквально ворвался проводник:
— Скорее едемте. Там Простатин с Байкалом остались, как бы беда не случилась.
— Говори толком, что там? — поднялся навстречу проводнику Дыбов.
— У кобылы, то есть лошади Крученого, из ноги пять заячьих дробин выковырнули.
— Давайте по порядку, — попросил Дорохов.
— По порядку, значит, так: приехали, а Крученый спит. Жинка его говорит: «Захворал». Простатин вызвал тестя во двор: идем, мол, сани и лошадку твою посмотрим. Зашли в конюшню, вывели кобылу на улицу, глянули, а у нее левая ляжка вся в бугорках, а из них еще сукровица сочится. Степан велел привязать Байкала возле конюшни, а самому в ветлечебницу за ветеринаром. «Я, говорит, сам с Крученым потолкую». Пока ветеринар собрался, время прошло. Вернулся, а Простатин в кухне с наганом в руке стоит, а против него Крученый и Коська Каргин, дружок его, на полу сидят, рядом с ними тесть, а бабы на всю избу голосят. Мне Степан велит: «Возьми в сенях веревку да свяжи всем троим руки». Я не только веревку принес, но и Байкала в избу завел, связал их, собаку охранять посадил, потом понятых позвал. Тут доктор кобылу осмотрел и из каждого бугорка по дробине выковырял. Та самая дробь, заячья. Начали обыск. Простатин сани перевернул, на копыльях снизу кровь. Вернулся в избу, дошку Крученого осмотрел, под левым рукавом дыру нашел. Видать, тот клок, что на заборе остался, как раз и подойдет. Вот тогда Степан велел мне за вами ехать, одним не справиться. — От длинной речи Варфоломеев вспотел, вытер рукавом полушубка лицо. — Поедемте, а то как бы чего там не стряслось. Эти двое хоть и связанные, но совсем озверели.
За спиной проводника появилась любопытная физиономия Петрова, и Саша приказал:
— Дыбов, Зиновьев, езжайте с Варфоломеевым. Пусти же там Байкала мясо отыскать. Может, в снегу где? На кровь-то он должен работать.
— А вы не поедете? — удивился проводник.
— Я Акимова подожду, да и с делами разберусь. — Саша прекрасно понимал, что ночью на месте происшествия преподал Простатину хороший урок, и, чтобы не переборщить, решил пока не вмешиваться в его действия.
Обыск дал отличные результаты. Под сараем нашли хорошо замаскированное подполье, а в нем свежее мясо и бочки с заквашенными, подготовленными к выделке овечьими и одной коровьей шкурами.
Только к концу дня, когда уже стало темнеть, все собрались в отделе. Развели по разным комнатам арестованных. Простатин и Дыбов зашли к Дорохову, подробно все рассказали и поинтересовались, кого из преступников будет допрашивать он сам.
— Никого. Сами и допрашивайте. Только показания записывайте подробнее. Да, кстати, товарищ Простатин, зайдите к начальнику милиции, доложите о результатах.
И Дорохов как можно непринужденнее углубился в бумаги.
— А вы разве не докладывали? — еще больше удивился Простатин.
Дорохов только пожал плечами:
— Действуйте!
Часам к восьми вечера, уже после того, как преступников поместили в камеры, коротко подвели итоги. Крученый сознался в семи кражах, его напарник — в пяти. Оба показали, что воровали вместе, но рассказали о разных случаях.
Едва Саша переступил порог дома, как Гликерья Дормидонтовна накинулась на постояльца:
— Где же это ты с трех часов ночи шляешься? И не обедал, поди? Садись-ка, я тебе пельмешков подам. Так, парень, и окочуриться враз можно. Слыхала, ты злодеев-то поймал, что скот со дворов сводили?
— Кто же вам про это рассказал? — искренне удивился Саша.
— Да мы тут друг у дружки на виду и все про всех знаем, — усмехнулась женщина. — А сказала мне Агриппина, она в понятых была, когда воров обыскивали.
— Я же на том обыске и не был, — продолжал удивляться Дорохов.
— Гапка-то слыхала, как Степа Простатин сказывал Крученому, что новый начальник приехал, так он теперь всем нашим варнакам по науке головы поскрутит. Про тебя, значит, говорил. Да ты ешь, ешь. Пельмешки с мороза. Может, стопочку с устатку поднести? Не пьешь? Гляди-кося, и не куришь? А может, ты больной? Али богатство решил скопить?
Саша улегся в постель и не мог заснуть, хотелось разобраться, подвести итог первому дню. Правильно он себя вел? Правильно. На месте преступления в первую очередь нужно найти следы, зафиксировать их, а потом использовать. Это же все знают. Почему не побежал к начальнику с докладом об удаче? Хотелось ведь. Вошел бы и небрежно доложил: «Вы вчера во мне сомневались? Сами год возились с кражами, а я их за один день раскрыл». Ну а что же Сидоркин? В глаза, может, и не сказал бы, а уж наверняка подумал бы: «Хвастун этот Дорохов, случайно повезло, а он уже со своей удачей как с писаной торбой носится». А как бы ребята отнеслись, если бы он их отстранил да за допросы сам принялся? Ведь каждому интересно записать показания изобличенного преступника. Протокол-то начинается как? «Я такой-то, сего числа допросил такого-то». Не только здесь, начальству, а и в прокуратуре, в суде будет ясно, кто первый получил показания преступника. Вот он, Сашка, допросил бы — и бегом докладывать, а работали-то все. Еще хуже, чем начальник, отнеслись бы к нему сотрудники. А с ними-то не один день трудиться…
Хозяйка, поленившаяся на ночь протопить печь, боясь, что простудит хорошего постояльца, заглядывала к нему дважды и с материнской заботой поправляла сползающее с кровати одеяло. Но этого Саша не заметил. Зато он отчетливо увидел, как в боковушку вошел дядя Миша, ласково потрепал его по волосам, заботливо укрыл одеялом: «Спи, молодец, все правильно. И дальше ребят своих не обижай, помогай им, ведь теперь это твоя обязанность, а как дальше жить — думай. Думай, Саша».