Две недели после того, что увидела в интернете, она выпивала каждый день и никак не могла остановиться. Страшные картинки преследовали ее во сне, и она вскакивала среди ночи, бежала на кухню и пыталась забыться с помощью алкоголя.
Петрович покосился на бутылку.
– Ты, мать, чего-то зачастила. Вот сейчас замазкой стеклышки по краям залеплю, и можно по чуть-чуть.
Ольга вздохнула. Пить одной не хотелось. То, что она видела в «живой камере» называлось скарингом, или искусственным шрамированием. В глобальной сети она нашла много ссылок на подобные сайты, правда, русскоязычных было немного. Это искусство пришло с островов Полинезии и получило наибольшее развитие, как разновидность татуировки, в Голландии и США, хотя по популярности сильно ей уступало. Но даже на платных сайтах закрытых клубов любителей скаринга она не видела ничего, сходного с тем, что посмотрела в сети. Ее подруга Роксана – девушка по вызову и большой специалист по бандажу, практиковавшая садомазохизм и удовлетворявшая продвинутых клиентов всеми возможными способами, посоветовала прозвонить салоны татуировки. Насколько Ольга смогла узнать, в Москве, да и в целом по России скаринг был экзотикой и решались на него единицы, удовлетворяясь небольшими простейшими операциями. Специалистов скаринга можно было пересчитать по пальцам, но и они производили впечатление дилетантов. Для большинства это было скорее хобби, чем работа.
– Ну, вот, – Петрович вытер тряпкой руки, – принимай труд, хозяйка. Красить можно, как подсохнет. Хочешь, завтра сделаю.
– Покрасить я и сама смогу, – буркнула Ольга, разливая водку.
– А закусить?
– Привередливый ты, Петрович, сил нет, – Ольга достала из холодильника банку огурцов и завернутую в фольгу ветчину.
– Без закуски только алкоголики потребляют, – рассудительно сказал Петрович, нарезая ветчину.
Он выловил из банки огурец, разрезал его вдоль и поднял рюмку.
– Ну, за то, чтобы катаклизмы почаще приходили в столицу нашей родины, город-герой, белокаменную, златоглавую…
Не дождавшись окончания тоста, Ольга опрокинула водку в рот и, сморщившись, схватила огурец и захрустела им.
Петрович не спеша выпил, облизнулся и взял кусок ветчины.
– Не поверишь, мать, половине дома окна вставлять пришлось. Во халтура подвалила! Грешно, конечно, на неприятностях человеческих зарабатывать, ну так если не я – кто другой подшустрит. Моя кобра уж на что деньги любит, – он покачал головой, осуждая «кобру», – а и то скрипеть начала: каждый день пьяный, каждый день пьяный! А как людей обидеть, если со всей душой подносят, в благодарность, так сказать, – Петрович снова облизнулся и покосился на бутылку.
Ольга налила еще по одной.
– Спасибо, Петрович, что хоть через две недели ко мне добрался. Я уж думала, без стекол зимовать придется.
– Да что там, – не заметив подвоха, Петрович махнул рукой, – свои люди, по-соседски…
Дверной звонок прервал его речь. Ольга пошла открывать. На пороге, уперев толстые руки в бока, стояла жена Петровича в бигуди на желтых волосах и засаленном на животе байковом халате.
– Где там мой благоверный? – хмуро спросила она.
– Петрович, за тобой пришли, – крикнула Ольга.
– Уже иду, только инструмент соберу.
Ольга услышала, как звякнула о рюмку бутылка. Петрович выскочил в коридор, энергично работая челюстями.
– Уже закусывает, – как бы взывая к женской солидарности, указывая на него пальцем, сказала «кобра».
– Что ты, что ты, ласточка, – пробормотал с полным ртом Петрович.
– Из шестнадцатой квартиры звонили. Когда, спрашивают, балкон стеклить будешь?
– Уже иду, уже иду, птичка моя.
Оставшись одна, Ольга прошла в мастерскую. Сегодня она не успела еще заглянуть в интернет – Петрович пришел с утра. Пришлось помогать ему снимать размеры, потом ехать в стекольную мастерскую. Она включила компьютер и присела на вращающийся стул возле него. Почти две недели от того, кто прислал ей видео, не было никаких известий. Убеждая себя, что ей это надо для работы, она снова и снова просматривала запись. Паренек, которому делали скаринг, вызывал жалость, граничащую с брезгливостью. Как бездомный завшивевший котенок. И ей никак не удавалось разглядеть того, кто вырезал на теле сероглазого паренька рисунки. Почему-то ей казалось, что она знает этого человека и сможет остановить его.
С интернетом она соединилась не сразу – ночью пользователей было много. В углу экрана мигал темный шарик вызова. Сердце забилось, как от ночного кошмара. Ольга сбегала на кухню за пепельницей и нервно закурила. На экране опять возникла та же самая комната с креслом и хирургической лампой над ним.
Сероглазый паренек резал сидящую в кресле нагую девушку с кляпом во рту. Девчонка была молоденькая, почти ребенок.
Сигарета, догорев до фильтра, обожгла пальцы. Ольга бросила ее на пол и затоптала, не обращая внимания на паленый запах тлеющего ковролина.
– Сумасшедший, – прошептала она, – ты просто сумасшедший.
Больше в комнате с белыми стенами, судя по всему, никого не было.
Девушка пытаясь кричать, билась в кресле. Лицо у паренька было хмурое, сосредоточенное. Казалось, он даже жалеет, что приходится причинять страдания, но делает это ради какой-то известной только ему высшей цели. Глаза его горели фанатичным огнем, но пальцы уверенно держали скальпель с обломанным лезвием. Ольга схватила телефонную трубку, трясущимися пальцами набрала номер.
– Алло, Роксана, ты можешь подъехать? Опять то же самое, только еще хуже. Ну, про что я тебе рассказывала.
– У меня клиент, милая моя, – голос у Роксаны был низкий, с хрипотцой, – встань, как стоял, я тебе сказала, – приказала она кому-то. – Через два часа смогу, не раньше. Годится?
– Не знаю, но я запишу все, что показывают, – Ольга почувствовала себя на грани истерики, – Это бред, сумасшествие какое-то.
– Ладно, ладно, не суетись. И не пей в одиночку.
– Хорошо, жду.
Стиснув ладони между колен, Ольга раскачивалась перед экраном, то закрывая, то открывая глаза.
– Прекрати, прекрати, ублюдок, – закричала она, не выдержав, и что было сил, саданула кулаком по клавиатуре.
Посыпались клавиши, выбитые ударом. Ольга вскочила и заметалась по студии, пиная ногами попадавшиеся на пути холсты и подрамники. Нет, я с ума сойду. Она решительно направилась в кухню и достала из холодильника початую бутылку водки.
Роксана приехала почти под утро. Цокая высокими каблуками, она прошла в комнату.
– Налей-ка мне, прежде всего, чего-нибудь выпить – устала я, как собака. Клиент какой-то двужильный попался. Три раза кончил – и все мало.
Она была в мини-юбке, блестящей кожаной куртке и черном парике. Ярко-красные губы выделялись на бледном лице с темно-синими тенями под глазами, полуприкрытыми накладными ресницами. Ольга налила ей рюмку коньяка.
– Ты видишь, я даже свою боевую раскраску не смыла, – Роксана залпом выпила коньяк, сняла куртку и бросила ее на стул. – Ну, что тут у тебя?
– Сейчас он ее спать уложил и сам лег. Он сумасшедший…
– Постой, постой, давай-ка по порядку: кто кого уложил и куда лег сумасшедший. А лучше – покажи запись.
Они присели к компьютеру. На экране, освещенное приглушенным светом, было разложенное кресло со спящей в нем девушкой. Губы у нее припухли, под глазами были дорожки слез.
– А девочка очень даже, – кивнула Роксана, – такая свежая, миленькая. Ты не влюбилась, часом?