– Тогда передай перец, – Сергей вылил остатки в стакан, – Иван, у тебя где-то мед был.
Он высыпал в стакан половину чайной ложки черного перца, добавил ложку меда, размешал и вручил стакан итальянцу.
– Прошу. Лучшее лекарство от простуды.
Бартелли с сомнением взял почти полный стакан, примерился и стал пить.
Волохова передернуло. Брусницкий сморщился.
– Ну, кто же так пьет водку!
Бартелли допил, выронил стакан и выпучил глаза. Волохов вложил ему в растопыренные пальцы бутылку минеральной воды, к которой тот и припал, как исстрадавшийся в пустыне путник.
– Однако, – прохрипел он, когда бутылка опустела, – пожалуй, я все-таки предпочту аспирин.
– Вы ешьте, ешьте. А то можете остаться голодным.
– Почему?
– Стакан водки на голодный желудок – это серьезно.
– Да, да, вы правы, – Бартелли схватил ложку и стал хлебать уху.
Доесть он успел, но потом просто отвалился к стенке палатки и, невнятно попросив не обращать на него внимания, заснул.
Брусницкий вышел из палатки и позвал Волохова. Они отошли в сторонку.
– Ну, и что думаешь?
Волохов пожал плечами.
– Не знаю. Пусть он с Иваном позанимается, может быть, и поможет чем.
– Итальянский поп? Кого мы все-таки ловим, Павел?
– Если скажу – не поверишь.
С утра Бартелли встал с головной болью, но без простуды. Наскоро перекусив, он поманил Ивана.
– Мой юный друг, не пора ли нам приступить к делу?
– Я готов.
– Очень хорошо. Господа, мы вас оставим до обеда. Нам нужно уединение.
– Книги взять?
– А какие у тебя есть книги?
Иван принес книги отца Василия и свою тетрадь с записями.
Бартелли бегло пролистал тетрадь, просмотрел книги.
– Прекрасно, мой мальчик, прекрасно. Вы почти все знаете, – он поднял вверх палец, – почти! Берите все и пойдем.
– А мы можем говорить по-итальянски. У меня совсем нет языковой практики.
– Конечно! Мы будем говорить только и исключительно по-итальянски.
– А на латыни?
– Непременно поговорим на латыни. Только прошу избавить меня от споров по поводу разделения наших церквей, – с улыбкой попросил Бартелли.
Они отправились в сторону монастыря. Брусницкий надел болотные сапоги и собрал спиннинг.
– Сегодня моя очередь добывать пищу, – сказал он.
Волохов ухмыльнулся.
– Ну, значит мы без обеда.
Вернулся Брусницкий через три часа промокший до пояса, без рыбы и жутко ругаясь.
– Сплошные зацепы! Пять блесен оборвал. Как ты их ловишь? Руками, что ли?
– Руками, – подтвердил Волохов.
После обеда итальянец опять увел Ивана. Кажется, мальчишка был доволен. Вечером итальянец рассказывал о своей стране, о Ватикане, монастырях. Брусницкий вставлял редкие замечания. Заинтересовавшись, Бартелли спросил его, долго ли он жил в Италии, но, получив уклончивый ответ, прекратил расспросы.
На следующее утро Волохов встал мрачный. Безделье его утомляло. Он пропал на весь день, Бартелли с Иваном снова ушли к монастырю. Брусницкий позвонил в Москву. Все было тихо, в квартиру Покровской никто не приходил и даже телефонных звонков не было.
Волохов вернулся к ночи мрачнее туч, которые опять собрались над озером. Не глядя ни на кого, бросил к костру рыбу и ушел в палатку. Бартелли вопросительно приподнял бровь.
Брусницкий попросил Ивана спрятать рыбу и полез в палатку. Волохов лежал, отвернувшись к стене.
– В чем дело, Павел?
Волохов резко обернулся к нему.
– А ты не понимаешь? Что мы здесь делаем? Гуляем, отдыхаем, спим! Я уже здоров, весел и бодр. Надо действовать.
– Как?
– Не знаю, – Волохов стукнул кулаком по ладони, – но не сидеть же сложа руки.
– Александр Ярославович считает, что он должен еще объявиться. Я не знаю, на чем основана его уверенность, но меня он убедил.