– И на том спасибо.
Волохов прошлепал в ванную, постоял под холодным душем, пока не замерз.
В кухне его ждала яичница, гренки из белого хлеба на молоке и яйцах и кружка молока.
Иван присел напротив и смотрел, как он ест.
– Ты сам-то поел? – спросил Волохов, уплетая яичницу.
– Поел.
– Могу представить, что, – скептически заметил Волохов и вдруг замер от пришедшей в голову мысли. – Иван, а ведь во время боевых действий пост не соблюдается. А мы с тобой, считай, на войне!
Иван задумался.
– Вы знаете, Павел, я не уверен, хотя что-то об этом слышал. Если бы можно было связаться с наставником, я бы попросил совета.
– А совет Александра Ярославовича тебя не устроит?
– Не знаю, – задумчиво сказал Иван, – игумен его уважает, я видел. Но насколько он сведущ в канонах православной церкви…
У Волохова кусок яичницы встал поперек горла. Он закашлялся и, схватив кружку, сделал большой глоток молока. Его разобрал такой смех, что он согнулся, хватаясь за живот, чуть не попав лицом в тарелку.
– Ох, я не могу. Ой, ну ты меня уморишь. Нет, я должен ему это сказать!
Иван спокойно смотрел на него, улыбаясь и Волохов постепенно успокоился.
– Я что-то не то сказал?
– Нет, ты сказал, что надо. Просто классно сказал. Я обязательно передам Александру Ярославовичу твои сомнения. Ты знаешь, – Волохов наклонился и, понизив голос, подмигнул пареньку, – они меня тоже иногда посещают.
Позавтракав, Волохов убрал постель. Иван вымыл посуду и присел у стола, разложив перед собой книги отца Василия.
– Павел, мне понадобятся писчая бумага и ручка.
– Сделаем. А ты не хотел бы переодеться?
Парнишка оглядел себя и непонимающе взглянул на Волохова.
– Моя одежда не подходит?
– В ней от тебя за версту несет святостью. Молодежь так не одевается. Ты не должен выделяться.
– Наверно, вы правы, – Иван похлопал ресницами, – а что делать?
– Ты пока разберись с книгами, а я тебе что-нибудь куплю. Договорились?
– Только не очень яркое, ладно?
– Как скажешь. К двери не подходи, что бы ни случилось. Я быстро.
Парень сидел на полу, обхватив колени, и смотрел на нее восхищенными серыми глазами. Такой взгляд она видела в церкви у прихожан, когда ей случалось туда попасть. Мысли путались, тело было словно чужое. Светка приподняла голову. Она лежала на водяном матрасе, укрытая простыней до подбородка. Комната казалась большой, стены были белыми, матовыми. В полутьме она разглядела посреди комнаты на кафельном квадрате странное кресло. С ним было связано что-то неприятное, но что, она не могла вспомнить. Большая лампа, похожая на медицинскую, горела вполнакала.
Парень увидел, что она пошевелилась, и улыбнулся.
– Здравствуй. Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – неуверенно ответила Светка, – где я?
– Ты у друзей.
Что-то вспомнив, она подняла простыню и посмотрела под нее.
– Что со мной?
– А что ты чувствуешь?
– Не знаю… Мне, как-то непривычно. Неужели это я? – Светка встала, кутаясь в простыню, и подошла к зеркалу.
Отвернувшись от паренька, она приоткрыла простыню и долго смотрела.
– Ты стала красивая, ты просто неземная. Неужели тебе не нравится?
– Я почти ничего не помню. Было больно, потом было хорошо. А потом опять больно.
Парень встал и, подойдя к ней, расстегнул рубашку с длинным рукавом и снял ее.
– Я такой же, но ты лучше.
Светка провела пальцами по его выпуклым шрамам на груди. Он улыбнулся.
– Это очень красиво.
– Да, наверное… А кто меня сделал такой?
– Я. Я очень старался.
– А кто делал это тебе?
– Мой друг. Даже не друг, а учитель. Он направляет мою руку, он заботится о нас.
– Он здесь?
– Нет, он давно не появляется, но я слышу его голос. Он очень хотел бы стать такими, как мы, но не может.
– Как тебя зовут?