— Не, я ослеп, но руль я еще держу, — глаза Брика были полузакрыты, веки побагровели.
Марк достал трубку с опиумом, закурил и дал остальным затянуться. Брик оторвал руки от руля, и машина чудом не врезалась в стоящий у тротуара автомобиль: в последнюю секунду Ричи успел повернуть руль.
— Полиция! — закричал Орешек.
Патруль заставил Брика остановиться. Ричи метнулся на пол — спрятать под коврик опиум. Брик выбрался из машины и, едва держась на ногах, подошел к полицейскому.
— Хелло, Брик, — сказал тот, как старому знакомому: он уже не раз задерживал парня. — Что там у тебя случилось?
— Да вот руль барахлит.
Полицейский шагнул к машине и оглядел присмиревшую тройку. Потрудись он просунуть голову внутрь, сразу почуял бы запах опиума.
— Приведи в порядок рулевой механизм, — сказал он. — На сей раз я тебя отпускаю. Но ты мой должник. Понял?
Брик понял, что полицейский ждет от него нового списка имен, он выполнял иногда его поручения. Но сейчас он просто ошалел от радости, что так легко отделался.
— Небось он никогда не видел четырех парней, накачавшихся с одиннадцати утра, — сквозь смех сказал Орешек.
— А я ведь чуть не проглотил его, — сказал Ричи, вытаскивая спрятанный опиум.
— Ну и вырвало бы тебя, если бы посчастливилось, — заключил Марк, эксперт по таким вопросам, — а если нет, так ты бы сдох.
В другой раз, вечером, накурившись в комнате Ричи, дружки завели разговор о торговцах, сбывавших им марихуану и таблетки. Среди потребителей наркотиков в Ист-Медоу ходили легенды о быстром обогащении этих дельцов. Был там один семнадцатилетний парень Фриц, который принимал заказы по телефону и доставлял их на своем велосипеде. Спустя несколько месяцев он уже разъезжал на собственной спортивной машине и оплачивал свое обучение в Колумбийском университете. О другом ловкаче, поступившем в оптовую фармацевтическую фирму, ходила молва, что он похитил там много морфия и продал его по пять долларов за дозу для укола, заработав за неделю столько, что смог приобрести шикарную машину, полностью обновить гардероб и съездить на отдых во Флориду.
Приятель Марка, ветеран вьетнамской войны, Кантрелл стал постоянным поставщиком наркотиков для Ричи и его товарищей. Марк получал у него на комиссию товар и продавал с некоторой прибылью для себя.
— Откуда добывает все это Кантрелл? — спросил Ричи, который после прилива бурной энергии сейчас сидел одурманенный и сонный.
Марк сам не знал наверняка, но подозревал, что тут не обходится без помощи другого парня лет двадцати трех, который часто появлялся в Ист-Медоу на стареньком, потрепанном «додже».
— Я встретился с ним как-то у Кантрелла, — рассказал Марк, — с виду оборванец, зато в багажнике у него было фунтов пятьдесят гашиша. Весь расфасованный в мешочки для удобрений со штампом «Импорт из Ливана».
— А выше кто над ним?
— Какой-нибудь крупный делец в Нью-Йорке, богач, который держится в тени, чтоб о нем не разнюхали.
Ричи уже два года употреблял наркотики, когда в один весенний день Джордж Динер урвал часа три от служебных дел, чтобы посетить суд для несовершеннолетних графства Нэссау. В переполненном «коридоре отчаяния» он представился дежурной справочного стола:
— Джордж Динер. Я хочу заявить о своенравном поведении сына Ричарда.
Ричи уже было почти семнадцать, и по закону он считался взрослым, но суд для несовершеннолетних принимал также дела на правонарушителей, не достигших 21 года.
Джорджу пришлось сделать над собой громадное усилие, прежде чем обратиться в суд. Накануне он целую ночь проспорил с Кэрол, убеждая в неизбежности этого шага. Но сейчас ему хотелось сбежать отсюда, вернуться к привычному сбыту лаврового листа и перца. В суд его привело отчаяние. Он надеялся, что закон поможет укрепить тающий родительский авторитет. Агрессивность Ричи и непослушание больно ранили его самолюбие. Ему казалось единственной удачей в жизни то, что он растил и воспитывал сына, пока Ричи оставался ребенком. Теперь, в свои сорок два года, Джордж не мог смириться с постигшим его крахом. Слишком много было у него других неудач в жизни. Все же он явился в суд вопреки воле Кэрол. После долгого спора она заснула в слезах и, хотя встала в шесть утра, приготовила завтрак и отправила мальчика в школу, оставалась подчеркнуто холодна с Джорджем. Называй это как угодно, говорила она, признанием нашего плохого воспитания, или стыдом, или страхом перед родственниками и соседями, но я не хочу, чтобы ты шел в суд. Подождем еще, возможно, он исправится.
В маленькой комнате Джорджа принял инспектор Озур. Джордж торопливо изложил свое дело. Инспектор равнодушно выслушал его. Он задал один-два вопроса и назначил Джорджу прием вместе с сыном через две недели.
— Мой вам совет, — сказал он на прощание, — начните разговаривать с сыном.
В этот вечер Ричи выслушал сообщение отца с каменным лицом. Он ничего не сказал, но сразу после ужина бросился звонить своим приятелям.
— Мой отец подал на меня в суд, — беззаботным тоном сообщил он Марку.
— Смотри не угоди в колонию, — ответил Марк, сам отсидевший уже срок в минувшем году.
— А я убегу еще раньше, — сказал Ричи, — и поступлю на флот.
— Они тебя найдут. Все имена записаны на компьютере. Тебя разыщут, никуда ты от них не спрячешься.
Через две недели состоялась предварительная беседа у инспектора. Тот посоветовал, чтобы семья обратилась в Центр по борьбе с наркотиками.
Ричи наотрез отказался.
— Я пойду на вечернюю работу, и у меня не хватит времени мотаться туда, да и ни к чему мне это.
Джордж и сам не жаждал встреч с психологами.
Слушание дела было назначено на 17 мая. Но Джордж явился в суд один.
— Я беру назад свое заявление. Ричи по вечерам работает. В доме стало спокойнее.
Судья прочла заключение инспектора и, пристально посмотрев на Джорджа, резко спросила:
— Вы хотите нас уверить, что ваш сын по волшебству исправился за один месяц?
— Да, ваша честь.
— И вы хотите дать ему еще один шанс? Что ж, я понимаю ваше решение. Все-таки, — крикнула судья вдогонку Джорджу, — рекомендую вам и вашему сыну посетить Центр по борьбе с наркотиками.
Джордж кивнул, довольный, что можно сбежать из этого скорбного места. Но он не прислушался к совету судьи. И Ричи тоже. Непонятно, почему Динеры так упорно отказывались прибегнуть к помощи специалистов. В конце концов, они могли обратиться к частнопрактикующему психиатру. Кэрол могла одолжить деньги на это у родителей, даже не говоря о том, что происходит у нее в доме, чего она боялась больше всего на свете.
И снова Джордж не был честен с самим собой. На словах он утверждал, что психиатрию придумали либералы, это, мол, порченый плод, который не должны вкушать консерваторы, к каковым он себя причислял. Да и лечение помогает лишь тем, кто желает лечиться, а Ричи как раз и не желает. Но в тайниках души Джордж не хотел, чтобы кто-то посторонний вмешивался в его мысли, врывался в его личную жизнь, подвергал сомнению его поведение. Мне сорок два года, говорил себе Джордж, я прожил уже полжизни, и мне не нужно, чтобы какой-то радикал-психиатр разъяснял мне мои недостатки.
В начале осени, после возобновления занятий в школе, Брик назначил Ричи свидание в павильоне аттракционов. Брик заметил Ричи у стены, тот стоял, странно скорчившись. Брик с трудом вытащил приятеля на тротуар.
— Ты наглотался? — спросил он.
У Ричи был до этого скандал с отцом. Он выбежал на улицу, и Джордж послал ему вслед: «Если примешь наркотики, домой не возвращайся!»
— Сколько ты принял?
Ричи показал пальцы обеих рук. Брик с ужасом сосчитал: «Девять», — и заволновался. Таким он Ричи еще не видел. Обычно его забавляло, когда, после одной таблетки, Ричи скользил по льду, уморительно подражая Чарли Чаплину, или имитировал какую-нибудь звезду рока. Но сейчас он испугался, ему показалось, что Ричи умирает. Того неудержимо рвало, буквально сводило от конвульсий.
— Ей-богу, Динер, ты сумасшедший! — со страху громко выкрикнул Брик.
Они прошли немного, Ричи вдруг остановился и с рыданием в голосе сказал: