тематику росписей, низводя, таким образом, труд художников до уровня
бездумных исполнителей. Докладная записка Тихомирова была проведена
<опросом>, без широкого обсуждения директоратом, не говоря уж о
широкой общественности, выражающей глубокую озабоченность не только
продолжающимся и поныне разрушением исторических памятников
архитектуры, но и тем, как расписываются новостроящиеся объекты. Так
же <в>порядке> председателем объединенного художественного
совета был утвержден доцент Тихомиров.
Нравственный климат директората общества <Старина>, созданный
Тихомировым, не в малой степени способствовал созданию такой
атмосферы, в которой обман коллег, эксплуатация труда художников,
поборы сделались явлением узаконенным.
Ни один творческий человек - известный художник, реставратор,
исследователь - к работе <узкого> не подпускался.
<Директорат> паразитировал на патриотических настроениях членов
общества, стараясь придать им шовинистический оттенок.
Из общественного фонда <Старины> Тихомиров уплатил тысячу сто
рублей переводчику Гинзбургу за то, что тот подготовил ему сто
страниц - выдержки из работ, посвященных <венскому> Гитлера,
когда тот старался попасть в Академию живописи, но <по>еврейских
профессоров не был зачислен на курс>.
Рекрутируя художников, Тихомиров широко пользовался этим
материалом, подчеркивая, что <денежные>с договоров на
роспись и реставрацию необходимы лишь на первом этапе деятельности
<Старины>, чтобы оказывать помощь <национальным>, которым
намеренно не дают расти представители иной культуры, преследуя свои
корыстные цели, связанные с желанием искоренить традиции нашей
реалистической живописи>.
Когда художник Ежов заметил Тихомирову, что <именно>
малоталантливые люди в искусстве более всего упирают на <национальный>
момент>, стараясь обвинить в собственной бездарности всех, кого
угодно, но только не себя>, Русанов немедленно лишил его обещанного
ранее заказа на роспись станции техобслуживания автомобилей в
Среднеуральске, сфабриковав обвинение в том, что якобы художник
скрывал родственные связи с Ежовым, расстрелянным в тридцать восьмом
году как враг народа.
Попытка художника обратиться к Чурину результатов не принесла,
Ежов был опозорен как сутяжник и клеветник, в настоящее время
находится на излечении в институте неврологии.
Когда художник Штык занял определенную позицию по делу
Горенкова, вопрос с ним был решен чисто уголовным путем.
Вообще можно сделать вывод, что преступная группа во многом
копировала структуру итальянской мафии. Начиная с того, что Русанов
обещал <покровительство> художникам взамен на передачу ему семидесяти
процентов гонорара, и кончая коррумпированными связями Тихомирова,
выходящими за пределы министерских кабинетов, группа использовала - в
случае экстремальных ситуаций - уголовный элемент. Все это говорит за
то, что мы имеем дело с качественно новой преступной структурой,
подвизающейся в <околокультурном> мире.