Он снова стал думать о Билле. Райан был уважаемым членом футбольной команды, но никогда по-настоящему не принадлежал к их компании. Когда разговоры в раздевалке переходили от школьных дел и спорта к тому, кто последний щупал Мэри Джо Манси, Билл незаметно уходил. Тем не менее он был нормальным парнем. Он творил чудеса с карбюраторами и ходил на танцы Организации католической молодежи, танцевал там с девушками и даже в течение нескольких лет довольно постоянно встречался с Кэрол. Но он всегда оказывался на шаг в стороне от остальных ребят, у него как-то не получалось петь с ними хором. Он был одним из тех, кто слышит другую, свою музыку.
Некоторые из ребят дразнили его за то, что он такой правильный, но Джим никогда в этом не участвовал. Билл ему всегда нравился. С Биллом он мог обсуждать проблемы, о которых другие ребята и понятия не имели. Серьезные вещи, идеи. Они оба очень много читали и часто обсуждали книга. Он до сих пор помнил их спор о книге Эйна Рэвда "Атлас пожал плечами" сразу после того, как она вышла в свет. Они редко соглашались в чем-нибудь. Именно поэтому их разговоры были такими интересными. Билл всегда воспринимал вещи возвышенно. Джим называл его идеалистом, а Билл окрестил Джима циником. Сначала Джима поразило, что Билл после школы поступил в семинарию иезуитов.
- А я-то думал, ты пойдешь в механики, - вспоминал он свою шутливую реплику в адрес Билла. Но, поразмыслив, Джим пришел к выводу, что этого следовало ожидать. Он ведь знал, что Билл верит в Бога и в Человека, в добродетель и порядочность как воздаяние. Верил тогда и, очевидно, верит и теперь. В этом было нечто обнадеживающее в наш век, когда Бог умер.
А теперь Билл служит в приюте Святого Франциска. Забавно, как все возвращается на круги своя.
- Приятно видеть, что ты смеешься, старик, - сказал Билл.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты выглядел довольно мрачным для парня, только что ставшего богачом.
- Сожалею, - ответил Джим, зная, что Билл прав, и действительно не желая омрачать своим видом радостное событие. - Да, Хэнли этим завещанием отвалил мне кучу денег. Жаль только, что он не добавил к ним парочку слов.
- Таких, как "моему сыну"? - сказал Билл.
Джим кивнул. Ему было приятно, что Билл настроен на его волну. Старая связь, не подверженная помехам, волна дружбы, на которой они всегда общались, продолжала действовать.
- Да, это было бы здорово.
- Вряд ли кто-нибудь станет сомневаться, что ты его сын.
- Но этого недостаточно. Я хочу знать о себе все. Какой я национальности? При звуках какого гимна я должен салютовать? Вскакивать при первых нотах Марсельезы или плакать от умиления, когда слышу "Дэнни бой"? Должен ли я прятать в спальне свастику и каждый вечер тайно возглашать "Зиг хайль" или мне следует поехать на несколько лет в кибуц? Если мой родитель Хэнли, откуда, черт побери, родом он сам?
- Если судить по твоим гастрономическим пристрастиям, - сказала Кэрол, - ты, хотя бы отчасти, итальянец.
- По крайней мере, ты знаешь, кто твой отец, - сказал Билл. - Кто был твой отец. Ясно, что он никогда не забывал тебя.
- Да, но он мог узаконить меня в письменном виде.
Он почувствовал, как Кэрол накрыла его руку своей.
- Ты вполне законный для меня, - сказала она.
- Я тоже считаю, что ты вполне законный, - добавил Билл. - Чего еще ты хочешь?
- Ничего, - ответил Джим, не в силах сдержать улыбку. - Может быть, только сообразить, кто моя мама.
Билл возвел глаза к небу.
- Боже, научи этого человека довольствоваться тем, что он имеет... хотя бы на сегодняшний вечер. - Он посмотрел Джиму в глаза. - А позже я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь.
- Замечательно! А что, если мы слиняем отсюда и направимся в Гринвич-Виллидж? В кафе "Что?" сегодня вечер любительских групп.
4
Кафе "Что?" В Гринвич-Виллидже
Билл потряс головой: в ушах у него звенело. "Что?" представляло собой длинную узкую комнату. У левой стены посредине была устроена сцена. Квартет типа группы "Любители полных ляжек", называвший себя "Пурпурная пастель Гарольда", освобождал сцену от своих инструментов для следующего выступления.
- Громко, но неплохо, - сказал Билл Джиму и Кэрол. - Довольно гармонично. И мне понравился номер на стиральной доске.
- Они не перспективны, - возразил Джим, одним глотком допивая бутылку пива. - Немного от "Роллинг Стоунз", немного от "Ложек", кое-что от "Битлов", чуточку "Бирдсов". Мне лично они понравились, но хороших сборов они не сделают. Не то звучание. Какая-то мешанина. Но все же лучше тех, что выступали первыми и исполняли Халила Джибрана в стиле ядреного рока. Ух!
Билл не удержался от смеха.
- Джим Стивенс - самый строгий в мире критик. Джибран не так уж плох.
Кэрол тронула Билла за руку.
- Давай вернемся к тому, о чем ты говорил, пока эта музыка не оглушила нас. Насчет поездки в Нъю-Хэмпшир. Ты действительно считаешь, что у Маккарти есть шанс на первичных выборах?
- Думаю, да.
Он потянулся за пивом не потому, что хотел сделать глоток, а для того, чтобы избежать прикосновения руки Кэрол. Оно было так приятно - ее рука, теплая и мягкая, пробуждала воспоминания, которым лучше было не просыпаться. Он посмотрел на Кэрол.
Кэрол Невинс - теперь Стивенс. Девочка, неужели я когда-то был влюблен в тебя? Водил в кино, держал тебя за руку, обнимал за плечи и за талию, целовал на прощание. Не больше. Детская любовь. Теперь ты - женщина. У тебя изменилась прическа, фигура стала женственней, но твоя улыбка так же дразнит, а глаза у тебя все такие же лучистые и голубые.
Билл понимал, что Кэрол станет для него проблемой. Уже стала. Сколько ночей он не мог уснуть в обычное для себя время из-за эротических мыслей о Кэрол!
Все годы в семинарии он старался приучить себя к автоматическому соблюдению обета целомудрия, к тому, чтобы стать в известном смысле бесполым. Это оказалось не так трудно, как он думал. Сначала он научился подходить к этой проблеме как к форме добровольного откладывания исполнения желаний на более поздний срок. День за днем он откладывал сегодняшние сексуальные порывы на завтра, но это завтра никогда не наступало. Откладывание было бесконечным.
С годами это стало проще. Потребовалось время, но теперь он умел мысленно отгораживаться от соблазнов и желаний, грозящих бедой, и предавать их забвению до того, как они проникнут в его сознание или повлияют на его либидо.
Так почему же это не получается, когда дело касается Кэрол? Почему он оказался не в силах не допускать ее в свои мысли с тех пор, как увидел на прошлой неделе?
Может быть, потому, что Кэрол была из прошлого. Ни одна женщина не могла занять места в его сердце сегодня, но Кэрол жила в саду его души до того, как он окружил его стеной. Он думал, что его чувства к ней давно умерли и ушли в прошлое, но, очевидно, ошибался. Старые корни еще не засохли.
Разве не глупость все это целомудрие?
Сколько раз он слышал этот вопрос... от других, от себя самого! Кто-то, настроенный враждебно, даже процитировал Маркса, мол, очень просто стать святым, если не хочешь стать мужчиной. Билл в ответ только пожал плечами. Целомудрие входило в комплект, было частью обета, который он взял на себя перед Богом: ты отказываешься от власти, богатства, секса и всего другого, что мешает отдать свою энергию целиком Богу. Самоотречение укрепляет веру.
Билл осознавал глубину своей веры. Она переполняла его сердце и владела его разумом. Он гордился тем, что не был ни аскетом, устремленным в небеса, ни мальчиком-переростком, прислуживающим при алтаре. Обеими ногами он стоял в реальном мире. Его вера была зрелой, опиралась на интеллект, не полагаясь на библейские мифы и притчи. Он, конечно, читал жития святых и их писания и, разумеется, де Шардена, но он еще штудировал Хайдеггера, Киркегаарда, Камю и Сартра.
Он без труда справился с ними. Но может ли он справиться с Кэрол?
- Я не верю Маккарти, - говорил Джим.
Билл не мог не рассмеяться.
- Ты снова стал циником?
- Он никогда и не переставал им быть, - заметила Кэрол.
- Будем говорить серьезно, - сказал Джим, наклоняясь к нему. - Я просто не доверяю кандидатам, зацикленным на одной проблеме. А по существу, я не доверяю кандидатам вообще, вот и все. Политика, похоже, портит любого, кто ею занимается. Люди, которые могли бы стать лучшими кандидатами, не обладают достаточно дурным вкусом, чтобы участвовать в выборах.