С тех пор писатель Крюков больше нигде не работал, жил случайными приработками в многочисленных газетах, причем сознательно выбирал наиболее отвратительные из них - те, которые даже "желтыми" можно было назвать с большой натяжкой. Сам Гоша именовал их "черной прессой".
Ему было сорок пять лет, и в будущее он смотрел с демонстративным пессимизмом.
- У тебя деньги есть? - спросил Журковский, когда они с Крюковым вышли на улицу.
- Малость есть... А у тебя что, нету, что ли?
- Да знаешь... Пойдем-ка в обменник.
Журковский решил разменять последнюю сотню. Все-таки на эти традиционные осенние приемы ни он, ни Галина никогда не жалели денег, как бы мало их ни было. Даже, случалось, занимали специально, чтобы первого сентября принять гостей подобающим образом.
- Разбогател, профессор?
- Да куда там... остатки прежней роскоши. А точнее - остатки гонорара за книгу.
- А-а, ну да, ты теперь книги пишешь. А я вот, знаешь, держусь. Не сдаюсь.
- Так у меня же не то, Гоша. У меня же по специальности.
Журковский вдруг понял, что оправдывается. А с чего ему оправдываться? Книгу эту он писал почти семь лет. А издать удалось только теперь. Греч помог.
- Тебе мэр, что ли, помог? Я так слышал, - заметил Гоша, и Журковский в очередной раз удивился тому, насколько часто бывает, что твою мысль неожиданно продолжает собеседник, словно бы с легкостью читая то, о чем ты размышляешь в данную минуту.
- Помог.
- Ну-ну.
Гоша замолчал и молчал до самого обменного пункта.
- Иди, - буркнул он, остановившись возле стеклянных, озаренных таинственным внутренним светом дверей казино. - Иди. Я тут подожду. Я в такие места даже заходить не могу. Тем более с кем-то там разговаривать... Ты уж давай сам...
В ночной магазин, находившийся рядом, Гоша все-таки соизволил зайти.
- Тоже гадюшник, - прокомментировал он. - Но мы же сюда по нужде, так сказать... Не по прихоти...
Журковский промолчал, выбирая из множества разнокалиберных бутылок с разноцветными, яркими этикетками те, что удовлетворили бы вкусы всех, кто сейчас находился в его квартире.
- Что ты смотришь? Бери подешевле да побольше, - сказал Гоша. - Один черт - все подделка!
- Да что вы такое говорите! - встрепенулась продавщица за прилавком. Какая такая подделка! У нас вся водка заводская. Тоже мне, специалист!..
Крюков открыл было рот, чтобы ответить, но охотничий блеск, загоревшийся в его глазах, внезапно погас, он проглотил вертевшееся на языке слово и, сунув руки в карманы плаща, отошел от прилавка, предоставив Журковскому самому произвести выбор.
- Больной, - зло сказал продавщица.
На обратном пути Гоша тоже не проронил ни слова.
Когда Журковский, поглядывая на надувшегося товарища, вошел во двор своего дома, он не смог удержаться от гневного восклицания.
- Вот люди, - в сердцах сказал он, показывая Гоше на железную дверь подъезда.
Дверь была по обыкновению приоткрыта.
- Ты чего? - спросил Крюков.
- Да понимаешь... Поставили нам дверь, с кодовым замком... Чтобы бомжи не ходили. А то раньше было черт знает что... Грязь, вонь... Зимой ночевали на лестнице... Ну пили, понятно... Можешь себе представить?
- Очень даже могу, - ответил писатель.
- Да... Так вот, поставили дверь... А жильцы, видишь, не закрывают...
- И чего ты так расстраиваешься? Подумаешь, проблема!
- Да, проблема!
Журковский захлопнул тяжелую дверь с такой силой, что от грохота завибрировали тонкие перила лестницы на всех пяти этажах. Они отозвались глухим унылым звоном, который был исполнен какой-то совершенно безысходной тоски.
- Проблема! - повторил Журковский. - Не дверь меня волнует. И не бомжи. Господь с ними. Я привык уже. Но люди, люди! Сколько они кричали, сколько между собой шушукались - ах, мол, какой беспорядок на лестнице! Ах, мол, куда это только власти городские смотрят! Вот, сделали им замок - так они... Не понимаю я, не понимаю! Тупость эта меня из себя выводит. Не понимаю!... Все могу понять - и воровство, и подлость могу... И бандитизм... Корыстные интересы. Как Ленин говорил - ищи экономический интерес... Но здесь... У меня просто слов нет. Такая тупость беспредельная...
- Слушай, у тебя сегодня случилось что-то? - спросил Крюков. - С чего это ты так взрываешься по пустякам?
- Да нет, в общем, ничего...
- С Гречем какие-то сложности?
Журковский замер на лестнице с поднятой ногой.
- А при чем тут Греч? И вообще - ты это с какой стати о Грече?
- Ну ты же с ним встречался сегодня. Вот я и подумал, что у вас там...
- Да почему у нас там должно быть что-то такое-этакое? Что у нас с ним вообще может быть? У него своя жизнь, у меня своя... Мы с ним практически не пересекаемся.
- Да ладно... - Гоша хлопнул Журковского по плечу, подталкивая вперед. Шагай давай. Водка стынет.
Журковский послушно начал подъем, снова забылся и схватился за липкие перила.
- Ах, дьявол тебя подери!..
- Что еще? - усмехнулся Гоша.
- Да так... Перила грязные.
- Просто я думал - он же тебе с книгой помог. Может, у вас с ним дела какие-то?
- Да нет у нас с ним никаких дел! Нет! А дверь - она меня давно раздражает. Вот и прорвалось. Ничего особенного.