- Коммунизм - против свободного мира, значит, капитализм становится нашей единственной надеждой противостоять советской тирании, надеюсь, вы согласны?
- Я иванам не друг, - сказал я, - но и у капитализма есть свои недостатки.
Но Кениг едва слушал.
- Мы вели не ту войну, - продолжал он гнуть свое, - не с тем врагом. Нам следовало воевать с Советами, и только с Советами. Американцы это уже поняли. Они знают, какую совершили ошибку, предоставив русским свободу действий в Восточной Европе. И они не намерены позволить Германии или Австрии идти тем же путем.
Я потянулся к струе горячего пара и устало зевнул. Кениг начинал меня утомлять.
- Видите ли, - сказал он, - моей компании мог бы пригодиться человек с вашим талантом, с вашим прошлым. В какой части СС вы служили? - Заметив удивление на моем лице, он добавил: - У вас под рукой шрам. Без сомнения, вы предпочли удалить эсэсовскую татуировку, опасаясь попасть в плен к русским. - Он поднял свою руку, продемонстрировав почти такой же шрам у себя под мышкой.
- Я служил в военной разведке, Абвере, когда закончилась война, объяснил я. - Не в СС. Это было гораздо раньше.
Но он был прав насчет шрама, который остался после мучительно болезненного ожога, полученного от выстрела из автоматического пистолета, который я произвел себе под мышку. Выбирать не приходилось. Слишком велик был риск погибнуть от рук НКВД в случае пленения.
Сам Кениг не стал объяснять, почему он ликвидировал свою татуировку. Вместо этого он продолжал конкретизировать свое предложение о работе.
Мне, похоже, повезло гораздо больше, чем я надеялся, но все-таки следовало быть осторожным: прошло всего пять минут с тех пор, как он почти обвинил меня в сговоре с капитаном Руставели.
- Я не против поработать на кого-нибудь еще, - без особого рвения согласился я, - но в настоящее время мне нужно закончить одно дельце. - Я пожал плечами. - Может быть, потом... кто знает? Но в любом случае спасибо.
Казалось, он совсем не обиделся, что я отклонил его предложение, а только философски пожал плечами.
- Где я смогу вас найти, если надумаю?
- Фрейлейн Хартман в казино "Ориентал" знает, как связаться со мной. Он взял сложенную газету, лежавшую у его бедра, и передал мне. - Когда выйдете, осторожно разверните. Там два банкнота по сто долларов, чтобы откупиться от ивана, и один - вам за труды.
В этот момент он застонал и схватился за голову, оскалив зубы, ровные, как ряд крошечных молочных бутылочек. Увидев мои поднятые брови и приняв их вопрошающий вид за сочувствующий, он объяснил, что с ним все в порядке, просто ему недавно поставили две вставные челюсти.
- Кажется, никогда не смогу привыкнуть к тому, что они у меня во рту, посетовал он и скользнул языком, напоминающим слепого, еле ворочающегося червяка, вдоль верхнего и нижнего ряда своих зубов. - А когда я вижу себя в зеркале, то, кажется, мне в ответ улыбается какой-то совершенно незнакомый человек. Очень печально, - вздохнул он и расстроенно покачал головой. Действительно, жалко. У меня всегда были отличные зубы.
Он встал, поправил простыню на груди, а затем пожал мне руку.
- Было большим удовольствием познакомиться с вами, герр Гюнтер, сказал он с легким венским шармом.
- Нет, это для меня было удовольствием, - ответил я.
Кениг усмехнулся:
- Мы еще сделаем из вас австрийца, мой друг.
Затем он скрылся в пару, насвистывая все тот же сводящий с ума мотив.
Глава 23
Больше всего на свете жители Вены любят "уютно посидеть". Они стремятся достигнуть этого веселого состояния в многочисленных барах и ресторанах под аккомпанемент музыкального квартета, состоящего из контрабаса, скрипки, аккордеона и цитры - странного инструмента, напоминающего пустую коробку из-под шоколадных конфет с тридцатью или сорока струнами, которые перебирают пальцами, как у гитары. Для меня эта вездесущая комбинация воплощает все то фальшивое, что есть в Вене, например, тошнотворно сладкую сентиментальность и преувеличенную вежливость. Это действительно заставляло меня чувствовать себя уютно. Однако уют был такого рода, который вы могли бы почувствовать после того, как вас набальзамировали, уложили в свинцовый гроб и аккуратненько поместили в одном из мраморных мавзолеев на Центральном кладбище.
Я поджидал Тродл Браунштайнер в "Геррендорфе", ресторане на Герренгассе. Место выбрала она, но сама опаздывала. В конце концов девушка появилась, запыхавшаяся, с раскрасневшимся лицом, так как она спешила и на улице к тому же было холодно.
- Ты не похож на доброго католика, сидя вот так, в тени, - сказала она, присаживаясь за обеденный стол.
- Стараюсь, - ответил я. - Кому понравится детектив, у которого вид честный, точно у деревенского почтмейстера. При моем бизнесе полезно оставаться в тени.
Я махнул официанту, и мы быстро заказали обед.
- Эмиль беспокоится: ты в последнее время не приходишь к нему, сказала Тродл, отдавая свое меню.
- Если он хочет знать, чем я занимаюсь, то придется отправить на его имя счет за ремонт обуви. Я вдоль и поперек исходил этот проклятый город.
- Ты ведь знаешь, что его будут судить на следующей неделе?
- Вряд ли даже при всем желании я смогу об этом забыть: Либль звонит мне почти каждый день.
- Эмиль тоже вряд ли сумеет забыть. - Она говорила тихо, явно расстроившись.
- Прости, я говорю глупости. Послушай, у меня действительно есть хорошая новость. Я наконец поговорил с Кенигом.
Ее лицо засияло от радости.
- Правда? - воскликнула она. - Когда? Где?
- Сегодня утром, - ответил я. - В "Амалиенбаде".
- И что он сказал?
- Предложил работать на него. Думаю, это неплохой способ сблизиться с ним настолько, чтобы отыскать какие-нибудь улики.
- Разве не проще сообщить полиции, где он, чтобы они могли его арестовать?
- А по какому обвинению? - Я пожал плечами. - Что касается полиции, то у них уже есть подозреваемый. В любом случае, даже если бы я мог убедить их сделать это, Кенига не так-то просто заловить. Американцы не могут войти в русский сектор и арестовать его, даже если бы и захотели. Нет, для Эмиля лучше всего, если я как можно скорее войду в доверие к Кенигу. И именно поэтому я отверг предложение о сотрудничестве.
Тродл закусила губу от отчаяния.
- Но почему? Я не понимаю.
- Мне нужно убедить Кенига, будто я не хочу работать на него. Он с некоторым подозрением отнесся к истории моего знакомства с его подружкой. Итак, вот что я собираюсь сделать. Лотта - крупье в "Ориентале". Я хочу, чтобы ты дала мне денег, которые я проиграю там завтра вечером. Достаточную сумму, чтобы было похоже на то, что я разорился в пух и прах и у меня возник повод обдумать предложение Кенига еще раз.
- Это считается легальными издержками, да?
- Боюсь, что да.
- Сколько?
- Трех или четырех-тысяч шиллингов должно хватить.
Она задумалась. Тем временем подошел официант с бутылкой рислинга и наполнил наши бокалы. Тродл отпила немного вина и сказала: