- Я видела часы, они превосходные. Должно быть, стоят пару тысяч долларов.
- Утром поеду к Рейхстагу и попробую продать их Иванам.
- Будь осторожен, как бы он не заявился туда искать тебя.
- Не волнуйся, все будет в порядке. - Я отправил в рот вилку с картофелем, взял в руки банку с американским кофе и бесстрастно уставился на нее. - Поздновато ты вернулась вчера вечером.
- Ты спал как ребенок, когда я пришла. - Кирстен поправила ладонью волосы и добавила: - У нас было очень много работы. Один янки отмечал день рождения.
- Понятно.
Моя жена по профессии учительница, но теперь работала официанткой в баре в Целендорфе, который посещали только американские военнослужащие. Под шинелью, которую она накинула на плечи, спасаясь от холода в квартире, на ней уже было надето красное ситцевое платье и тонкий с оборками фартук - ее униформа.
Я взвесил банку кофе на руке.
- Ты украла это?
Она кивнула, избегая моего взгляда.
- Не представляю, как ты все это проносишь, - удивился я. - Разве они не обыскивают вас? Неужели не замечают недостачи в кладовой?
Она улыбнулась.
- Ты даже не представляешь, сколько там продуктов! Эти янки потребляют более четырех тысяч калорий в день. Солдат за один вечер съедает твой месячный рацион, да к тому же еще лакомится мороженым. - Она закончила завтрак и вынула из кармана шинели пачку сигарет "Лаки Страйк". - Хочешь одну?
- Ты это тоже украла?
Я взял сигарету и склонился, чтобы прикурить от зажженной спички.
- Послушай, хоть дома забудь, что ты сыщик, - проворчала она и добавила еще более раздраженно: - Если уж тебе так хочется знать, это подарок от одного янки. Сам знаешь, некоторые из них совсем еще мальчики и бывают очень добры.
- Ну еще бы! - прорычал я.
- Они любят поговорить по душам, только и всего.
- Могу себе представить, какие у тебя прекрасные возможности совершенствовать свой английский. - Я широко улыбнулся, пытаясь скрыть сарказм в голосе: еще не пришло время сводить счеты, несмотря на то что мне чертовски хотелось знать, как она объяснит происхождение флакона духов "Шанель", который прячет в одном из своих ящиков.
Прошло довольно много времени после того, как Кирстен отправилась в бар, когда раздался стук в дверь. Все еще взвинченный вчерашней смертью ивана, я сунул его пистолет в карман куртки, прежде чем ответить на стук.
- Кто там?
- Доктор Новак.
Разговор о нашем деле не занял много времени. Я объяснил клиенту, что мой информатор из штаба Группы советских оккупационных войск позвонил в полицию Магдебурга - ближайшего к Вернигероде штабного города, - и там ему подтвердили: фрау Новак действительно задержана органами МВД с целью "защитить ее от нападения". По возвращении Новака домой, он и его жена будут немедленно депортированы на Украину, в Харьков, для работ "на благо жизненно важных интересов народа Союза Советских Социалистических Республик".
Новак мрачно кивнул.
- Этого и следовало ожидать, - обреченно вздохнул он. - Большинство металлургических предприятий сконцентрировано именно там.
- И что вы будете делать теперь? - спросил я.
Он покачал головой с таким унылым видом, что мне стало его безмерно жаль, и не меньше жаль фрау Новак: она была обречена.
- Вы знаете, где меня найти, если вам понадобится моя помощь.
Новак кивнул на мешок с углем, который мы с ним дотащили от такси до моей квартиры, и сказал:
- Судя по вашему лицу, нелегко достался вам этот уголь.
- Скажу прямо, этого угля не хватит даже на то, чтобы поддержать тепло в моей квартире хотя бы в течение дня. - Я помолчал. - Это не мое дело, доктор Новак, но все же... Вы вернетесь?
- Вы правы, это не ваше дело.
Как бы то ни было, я пожелал доктору удачи, а когда он ушел, перенес уголь в гостиную в предвкушении вожделенного тепла в моем доме и разжег в печке огонь.
Я прекрасно провел утро, праздно валяясь на кушетке, и намеревался остаться дома на весь день, но в полдень нашел трость в буфете и, прихрамывая, с трудом добрался до Курфюрстендам, где, отстояв в очереди по меньшей мере полчаса, сел на трамвай, следующий в восточном направлении.
- Черный рынок! - крикнул кондуктор, когда за окнами вагона показался разрушенный Рейхстаг, и я вместе со всеми покинул трамвай.
Ни один немец, сколь бы респектабельным он ни был, не считал для себя зазорным время от времени посещать черный рынок. Здесь сходились пути и едва сводящего концы с концами горожанина со средним доходом двести марок в неделю, которого хватало только на пачку сигарет, и преуспевающего бизнесмена. И тот и другой были не прочь воспользоваться услугами черного рынка, потому что, в сущности, бесполезные рейхсмарки годились только для того, чтобы платить ренту и покупать продукты по скудным продовольственным карточкам. Для изучающего классическую экономику Берлин мог бы стать прекрасной моделью делового цикла, обусловленного и алчностью, и нуждой.
Перед черневшим Рейхстагом на площади размером с футбольное поле по меньшей мере тысяча людей кучковалась небольшими конспиративными группками, держа перед собой предлагаемый на продажу товар: пакеты с сахарином, сигареты, иглы для швейных машин, кофе, продуктовые карточки, в основном поддельные, шоколад и презервативы. От одной группки к другой прохаживались потенциальные покупатели, с нарочитым пренебрежением осматривая выставленный на продажу товар и выискивая то, что они пришли купить. А купить здесь можно было все что угодно: от документов, подтверждающих право на разрушенную бомбежкой собственность, до фальшивых сертификатов о денацификации, гарантировавших, что предъявитель сего "не заражен нацистской идеологией" и потому может быть принят на работу по какой-либо специальности, находившейся под контролем союзников, будь то дирижер оркестра или дворник.
Но утверждать, что здесь бывают только немцы, - значит погрешить против истины. Французы приходили покупать ювелирные украшения для своих подруг, оставшихся дома, британцы приобретали фотоаппараты, дабы запечатлеться во время отдыха на море, американцы скупали антиквариат - большей частью искусные подделки, производимые многочисленными кустарными мастерскими, расположенными недалеко от Савиньиплац, Иваны приходили, чтобы потратить месячное жалованье на покупку часов. Вот на них-то я и возлагал надежды.
Я занял место рядом с мужчиной на костылях - его протез торчал из мешка, висевшего за спиной, - и выставил часы на обозрение, держа их за ремешки. Некоторое время спустя я дружелюбно кивнул моему одноногому соседу. На мой взгляд, у него не было ничего, выставленного на продажу, и, не удержавшись, я полюбопытствовал, что он продает.
Красноречивым движением затылка он указал на свой мешок и ответил без тени сожаления:
- Мою ногу.
- Это очень плохо. Как же вы сами без нее?
Его лицо осталось совершенно бесстрастным. Затем он взглянул на мои часы.
- Превосходные, - сказал он. - Тут минут пятнадцать назад толкался иван. Он искал хорошие часы. За десять процентов я мог бы найти и привести его к вам.
Я задумался: кто знает, как долго мне придется дрогнуть на холоде, пока я не продам их?
- Пять, - услышал я свой голос. - Но если он купит.
Мужчина согласно кивнул и, налегая на костыли; исчез в направлении Кроллоперахаус. Минут через десять он вернулся, тяжело дыша, в сопровождении не одного, а двоих русских солдат, которые после множества убедительных доводов купили "Микки-Маус" и золотой "Патек" за тысячу семьсот долларов.
Когда иваны ушли, я отсчитал девять сальных банкнот от пачки денег, полученных от них, и вручил одноногому.
- Может, теперь вам не придется продавав вашу ногу.